Файлы для загрузки:

1. Аудиозаписи семинара
2. Стенограмма семинара 16.07.2015
3. Фотографии

 

Стенограмма семинара 16.07.015

Марача. Сегодня у нас 16 июля 2015 года, девяносто девятый по счёту семинар. Ещё чуть-чуть – и мы дотянем до трёхзначных цифр. Причём в силу того, что состоялась конференция, так у нас время уже вроде как каникулярное, но не провести рефлексию после такого мероприятия как-то было бы грешно. Ну а так мы планируем до середины или до конца сентября уйти на каникулы. Должен сказать, что мы в этом году план даже сильно перевыполнили, поскольку это у нас шестой сезон; в предыдущие годы у нас получалось по пятнадцать семинаров за год, а в этом году мы их провели уже двадцать четыре.

Давыдова. У нас есть план?

Баранов. По количеству.

Марача. По количеству? Нет.

Давыдова. Вы сказали – план перевыполнили. Значит, норма какая-то есть?

Марача. Просто она как бы естественным образом сложилась.

Давыдова. Раз в две недели, да?

Марача. Да, за предыдущие пять лет. Так получалось само собой, что по пятнадцать семинаров в год проходило. Но это не каждые две недели, это было немножко реже. А вот как раз в этом году двадцать четыре семинара – вот это мы примерно вышли на средний ритм раз в две недели. Хотя иногда мы и чаще собирались, иногда реже.

Ну и сегодняшний семинар у нас посвящён рефлексии конференции, которая проходила в Высшей школе экономики с 9 по 11 июля и была посвящена современным подходам к коммуникации, причём от условных последователей Московского методологического кружка было, если я не сбился со счёта, двенадцать докладов. Подавалось несколько больше, но несколько докладов было отклонено, но немного. По-моему, три доклада они отклонили, три заявки, а остальные заявки были приняты. И наши представители участвовали в работе четырёх секций: по философско-методологическим проблемам коммуникации; по управленческой проблематике; одна из секций называлась «Коммуникативные компетенции», если я не путаю; и ещё одна секция была посвящена PR и GR. GR – это, кто не знает, government relations. Public relations – это связи с общественностью, а government relations – это связи с правительством, связи с государством. Ну и ваш покорный слуга удостоился то ли чести, то ли бремени делать пленарный доклад. Также некоторые из здесь присутствующих и не присутствующих выступали в качестве модераторов секций. Ну и я думаю, что сегодня все, кто желает, поделятся своими впечатлениями, ощущениями, соображениями; думаю, что в том числе не только ретроспективного, но и проспективного характера.

Кто первый желает?

Степанов. А назвать участников?

Марача. Да, прошу прощения. Тогда со скайпа начну. В скайпе у нас, просто в порядке, как это высвечено на экране, Владимир Поляк, Марк Рац, Пётр Королёв, Татьяна Селина, Михаил Гайдин, Владимир Степанов. Ну и ещё, в принципе, на связи должна быть Вера Данилова, но почему-то соединиться с ней пока не удаётся; надеюсь, она объявится. А в зале у нас Любовь Цой, Галина Давыдова, Денис Магдеев, Александр Балобанов, Антонина Ростовская, Вадим Розин, Дмитрий Реут, Борис Сазонов и Павел Баранов. Ну и Вячеслав Марача – весь вечер за роялем.

Кто желает начать сие мероприятие?

Давыдова. Давайте.

Марача. Галина Алексеевна, прошу Вас.

Давыдова. Я не знаю насчёт впечатлений, ощущений, ещё что-то Вы такое просили начать *.

Марача. Соображений.

Давыдова. Соображения – третье было, последнее, а вот там впечатления, ощущения и так далее. Впечатления были разные, и только к концу у меня сложилось представление о том, что там происходит, потому что поначалу казалось это очень… Были же иностранные гости, американские профессора очень статусные, поэтому ясное дело, что у них были возможности, так сказать, привилегии говорить без конца, их не останавливали; регламент сразу же начал нарушаться, всё остальное пошло всмятку и так далее. А в остальном – дом хороший, еда тоже вполне приличная. Компания у нас была симпатичная, поэтому эти все ощущения были положительные, и люди, которые туда приехали, и американцы – в общем, люди нормальные, совсем не такие, про которых у нас по телевизору говорят. Нормальные, скромные, деликатные, никаких гадостей не говорят. Хотя там был доклад, который касался, так сказать, политической части в СМИ. Нет, всё достаточно аккуратно. По моим контактам мне очень понравились люди из Томска – раз, из Санкт-Петербурга – два, и один человек из Московского университета, который о внимании говорил *. С ними даже у меня какие-то образовались контакты. Это впечатления.

Теперь соображения. Первое и основное соображение – то, что мы так насмешливо называли «коммуникативистикой» или «коммуникологией», и у нас ассоциация такая есть; я, правда, не знаю, что она делает. Но из того, что эти господа профессора говорили, у меня возникло точное и чёткое осознание того, что в Америке коммуникация – это институционализировано, и поэтому как бы нормальная работа идёт по всем университетам, соответствующим ассоциациям; там куча мест называлась. Был такой доклад, который как бы всю эту сферу описывал, просто описывал, как она создавалась и, так сказать, как она живёт теперь. Я в своих более подробных соображениях (на схеме, Борис Васильевич) нарисую, где, мне кажется, всё-таки их место и наше. Потому что мы-то вроде тоже занимаемся, но при этом, что и я выступала от Тольяттинской академии управления, значит, я вроде тоже каким-то образом в какие-то институциональные формы вхожу по месту своих занятий. А, тем не менее, ощущение самодеятельности у меня осталось. Это не значит, что мы не понимаем, это не значит, что мы хуже, ниже, сбоку – не в этом дело. А дело в том, что у нас это действительно не организовано, мы никому не нужны; полное ощущение, которое возникло у тех, кто там был, за счёт очень простого хода. В первый же день вечером Борис Васильевич провел нечто вроде такого рефлексивного семинара после того как сместился регламент и всё поехало. И обсуждение было такое: а, собственно говоря, что мы тут делаем и что мы хотим от этого получить? И, если я правильно его поняла, с точки зрения Бориса Васильевича нужно устанавливать контакты, которые бы как бы… за счёт чего бы мы попадали в эту область со своими мыслями, идеями, со своей организацией, с тем, как мы устроены. То есть это не значит, что мы должны что-то переделать, я его так поняла в себе здесь, но то, что мы как бы есть – вот это «то, что есть» должно найти место в этой международной организации. И ещё и была гроза, ещё был дождь, я приехала домой вообще мокрая целиком, и на следующий день в той секции, в которой я была, Матьяш делала доклад. Ольгу Матьяш нужно ли представлять? Там только один Марк Владимирович, который её знает, а остальные, наверное, нет.

Марача. Ну почему. Я думаю, что она же и в наших семинарах участвовала, и неоднократно была упоминаема.

Давыдова. Хорошо. Значит, делала доклад Ольга Матьяш, и такой же доклад делала вторая госпожа, по-моему, от Московского университета. Суть этих докладов была в том, что они проводили опрос; даже, наверное, нельзя сказать, что социологический, вот просто опрос. Там каким-то образом выделили преподавателей, которые связаны так или иначе с коммуникацией, то есть это могут быть и социологи, и психологи, и филологи. Была выделена вот эта группа разнообразных преподавателей. А во втором докладе – группа студентов, которые тоже типа, наверное, реклама * бакалавриат, да? Реклама и связи с общественностью. РГГУ – реклама и социология как специальности управленческие тут. И по этим опросам… Значит, суть этих опросов в том, как эти люди думают, преподаватели и студенты, нужна ли такая дисциплина, которая бы называлась, допустим, коммуникацией или коммуникативистикой, это неважно, но которая бы включала все те аспекты (которые сейчас рассыпаны по разным факультетам, разным дисциплинам, направлениям) как инструмент. То есть рассматривается коммуникация как инструмент, но инструментально это находится в разных местах. Что нужно это собрать, и так как бы зависть: вот в Америке это так, в каждом университет есть такой факультет – и нам тоже очень хочется.

И вот когда это обсуждение шло, после того как все доклады закончатся, и я, памятуя наказ Бориса Васильевича, задала вопрос Ольше Матьяш и второй даме, а что они собираются делать с этими опросами, вообще зачем они их проводили. И даже невежливо сказала: «Может быть, у вас был заказ? Как бы это очень хорошо такие вещи делать под заказ. Просто скажите: «Да». Не надо называть, кто это, не в этом дело. Важно – был заказ или нет, то есть, есть ли кто-то, кого это интересует, и, значит, под какой-то проект, под какое-то движение эти материалы могут пойти». Это был просто вопрос. Я не ожидала реакции, которая потом, потому что была. Ольга Матьяш стала отвечать и в её манере отвечала очень длинно, очень долго, и у меня возникло такое ощущение, что она почему-то оправдывается, потому что я не понимала, что там долго говорить. Нужно сказать: «Мы это сделали, потому что хотели», — вот и всё, или «нам поручили», или ещё что-нибудь, но больше ничего не требовалось в моём вопросе. А она начала очень долго объяснять, что они это делали, причём нигде она не ответила на вопрос, зачем делали; почему, но не зачем. Вторая дама – то же самое. И когда они, так сказать, проговорили всё это, встал, я не знаю, кто он, Широков? Как у него фамилия? Такая на «Ш». Дядечка.

Марача. С бородой?

Давыдова. Во всяком случае, вот с таким лицом.

Марача. Тогда не знаю.

Давыдова. Была на этом лице борода или нет – я что-то не помню.

Марача. Был высокий с бородой, это…

Давыдова. Нет, коренастый широкий.

Марача. А, нет, тогда другой.

Давыдова. Я не помню. Они же друг друга знают.

Баранов. Это университетский философ, по-моему.

Давыдова. В общем, он очень резко подхватил эту идею и сказал: «Да, это созрело, это давно пора, это неправильно, что это всё рассыпано». И у них возник, так сказать, некоторый ажиотаж по этому поводу, что вроде, ну, я только скромно спросила, а, собственно говоря, тогда программу нужно делать и как бы в Минобр с этим обращаться и так далее, к ректорам соответствующим университетов, где они работают и прочее, прочее. Но это вызвало некоторую такую вот активность ажиотажную, и я считаю, Борис Васильевич, что это был хороший проход, потому что и потом даже Матьяш меня благодарила в конце, если вы слышали. Я, правда, не поняла, за что, но, тем не менее, как говорит теперь молодёжь, «движуха» какая-то там началась. Это то, что касается ситуации, которая там была.

Теперь, исходя из этого, обдумывая всё это дело, я себе попыталась представить в двух схемах, собственно говоря, как институционализируется вот эта самая коммуникация. С одной стороны, что же у них. Исходя из…

Сазонов. Коммуникация или коммуникология?

Давыдова. Не знаю я, Боря. Мне сейчас неважно, как это назвать. Это вся сфера, связанная с коммуникацией, скажем так. Как ты её называешь – коммуникативистика, бенекология(?) – мне абсолютно неважно. Но сфера эта есть в Америке, она есть. И кое-что включила я туда из того, что я поняла, что они как бы обсуждали помимо того, что у нас тоже есть, потому что обсуждалось ещё то, чего у нас нет. Если можно, я это нарисую, чтобы Борис меня потом не упрекал (рисует). Это так, наброски, что называется, у меня никаких претензий нет какой-то такой схематизации. Это наброски исходя из тех мыслей, которые там возникли, и как это можно теперь представить вот здесь у нас. Это одна схема. А вторая схема – я пыталась уже в методологическом плане представить, на каком месте находится наука и теория – то, что там обсуждалось, вот это вот так, где же это, какое место. И здесь просто ничего нового нет, с моей точки зрения. Это в плане того, что делал Георгий Петрович с языком. Поэтому я не знаю просто, с чего лучше начать – вот с этой части методологической или с институционализации?

Марача. Поскольку рефлексия не имеет априорных форм, то тут с позиции ведущего я не могу, с чего начать. Может быть, чисто как бы с точки зрения организации коммуникации лучше начать с того, что Вам кажется проще и вызывает меньше вопросов, потому что вопросы наверняка будут.

Давыдова. Вопросы будут и, мне кажется, больше по институционализации, потому что это сфера полная, и она, конечно, должна быть обсуждена. Я явно всё туда не могу.

Марача. Тогда начинайте с методологической.

Давыдова. Хорошо. Тогда сфера будет вот здесь, а это – вот здесь внизу. Тогда схема рисуется таким образом. Значит, основа. В основе, Боря, и лежит вот эта схема, которую я называю базовой, на которой я работаю, и основное и у них и у нас (вот здесь я различий не вижу) – что здесь обсуждается главным образом на этой схеме? На этой схеме обсуждается непонимание. То есть я бы сказала так: те из докладов, которые были мне близки и понятны, и я как бы солидаризируюсь с этим – да, действительно, на этой схеме мы начинаем работать с этого. Георгий Петрович, когда рисовал как бы ход к науке о языке, то здесь было, между прочим, тоже непонимание, но в языке. А здесь непонимание в действии (тут уже как я это понимаю), которое осуществляют один и второй, и организация того, что в этом действии происходит, и когда оно недостаточно, то непонимание, которое даёт возможность двигаться по организации его. Конкретно могу сказать на своих работах, что рефлексия и движение возникают тогда, когда в организации что-то не получается. Как только можно сказать, что это было недостаточно, что студенты недовольны, что это было плохо или чего-то не случилось, тогда здесь возникает рефлексия, и дальше можно двигаться перспективно вперёд. Если всё произошло хорошо, то вообще не о чем говорить.

Эта линия идёт туда наверх. Что здесь дальше на этом, что сейчас одно возникает над этим местом? Раз у нас тут есть непонимание, то дальше способы работы обсуждаются. Над этим можно… Тут я сомневаюсь, на каком месте появляются методы, потому что здесь мне кажется важной коммуникация как практическое действие. Действие; возможно, что здесь методы; и дальше, когда вот это всё пройдено, тогда это наука, причём наука как понятие Крейга, как научно-практическое действие или организация работы. И дальше тогда возможна теория. Но до теории у них ничего нет насчёт теории. Насчёт этого – науки – в общем, тоже достаточно слабо, есть только проходы или желания, только у Крейга, больше ни у кого не было ничего. Методы обсуждали, конечно, работники вузов.

Розин. Методы теории.

Давыдова. Методы работы с коммуникацией как практическим действием. Ну, например, очень хороший был доклад – это Санкт-Петербург, по коммуникации конфликтов, конфликтологии. Она мне прислала свою презентацию, я её просила. Очень хорошая презентация, и, как вы заметили, чувствуется работа. Она, конечно, методична, это методика работы вот с этим.

И мы фактически (вот теперь посмотри, где я нахожусь) на этих двух линиях, вот на этой и на этой; из того, что я делаю и то, как я это понимаю. Может быть, есть частично в целом в академии, потому что там есть проекты внешние, не проекты внутри мастерской, а проекты внешние, выходящие за пределы, и тогда это есть. Ну, например, сейчас вот последний проект, который прошёл – это лагерь-форсайт со школьниками, где специально служба из нашей мастерской медиа-технологий организовывала коммуникационное сопровождение этого лагеря. И соответствующие материалы все выкладываются в трёх сетях. Они выкладываются «вКонтакте», выкладываются в «Фейсбуке» и в «Твиттере» от имени корпоративной газеты, которая называется «Актуальная». Это вот этот вопрос(?). Так сказать, это как бы есть. А основная работа идёт вот на этих двух линиях. И мне кажется, что в университетах, конечно, дальше методики работы вот здесь с коммуникацией как практическим действием из этих докладов никто не продвинулся дальше. Конечно, никакой науки, кроме желания у Крейга, и никакой тем более теории и в помине нет, и я вообще не знаю, может ли там быть теория или это такая область, которая в теории не нуждается, но это надо сказать, да? Пока это не говорится. И о науке говорят, но впустую. Здесь если есть вопросы, нет? По институционализации есть, нет?

(Продолжение доступно по ссылке)