Новый тип городских исследований

Главная / Публикации / Новый тип городских исследований

Новый тип городских исследований

 

Крупные города — основа государства и научно-технического прогресса, малые города — лицо страны и пространство сохранения традиций и культуры.

Обиженные судьбой, малые города и их жители, как правило, смиренны и тем горды. Они несут в себе другие ценности. Они оказались, по сути, единственными и подлинными носителями и консервантами традиций и потомств. Так в тихой Елабуге живут дома, дела, традиции Стахеевых и Шишкиных, сюда две войны привозят в плен японцев, здесь кончают свои лихие жизни самые неугомонные женщины — Надежда Дурова (женщина-гусар) и Марина Цветаева. Так в тишайшем Сарапуле шестнадцатилетняя девочка переходит в спаленку своей бабушки после смерти этой бабушки и будет спать в старинной купеческой кровати до самой своей свадьбы — и это уже в пятом, не то шестом поколении, более ста лет кряду. Малые города, даже все эти закрытые и полузакрытые наукограды и атомграды, быстро обрастают традициями и династиями (яркие примеры — клуб <<Под интегралом>> в Новосибирском академгородке и команда КВН города Фрязино).

Малый город — это всегда несправедливая и нечаянная жертва судьбы. Иногда жертвоприношение идет от рождения, и тогда городу суждено навеки остаться малым. Такова, например, судьба Боброва в Воронежской области: Екатерина II затевала здесь южную столицу империи, да затея сразу провалилась — кому охота тащиться в эту черноземную даль и глубинку, откуда ни до какого Парижа не добраться?

Чаще судьба бьет со всею силой и наотмашь на самом скаку и сыплет на город немилосердные удары почем зря.

Однако и малые города — носители идей свободы. Обсуждая кровавую историю муниципализации малых городов Франции, О. Тьерри заметил: <<Бремя рабства зависит от терпения несущих его>>. Так возник заказ и на разработку муниципальной программы города Шлиссельбурга.

  1. На него обрушилось как минимум пять ударов.

Первый: система каналов, настолько транзитная и нацеленная на Петербург, одновременно голодный и импортный, что все территории и города окрест каналов остались втуне, бесхозными, пустопорожними, малолюдными и маломощными. Нечто подобное наблюдалось в степной левобережной Татарии в 60—80-е гг. нашего века, когда три великих стройки — КАМАЗ, Нижнекамский Нефтехим и Нижнекамская ГЭС как пылесосы вымели все окрестное сельское население и обезлюдели плодороднейший край.

Второй удар был нанесен лет через сто. Развитие железных дорог ударило по Мариинской системе и вообще внутренним водным путям, грузопотоки существенно захирели, а сам путь погрузился в забвение и прозябание.

Третий: Октябрьская революция, беспощадная ко всем, но уж по малым городам ударившая особо. Диктатура пролетариата по этическим соображениям тяготеет к гигантским городам, где человек теряет свою сомасштабность производству и жизнедеятельности, превращается в <<винтик социалистического строительства и способа производства>> (И. Сталин), теряет способность и охоту к хозяйствованию. В ходе коллективизации, индустриализации и сопровождавшей их урбанизации из сел, малых городов и вообще всех форм малых поселений людской резерв и материал буквально вычерпывался и вырывался, бросаемый на обочины жизни крупных городов. Этот удар был тем еще злобен и тяжел, что растянулся на десятилетия — то Н. Хрущев вдруг стал укрупнять села и районы, то Л. Брежнев развернул программу физического уничтожения неперспективных деревень и городов.

Четвертый: война 1941—45 гг. и особенно — долгое противостояние воюющих сторон практически на одном месте чуть не два года кряду. Тут Шлиссельбургу сродни Волхов и Воронеж — города столь же глубоко пострадавшие, израненные и измученные войной больше всех. Так не повезло очень немногим городам, и шрамы войны на них не проходят и не заживают. Над городом витает дух погибших здесь, тяжелый и неупокоенный. И уже никогда не буйствовать в Шлиссельбурге довоенной сирени.

Пятый удар: административный зуд и почесотка перекроек границ и статусов. Вся государственная история России — сплошной административный зуд. Всегда и, по-видимому, надолго вперед. Тут качели в судьбе Шлиссельбурга не самые рекордные, но и не слабые: то город возглавляет уезд, по площади равный трем нынешним административным районам, то превращается в заштатный город районного подчинения, теряя при этом свое историческое название и чуть не на полвека превращаясь в <<Петрокрепость>> (Петр I эту крепость брал, а не строил — название само по себе нелепое, тем не менее этот топоним и связанное с ним самоназвание <<крепостные>> укоренились и выражают упорную покорность горожан: частенько приходится слышать в ответ на упреки в безынициативности — <<что с нас взять — крепостные>>), то, обретя статус города областного подчинения, теряет связи, хинтерланд, положение…

  1. Шлиссельбург находится в малозаметной и потаенной тени Петербурга, теперь уже и не окна — дверей России в Европу (а окна-то все закрываются и заволакиваются разными суверенитетами: все реже мы вспоминаем о Бресте, Чопе, Унгенах, о портах Украины и Прибалтики).

Шлиссельбург, оправдывая свое название — это тайный ключ от входа России в Европу. Тут и Шлиссельбургская крепость — тюрьма для крайних государственных преступников и государственной канальи (canalla — исп., государственный преступник, работающий на рытье каналов, сродни русской сволочи — преступникам, занятым на волоках; Шлиссельбург, кстати сказать, находится на старинном волоке <<из варяг в греки>> и до конца этого тяжелейшего промысла был полон сволочью, собранной из разных мест), неприступный рубеж при блокаде и … кто знает? Может, здесь совьется уединенный и удобный плацдарм и резиденция питерского бизнеса, во все времена круто замешанного на иностранном капитале? В середине 40-х гг. прошлого века в Петербурге из 128 торговых домов 28 принадлежало русским купцам, 30 — иностранным, остальные — иностранцам, принявшим российское гражданство; вот так просто обходили в свое время жесткий протекционизм российского правительства, не менее жесткого, чем нынешний антипротекционизм. Ныне иностранцы брезгуют нашими городами и весями, предпочитая заваливать нашу страну своими отходами и беспородной дрянью — марсами, сникерсами, стиморолами. <<Новые русские>>, вся крутизна которых измеряется исключительно баксами, отличаются удивительной культурной всеядностью — чем больше денег, тем ниже культурный уровень. Бравада душевной и культурной низостью стала модной и распространенной, по сути, во всех слоях общества, столпами которого являются личности, с моральной точки зрения, весьма шаткие.

  1. Спасение старой и формирование новой культуры городской жизни и городского самоуправления — основные мотивы заказа на создание муниципальной программы города Шлиссельбурга.

Коллектив исследователей из Москвы, Санкт-Петербурга и Шлиссельбурга по заказу администрации города разработал <<Муниципальную программу развития города Шлиссельбурга>>. По некоторым характеристикам она не только носит пионерский характер, но и вообще не имеет аналогов в практике городского управления.

Эта работа имеет скорее программный характер, нежели привычный проектный (что, к сожалению, в нашей практике всегда означает — прототипический: слепое и неукоснительное соблюдение СНИПов и других норм, имеющих обычно античеловеческий и алогичный характер). Программность означает, помимо всего прочего, активное участие разработчиков в жизни и становлении города, вовлечение социальных агентов и акторов города. Для мэрии данная работа во многом является public relations как собственных результатов, так и затей, замыслов и воли мэрии. Кроме того, здесь впервые обсуждается городской маркетинг — город как товар (что в городе может быть представлено как товар и что ни в коем случае не должно стать предметом торга).

Программность означает также наличие в работе двух планов: вневременного плана виртуальной (вымышленной) действительности, делающей эту работу интересной навсегда, и сиюминутного плана реализаций, когда идеи воплощаются или пробуются еще до своих описаний и текстовых воплощений.

От привычного генплана города или проекта городской (районной) планировки муниципальная программа отличается прежде всего тем, что в ее содержание входит только то, что посильно сделать самому городу, не надеясь на крохи с барского стола голодающей области, на подачки крупных производств или дотации из государственных и прочих скудных закромов. При всем возможном богатстве замыслов, идей и прожектов работа может показаться весьма скромной в своих реализациях; что ж, надо честно признать скромные возможности современного Шлиссельбурга.

Строить сегодня долгоиграющие планы и проекты — вводить в искус и заблуждение себя и окружающих. Поэтому муниципальная программа не выдвигает никаких сроков реализации. Тем не менее имеется достаточно надежное и проверенное практикой средство <<приземления>>. План социального и экономического развития города должен выступать средством сочленения генплана города и его муниципальной программы; при этом подобный план есть актуальное и ресурсообеспеченное средство стыковки генплана и программы. Эта ситуация заставляет по-иному подходить и к формированию годового плана развития, его идеологии и содержанию. В той же функции, что и план, выступает бюджет города как специфическая финансовая интерпретация плана.

  1. Многолетний опыт работы с городами, прежде всего малыми, привел к пониманию двух достаточно очевидных мыслей.

а) Всякого рода планы, проекты и тому подобные перспективы неуместны вообще в социальной действительности, бессмысленны в наше онтологически неописуемое и безобразное (без образа и противное) время, а по отношению к малым городам еще и безнравственны, ибо невыполнимы.

б) В этой ситуации возможен только программный подход, предполагающий:

— принципиальную неясность ситуации;

— признание мощной естественной составляющей (т. е. независимой от воли) в ситуации и траектории ее изменения;

— наличие искусственной составляющей, где замыслы и их исполнение нераздельны (при планировании и проектировании думают и сочиняют одни, исполняют совсем другие, используют — третьи); в социальной психологии это называется субъективацией деятельности, а в менеджменте — партисипативностью управления (интерактивностью) (Р. Акофф);

— холистичность (непрерывность) изменений в представлениях о будущем (культуросообразных норм и образцов, онтологических проекций) и социально значимых шагов по их реализации;

— превращение программных продуктов и результатов в ресурс программной деятельности, что порождает самовоспроизводство среды.

Можно сказать, что среда есть то, в чем происходит центрация того, что мы называем субъектом, иногда — особью, монадой. Мы противопоставляемся собственной среде только в том случае, если осознаем ее необходимость для себя. В понятийном ряду М. Хайдеггера среде, по-видимому, соответствует Gegnet — некоторая данность, то, что нам es gibt (дано), если и с каким-то умыслом, то только с одним — для размышлений и превращения нашей жизни и нашего бытия в существование, в Dasein, понимаемое как подтверждение мыслящим существом факта своего пребывания в этом мире, в этой жизни и в этом бытии. В конечном счете можно сказать, что среда, актуализируемая во времени и пространстве, очерченная горизонтом деятельности и понимания (деятельности или понимания), есть ситуация и наша уместность в ней как агентов или акторов среды (смотря по тому, что мы в ней, среде или ситуации, есть: тот, кто переделывает среду, либо то, что ею перемалывается, заедается).

Средовой подход — ведущий в экологии. Это оправдано и самоопределением в среде как необходимом условии существования, и в силу того, что средовой подход обеспечивает столь необходимое во всякой экологической идеологии воспроизводство. И не только природное или техноприродное, но и социоприродное и т. п. Например, культура, по мнению Библера, — среда существования личности, а потому он, Библер, и теряется при попытках провести грань между культурой и личностью. В нынешних условиях (глубочайшего кризиса) ценности воспроизводства и выживания выходят на передний план, затеняя собой проекты развития.

  1. Особенность муниципальных программ в нашей ситуации заключается в том, что мы вынуждены не только включать в них весь имеющийся мировой и отечественный опыт, не только учитывать нынешнюю социокультурную ситуацию, но и принимать во внимание то немаловажное обстоятельство, что муниципализация городов проходит вынужденным образом, реально против желаний и мнений горожан и их депутатов. Муниципализация проходит в условиях развала государственных структур власти и управления, освобождение носит странный характер <<одичания>> и именно поэтому сопровождается вандализмом, запустением, бегством, деградацией и разложением культурной элиты (уходом в митинговую политику, пролетарскую торговлю, эмиграцию и просто в деревню).

Именно поэтому муниципальные программы, по-видимому, должны иметь мощную идеологическую, правовую и теоретическую базу. В общем виде муниципальная программа может иметь следующую структуру:

Таблица

 

Если говорить о муниципальной программе Шлиссельбурга как реализации данной теоретико-методологической схемы, то здесь основу синтагмы должны составлять миссия города и декларация прав и достоинства горожан, парадигму — устав и городской кодекс, а ведущими проектами должны стать проекты и идеи <<Банка проектов и идей>>.

Представляется, что самодеятельная, а не вынужденная, т. е. субъективированная муниципализация, производимая на рациональных и разумных основаниях, становится все более невозможной и несбыточной — исторические шансы при неиспользовании имеют склонность к исчезновению. Основная причина отказа от этих программ — жесткое убеждение в том, что этот процесс, с одной стороны, не укладывается в сроки выборности депутатов, а с другой — предполагает преемственность идей и ответственности, что в наше время сиюсекундности результатов невозможно или сомнительно. Например, выборы в марте 1994 г. показали, что за борьбой кандидатов на пост мэра стояла драматическая борьба идей и проектов развития города — таких же несовместимых, как и кандидаты.

При этом надо осознавать, что на плацдарм городской жизни вышли совершенно новые персонажи, интересы которых не только не совпадают, но либо лежат в совершенно разных действительностях, либо являются взаимоисключающими. Речь идет о нищих, безработных и предпринимателях. Первая категория заинтересована прежде всего в слабости городских властей, управленческом хаосе и дестабилизации ситуации. Вторые жаждут не столько стабильности, сколько возврата к недалекому прошлому и составляют основную массу избирателей. Третьи более других обеспокоены порядком и будущим, хотя, по-видимому, именно им выгодна непрекращающаяся инфляция и междуусобица.

Можно сколько угодно и с любым рвением щуриться и жмуриться, но противный и гнусный процесс притонизации жизни становится или уже стал ведущим. <<Это все красиво, но в нашем мрачном и подлом притоне не пройдет>> — таков лейтмотив реакций на муниципальную программу. И если исследователя тошнит от подпольного смрада дна, то его программа обречена на литературную судьбу. Необходима отчаянность решиться отдать себя и свои идеи на притонное обсасывание и обсуждение. Не мэрам решать, что будет в городах, и не директорам, и, увы, не интеллигентам — последние должны сохранять свою оппозиционную функцию, но не более того.

Муниципальная программа — и это вытекает из самой программной идеологии — рассматривается и как последний самый ответственный шаг, и каждый раз — как первый шаг, за которым следует разворот новых работ и дел, а именно:

1) разработка концепции развития и самоуправления, включая:

— миссию городского развития (онтология будущего и место города в этой онтологии, вектор развития города),

— декларацию прав и достоинств жителя города,

— интеллектуальные, финансовые и материальные ресурсы, обеспечивающие выполнение городской миссии и декларации прав и достоинств горожанина;

2) организация городского самоуправления:

— общая организационная и функциональная структура городского самоуправления,

— профессиональный штаб городского самоуправления (исполнительная служба) и городского развития (проектная служба),

— муниципалитет как присяжное представительство сословий,

— мэрия (политическая команда, возглавляемая мэром),

— муниципальный суд,

— муниципальная система образования,

— муниципальные средства массовой информации,

— муниципальный банк.

Общая структура городского самоуправления строится в зависимости от целей (оргструктура) и выполняемых функций (функциональная структура), что задает матричность системы управления и возможность бюджетирования деятельности по важнейшим городским ресурсам.

Муниципалитет в настоящее время формируется странным, даже нелепым образом: в условиях Шлиссельбурга (13,6 тыс. жителей, почти 10 тыс. избирателей) каждый из шести членов муниципалитета отражает интересы 40—200 человек, т. е. ничего не репрезентирующего меньшинства (здесь возникает извечная проблема демократии: если власть ориентируется на компетентность, то мнение большинства не имеет значения, если — на представительность, то профессиональное или волевое мнение несущественны). По нашему мнению, необходим решительный отказ от самого принципа территориального представительства к сословному. Необходимы также присяжность представителей муниципалитета (повышение их меры ответственности) и имущественный ценз (ведь бедный и нищий не умеет жить сам, а потому доверять ему хозяйство, историю и будущее города опасно).

Муниципальный суд должен решать правовые проблемы местного уровня. Нынешний суд бессмысленен и недоступен местному пониманию и образу жизни. Здесь самое страшное — не возможные перегибы и экстравагантности, а дублирование федеральных структур суда и общенациональных критериев истины.

Для реализации муниципальных программ любого уровня необходимо создание муниципального банка или банковской сети с функциями:

— кредитование инвестиционных, предпринимательских и образовательных проектов;

— ипотека земель и недвижимости;

— эмиссия муниципальных займов, облигаций муниципальных проектов и акций муниципальных предприятий.

Кроме того, в сложившейся ситуации остро стоит вопрос о переходе от унизительного государственного дотирования городского бюджета к внешним и внутренним займам на коммерческой основе. Лучшим гарантом этих займов могут быть не недвижимость и другие материальные ресурсы, а муниципальные программы и проекты, а также муниципальные субъекты — носители этих интеллектуальных ресурсов.

Представляется также весьма важной проблема образования и, в частности, создание совершенно новых форм образования, например, муниципального инкубатора, призванного решить ряд муниципальных проектов по благоустройству города, обеспечить рынок труда новыми рабочими местами и помочь местному малому бизнесу встать на ноги.

Особую роль в связи с этим должны играть исследования и разработки в области городского маркетинга.

Необычность новых документов и жанров городских работ и исследований представляет собой своеобразный <<барьер>>, преодоление которого — путь к профессионализации и коммерсализации географической деятельности как практически значимой.