Миф генерации (письмо участникам IV Чтений)

Главная / Публикации / Миф генерации (письмо участникам IV Чтений)

Миф генерации (письмо участникам IV Чтений)

 

Получив от Генисаретского приглашение выступить с докладом на Чтениях памяти Г.П.Щедровицкого, я задался в который уже раз рядом вопросов. На каком основании представители других профессиональных групп и областей деятельности называют нас как в глаза, так и за глаза методологами, часто вкладывая в эту номинацию отрицательный смысл, читай — долдоны?

Вопрос больного закомплексованного сознания, с уклоном в сталинскую идеологическую шизофрению — задать вопрос, который никто не задает и который никому не нужен, чтобы потом самому ответить, сказав то, что никого не интересует.

Называют нас так, потому что сами себя так назвали. А если вкладывают отрицательный смысл, значит так себя проявили.

И может ли эта внешне и притом отрицательным образом заданная общность быть рамкой моего самоопределения? Ладно, люди внешне и критически настроены. Меня давно волнует вопрос: что имел в виду Ю.Громыко, публикуя в 94-м году статью « Почему методология и методологи проиграли перестройку?» В частности Ю.В. пишет: «На наш взгляд, методологи не смогли занять управляющую позицию по отношению к процессам перестройки, поскольку в СМД-методологии отсутствует и никогда не прорабатывалась проблема государства и государственности. СМД-методологии были чужды вопросы разработки и анализа глобальных экономических и гео-политико-экономических моделей. Методология оторвана до настоящего времени от религиозных форм сознания».

Прочитав этот материал, я внутренне не отнес его и не отношу сегодня к себе. Значит ли это, что я не методолог или что я отношусь к числу методологов, которые ничего никому не проигрывали? Я не знаю, что такое методология и методологи. Обычно вспоминаю в этом случае байку, которую рассказал мне много лет назад Коля Сапожников. После лекции Г.П. в Новосибирске для аспирантов-философов он подошел к учителю и сказал: «Я все понял, я впечатлен, я буду методологом». На что Г.П., меланхолически складывая папочки в портфель, ответил: «К сожалению, молодой человек, вы ничего не поняли. В Советском Союзе уже есть один методолог, это — я».

Другой вопрос. В какой мере можно говорить о существовании школы Г.П. или тем более школы СМД-методологии? Не секрет, что «щедровитян» узнают по первой фразе, жестам, по как бы батальной методологической живописи. Однако я все чаще и чаще сталкиваюсь с нарушением, даже самыми первыми из равных, элементарных правил мышления и рассуждения, которые оставил Г.П. И, наконец, что, собственно, объединяет нас, хотя бы представителей т.н. четвертой генерации ММК? Может быть, общая история.

Мне 40 лет. Впервые я пришел в ММК в 1975 году. Начал активно работать в кружке с осени 77-го. Таким образом, я занимаюсь этим уже скоро двадцать первый год. Мои первые доклады, как принятый способ включения, были сделаны в рамках т.н. математического семинара, который собирался в тот период на квартире у М.Гнедовского на Войковской, позже на квартире у Л.Лебедевой. В нем участвовали С.Котельников, Е.Фрид, С.Поливанова, временами А.Яковлев, П.Малиновский, М.Гнедовский, Н.Богомолов. Переход в 79-м году к играм оказался для большинства из этих людей драматичным. Во многом я оказался одним из немногих, кто застал семинарскую эпоху и одновременно активно втянулся в первую серию ОДИ. Весной 79-го года появился Наумов, Любимов, между летом 78-го и летом 79-го вошел в кружок и практику ОДИ Громыко. Попов начал свой путь с молчаливого участия в 83-м. Киевская группа появилась на несколько лет раньше и для нее развертывание программы ОДИ также стала ломкой и сменой ориентира. Таким образом, четвертая генерация с самого начала была неоднородной по способу вхождения, имеющемуся потенциалу и ориентациям.

Что связывает нас в этой истории? В с 80-го по 82-й я активно работал с Ю.Громыко. В моем архиве есть расшифровки десятки обсуждений «на двоих», которые часто происходили у меня на квартире на Петрозаводской и касались, прежде всего, философских методологических оснований, деятельностного и МД-подхода. С 84-го практически четыре года мы работали бок о бок с С.Поповым, спали в одной комнате на играх, анализировали и планировали совместные действия практически ежедневно. Расхождения начались в 87-м году по мере социализации и углубляющегося самоопределения в более широкой социокультурной ситуации. Проект ШКП во многом делался как альтернатива Школе игротехника. Что из этого получилось, судить не мне. Говорят, что люди сильные и самостоятельные не могут долго работать вместе. Мне повезло.

Что нас связывало? Оппозиция Г.П. и невозможность выстоять в одиночку, общие воспоминания и связанные с этим эмоции, мужская дружба, общие цели? Участие в играх, а потом и совместная их разработка и проведение создавали особый тип временных общностей, феномен, который я как-то называл «функциональной дружбой». Не будем сбрасывать со счетов фоновых отношений соперничества и конкуренции, которые во многом поддерживал и стимулировал сам Г.П.

Итак, у нас есть общая история, но сегодня она утратила свой программный потенциал, общие приемы и технические средства. В октябре 91-го на даче в Болшево я рассказывал Г.П. о начавшейся программе работ с производственно-научным объединением «Якуталмаз» (компания «Алмазы Россия-Саха»). Я находился под впечатлением дискуссии на семинаре и только что подписанного контракта, заключенного между объединением и ШКП в ситуации реальной конкуренции (Центр С.Кургиняна и фирма «Хайпер стейд» также претендовали на этот контракт). Г.П. слушал меня вполуха, затем неожиданно спросил: «Так что — ты твердо стоишь на ногах? Я кое-чему тебя научил?».

Тогда и сейчас я отвечаю на этот вопрос утвердительно. Да, обучение в кружке и игры сформировали у меня определенный набор личных средств и техник, который во многом был калькой с того, что делал учитель. Но, по понятию техники, калькой, пригнанной к моей психо-физиологической морфологии. Это были мои средства, органично вошедшие в индивидуальный технико-технологический комплекс, в этом смысле лишь частично совпадающий с тем, что делали и делают мои друзья-соперники. Методология как условное название для данного комплекса личных средств и знаний, скорее всего, не столько объединяет, сколько задает основу уникальности каждого из нас. «Может быть, общее представление, понятие, объективированное средство» — так часто думают люди, впервые сталкивающиеся с кем-то из нас после опыта общения и взаимодействия, тем более совместной работы, с другим. Однако, это одна из самых больших иллюзий. Иллюзия или миф общих понятий и схем организации мышления, к числу которых обычно относятся представления о рефлексии, категории системного подхода, простые и сложные схемы управления и, наконец, представление о МД.

Почему миф? Потому что подобное отождествление корпуса представлений противоречит принципам МД-подхода. Казалось бы, используя близкие термины и схемы, мы принципиально отличаемся друг от друга способами использования мышления в МД, собственно МД-организацией, глубинно связанной с целями и ценностями действия, с реализуемыми программами и проектами.

У четвертой генерации ММК сегодня нет — подозреваю, что никогда и не было — общих целей. В этом смысле нет и общих представлений. Кажущееся единство понятий и представлений было обусловлено общей учебной ситуацией, связанными с ней учебными задачами и уже упомянутой выше локальной общностью действий в рамках конкретной ОДИ. Выход в середине 80-х на необходимость проведения серий ОДИ, то есть включение ОДИ в более широкий прагматический и социокультурный контекст, сразу же актуализировало различие целей и ценностей социального действия. Сегодня эти различия дополнены различием образов поведения и социальной ориентации, существенными расхождениями в типах и горизонтах осуществляемых программ.

Может быть, в конечном счете нас объединяет Г.П.? Несколько недель назад два представителя Литвы пили у меня в гостях за Г.П. Думаю, что этим единство исчерпывается. Различие реальных целей обуславливает не только способ прочтения самого Г.П., но и способ интерпретации и ссылок на него в социокультурной ситуации. Эти ссылки сегодня далеко выходят за рамки академической традиции цитирования. Меня всегда волновал вопрос: какой образ Г.П. формирует Ю.Громыко, ссылаясь на него в рамках публикации таких работ, как «Стыки», поэтому я не удивляюсь, когда Г.П. трактуется другими, в том числе и средствами массовой информации, как атеист, фашист, структуралист, позитивист, онтологист, участник жидомасонского заговора, агент вражеских разведок и т.д. Иногда хочется, чтобы ссылок было меньше.

И еще. Уже три года назад при подготовке первого издания трудов Г.П. я столкнулся с фоном: как бы деперсонализированным саботажем этого проекта. В свое время мне рассказывали о том, что П.Я.Гальперин обвинил А.Н.Леонтьева в затягивании публикации работ Выготского. Действительно, если учитель станет доступен каждому, то чем мы будем отличаться от других?..

Теперь несколько слов о себе. В 78-м году я создал свой первый семинар в пединституте, где моими товарищами были А.Анисимов, К.Митрофанов, А.Голев, А. Клячко и другие. В рамках развертывающейся с 84-го года совместно с С.Поповым программы методологических и игротехнических исследований мы сформировали группу игротехников, в которую входили Т.Сергейцев, Г. Харитонова, А.Павлов, Р.Шайхутдинов, Д. Иванов, С. Андреев. Участвовали другие представители методологического движения. В 89-м году при поддержке моих товарищей по кружку О.Алексеева, В.Авксентьева, С.Котельникова, Б.Островского, Ю.Зендрикова, П.Малиновского, С.Зуева, при участии О.Генисаретского, А.Прохорова и В.Подороги я создал ШКП и в рамках этого проекта с 89-го по 96-й год сформировалась новая, третья по счету, реально первая генерация моих учеников. Сегодня деловая сеть ШКП включает в себя более 50 организаций и фирм, около 1000 неформальных участников. Пользуясь случаем, хочу предупредить всех, что в текущем году я начал разворачивать новый проект, который условно можно назвать Институтом гуманитарных технологий.

Г.П. часто говорил мне, что всякая авторская система представлений отражает образ жизни конкретного мыслителя или его среды, сплоченной группы. Это характерно и для СМД-методологии Г.П., и для моей, становящейся авторской, версии СМД-методологии и культурной политики. Вместе с тем, важной характеристикой этого становления выступает завершенность комплекса представления и средств, поля проблемно-ориентированного мышления, проблемно-ориентированной МД.

Для меня существует, как минимум, три таких проблемных узла.

Во-первых, я исхожу их того, что известная схема МД, являясь результатом понятийно-фокусной схематизации, собирает и представляет в виде единицы ряд различных регионов мышления: мышление как мыслительное действие, как деятельность решения задач; мышление как рефлексия, как понимание и мыслекоммуникация; мышление как трансцендирование, или то, что я называю «рамочным мышлением». Пресловутая коллективность мышления, на мой взгляд, суть сборка этих различных мышлений в одно энергетическое целое. Способ и характер этой сборки или сборок указывает на один проблемный узел.

Во-вторых, я считаю, что инструментальная трактовка методологии и методологического мышления не просто узка, но ложна. Речь идет об онтологии и онтологических рамках мышления и МД, в пределе онтопрактики МД. Это второй проблемный узел в моей работе.

В третьих, во всех своих проектах и программах я сталкиваюсь с необходимостью нового взгляда и осмысления ситуации с движением на грани функционального и морфологического представления о МД. Это выводит на передний план категорию ресурса и ресурсный подход. Это третий проблемный узел в моей работе. И в этом смысле идея МД, воплощенная в схеме, остается сегодня принципиальным вызовом всем, кто пытается в своем реальном самоопределении связать и объединить мышление и действие.