«Естественное» и «искусственное» в мышлении и деятельности инженера

 

Постановка этой темы имеет субъективные основания: я пред­ставляю довольно экзотическую инженерную профессию, официально именуемую «инженерные изыскания для строительства». Согласно бытующим нормативным представлениям, задачей изыскателя являет­ся изучение природных условий строительства с выдачей соответст­вующих рекомендаций (по части взаимоотношения будущих сооружений с природной средой) проектировщику и строителю. Легко видеть, что изыскатель работает на стыке «естественного» (жизнь приро­ды)  и «искусственного» (строительство). «Парной» к изысканиям деятельностью является проектирование, работающее на том же стыке. Но если изыскатель работает по преимуществу в естествен­но-научном (Е=Н) подходе, то проектировщик — в искусственно-техническом (И=Т). Поэтому обсуждение «естественного» (Е) и «искусственного» (И) оказывается для меня важнейшей темой в рамках профессионального самоопределения и анализа собственной деятельности.

С другой стороны, я вижу и объективные основания для обсуждения этой темы — о них далее.

Согласно уже сложившимся на нашем совещании представле­ниям, я буду говорить об инженерии (ИЖ) как об особом типе мыследеятельности, конституирующим моментом которого является использование научных знаний с целью И=преобраэования (в отли­чие от Е=превращения) той или иной ситуации.

 

 

Три наши проблемы

 

Обращаясь к вопросу о функциях ИЖ в обществе — а они вы­текают из указанного ее понимания и состоят в разработке и «внедрении» нового в любых сферах и областях человеческой дея­тельности — я зафиксировал бы глобальные для нашей страны проблемы, связанные с ИЖ.

Первая из них состоит в том, что на протяжении многих де­сятилетий мы испытываем постоянные трудности с инновациями. Проблема «внедрения» стала непреодолимой стеной на пути нашего развития и оказалась в результате излюбленной темой наших га­зетчиков. По сути дела, уже одного этого факта достаточно для утверждения, что ИЖ в нашей стране со своими функциями не справ­ляется. Но этого мало.

Когда в конце концов с превеликими усилиями нам удается «внедрить» что-то новое, реализовать какой-то замысел, проект, программу, — оказывается, что реализованное отличается от заду­манного, как земля от неба. «Новейшая» техника оказывается на корню устаревшей, ГЭС не работают на полную мощность, обувь нельзя носить, а колбаса несъедобна. Иными словами, наши замыс­лы и проекты попросту никогда не реализуются, а очень часто в процессе «реализации» превращаются в свою противоположность.

Я рассматривал бы затем сложившуюся у нас в стране экологи­ческую ситуацию как частный, но очень важный случай этой  нере­ализуемости  или » антиреализуемости» проектов: ведь  ни один проект не предусматривает ухудшения среды обитания человека, все они проходят экспертизу (теперь даже специальную — эколо­гическую), но разрушение среды обитания идет полным ходом.

Все эти три обстоятельства я называют проблемами, потому что уже на протяжении многих лет мы обо всем этом знаем, ищем пути выхода и изменения этих обстоятельств, но не находим их.

Точнее говоря, каждая «находка» на этом пути, попадая в охаракте­ризованные ситуации «внедрения» и «реализации» оказывается бес­полезной (а иногда и вредной). Создается впечатление, что в рамках нашей культуры, в рамках нашей социо=культурной системы нет  средств для решения этих проблем, что и является основанием для такой их квалификации.

Сказанного, на мой взгляд, достаточно для утверждения, что у нас в стране нет ни инженерии, ни инженеров. Причины, генезис такого положения дел должны явиться предметом специального ана­лиза и исследования. Я же занимаю инженерную позицию и хочу отвечать на вопрос: что нужно сделать, чтобы изменить это поло­жение? Но, как инженер, я должен еще определить, какого рода знания мне понадобятся для этой цели. Ответ (задающий вместе с тем объективные основания для обсуждения нашей темы) состоит в том, что для решения поставленного вопроса нужны знания о мышлении и деятельности и, в частности, об «И» и «Е».

Ни этом месте мне придется прерваться, чтобы начать совсем другой — философский — заход на тему, ибо «мышление», «деятель­ность», «И» и «Е» — суть философские категории (хотя «Е» и «И» Вы не найдете ни в одном советском энциклопедическом словаре). Смысл следующих двух главок — в изложении (по необходимости очень беглом) тех знаний, без которых, по моему глубокому убеж­дению, невозможно ответить на первый из поставленных выше вопро­сов.

 

 

Естественно-научная и деятельностная картины мира

 

В ходе развития человеческой цивилизации люди сменили нес­колько картин мира (или несколько систем мировоззрения): мифо­логическую, религиозную, механистическую и пришли к естественно­научной, в которой мы и пребываем, полагая без всяких к тому оснований, что на этом поступательное движение мысли закончи­лось, и нам остается отныне лишь уточнять и шлифовать построен­ное в поте лица «единственно правильное» научное мировоззрение.

Мы привыкли говорить об «отброшенных историей» картинах с высоты своих современных   знаний и представлений, подчерки­вая ошибочность и/или неполноту, допустим, мифологической или механистической картины мира. При этом мы забываем фундаментальное обстоятельство: человек, живущий в мифологических (к примеру) представлениях точно также удовлетворен ими и находит в них «правильное» и непротиворечивое объяснение мира, как и мы со своей наукой. Иными словами, картина мира выполняет функцию некоей «предельной рамки» мышления, включающей между прочим и наши ценностные установки. А это значит, что ответы на вопросы об истинности тех или иных утверждений зависят от объемлющей картины мира. Утверждение, что Солнце вращается вокруг Земли или что Земля стоит на черепахе не только дань наивным представ­лениям, как мы привыкли считать, но — в рамках существовавших на протяжении многих столетий картин мира — точно такое же «правильное» утверждение, как и то, что Земля вращается вокруг Солнца.

Из этого по видимости простого, но не тривиального тезиса следуют  две важных для нашей темы линии рассуждения. Первая от­носится к современной научной картине мира, в рамках которой мы привыкли получать «правильные» ответы едва ли не на все возникающие вопросы. Между тем (и это хорошо известно специалис­там) здание современной науки строится на вполне определенных допущениях, являющихся фундаментом научной картины мира, но отнюдь не очевидных и — что самое главное — вовсе не един­ственно возможных и обязательных. Этих допущений два. Первое — вроде бы изначально присущее человеку  познаватель­ное  отношение  к миру. Второе, восходящее в рафини­рованной форме к Р.Декарту, жесткое разделение познающего субъекта и изучаемого им  объекта, внеположенного и от субъекта независимого. Из этих двух допущений и формирует­ся тот естественно-научный  подход, экспансия которого за пределы естественной науки в значительной мере определяет лицо современной цивилизации.

В дальнейшем вскрылось еще одно обобщение, лежащее в осно­ве науки — это  принцип  параллелизма  струк­туры объекта и знания о нем, но его обсуждение нам придется пока отложить (см.главку «Естественное» и «искусственное»).

Характерной особенностью естественно-научного подхода является нерасторжимая связь лежащих в его основе допущений. Малейшее изменение одного из них болезненно сказывается на вто­ром. Так, попытка заменить познавательное отношение к миру искусственно-техническим автоматически ставит объект в зависимость от субъекта. И наоборот, сомнения во внеположенности, предзаданности объектов требуют активной, деятельностной (а не созерцательно-познавательной) позиции субъекта.  Неслучайно открытие соотношения неопределенностей и формулирование принципа дополнительности в физике вызвало мощную волну специальных пуб­ликаций: были поколеблены основы науки.

Однако  естественно-научный подход и естественно-научная идеология (так можно обозначить бытование подхода за пределами естествознания) оказались поразительно живучими. Ни массирован­ная критика (начиная с работ неокантинианцев столетней давности и кончая работами Г.П.Щедровицкого у нас или П.Фейерабенда на Западе), ни очевидное несоответствие этого подхода и идеологии всему миру технических и гуманитарных наук, и всей современной инженерной практике не могут их поколебать.

Но самое замечательное обстоятельство состоит в том, что главный удар по Е-Н идеологии нанес в свое время К.Маркс, пред­ложив, в частности, в своих знаменитых тезисах о Фейербахе пря­мую альтернативу этой идеологии как по поводу отношения к миру («Философы лишь различным способом  объясняли  мир, но дело заключается в том, чтобы  изменить  его») , так и по поводу отношения субъекта и объекта («Главный недостаток всего предшествующего материализма… заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта или в форме  созерцания, а не как  человеческая чувственная деятельность, практика,  не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная  сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом…» (Маркс и Энгельс. Соч.Т. 42, с.264-266).

Но дальше произошло удивительное: взяв эту поистине рево­люционную идею Маркса за основу всей политической деятельности, марксисты в лице официальной советской философии полностью игно­рировали вытекающие из нее методологические и теоретические следствия. Вместо того, чтобы разворачивать идею Маркса в альтер­нативную Е-Н идеологии концепцию, наши философы на протяжении десятилетий занимались изобретением доказательств того, что современная наука подтверждает законы диалектики! Этот истори­ческий казус еще ждет своего анализа, но здесь мы не можем его обойти, ибо его следствием явилось подлинное засилье Е-Н идеологии в нашей стране. Произошло чудовищное и противоесте­ственное слияние Е-Н идеологии с марксизмом, взятым лишь созер­цательно, в форме объекта, необъективно, т.е. понимаемым в точности так, как это писал  Маркс в цитированном тезисе о Фейербахе и его предшественниках. Сформировался удивительный симбиоз несовместимых вещей, ставший на многие десятилетия «единственно правильной» идеологией, на критику которой, есте­ственно, было наложено табу. По сути дела, это был возврат к домарксову материализму, приведший к тому «однополушарному» мышлению, о котором писал недавно в «ЛГ» М.Капустин. Рамки не­заметно поменялись местами: «марксизм» оказался вписанным в Е-Н картину мира, хотя и в качестве ее основополагающей части. Та­кой симбиоз устраивал всех: официальная якобы марксистская философия приобретала научное подкрепление и подтверждение, а наука получала по сопричастности статус единственно правильного мировоззрения, ее основания попадали в зону вне критики.

Но «свято место пусто не бывает», и с начала 50-х годов логики и методологи,  объединившиеся  в Московский методологи­ческий кружок (ММК) разрабатывали подход, получивший название системомыследеятельностного  и основанный на развитии и разво-рачивании цитированных тезисов Маркса. В грубой схеме все нача­лось с попытки Е-Н описания мышления и деятельности, как некоей специфической данности, особом объекте науки. При этом однако выяснилось, что получить адекватное представление о них в рам­ках Е-Н  подхода невозможно в принципе по причине невозможности разделения в этом случае объекта и субъекта познания. Классичес­кая субъект-объектная схема отказала. Мыследеятельность, поме­щенная в рамки Е-Н картины мира, «взорвала» эту картину и вы­вернула ее наизнанку.

Такой переворот имеет, если пользоваться привычной терми­нологией, свои объективные и субъективные основания. Объектив­ные состоят в том, что деятельность и Мыследеятельность по сво­ей сущности несут  искусственное  начало: наиболее общее имманентное свойство деятельности — изменять «естествен­ное» течение событий, иначе ее невозможно помыслить. Но тогда «естественное» представление деятельности в рамках Е-Н картины мира заведомо односторонне и дефициентно. С другой стороны человек, строящий картину мира, включающую в себя мыследеятельность, вместе с тем осуществляет, несет эту мыследеятельность на себе. Тогда (и в этом субъективное основание переворота) возникает необходимость дополнить картину мира картиной собст­венной мыследеятельности. И если на первой картине (или, как говорят методологи, онтологической доске) рисовать содержание наших представлений о мире, то на второй (органиэационно-деятельностной) можно изобразить осуществляемые нами при этом мышление и действия.

Если четко разделить содержательный и оргдеятельностный планы, то «проекция» одной доски на другую окажется нулевой: доски будут ортогональны. Остается теперь изобразить на орг­деятельностной доске нас с Вами, Читатель, в виде позиции рефлек­тирующего, «держащего» содержание обеих досок, и грубая заго­товка к новой деятельностной  картине мира — пе­ред нами, но одновременно… на нас, или мы — в ней. Ведь на оргдеятельностной доске мы изобразили самих себя, да еще дваж­ды: сперва мыслящими и действующими, а затем рефлектирукщими. При этом наша мыследеятельность разворачивается  на оргдеятель­ностной доске, а ее содержание выкладывается на онтологическую. Картина мира тогда приобретает как бы двойное существование: объективированная и отделенная от нас она лежит на онтологичес­кой доске, но — одновременно — она живет «на нас» на оргдеятелъностной доске и — в ходе нашей мыслительной работы — в непрерывных движениях с одной доски на другую. Следовательно, чтобы построить онтологическую картину мира, мы должны объекти­вировать и перенести на онтологическую доску двумерную  картину, изображенную на рис.2. Будущие результаты этой непростой рабо­ты и изображаются символически в виде мира мыследеятельности, объемлющей природу — в отличие от обратного соотношения в Е-Н картине мира. (Между прочим. Читатель, не напоминает ли Вам эта конструкция идею ноосферы Вернадского?).

Таким образом, деятельностная картина качественно отлича­ется от естественнонаучной тем, что  она многомерна. Введение оргдеятельностной доски — не методологический изыск, а плата за вынужденный отказ от субъект-объектной схемы и средство введения и картину мира того искусственного, преобразующего начала, о котором писал Маркс, и которое неотъемлемо от идеи деятельности.

Собственно, сказанное — это еще не картина мира в привыч­ном нами понимании, а только ее рамка, в которую предстоит вста­вить саму картину. Классическому естествознанию на такую работу понадобилось триста лет, да и декартова рамка была проще. Сколь­ко же понадобится нам? Но, как говорят китайцы, самая длинная дорога начинается с первого шага, и этот первый шаг в контексте нашей темы должен быть посвящен, конечно, природе. Но прежде, чем вступать на этот тернистый путь, нам надо еще ответить на вопрос об истине, а для этого вернуться к тому месту нашего рассуждения, где, зафиксировав самодостаточность любой картины мира. мы занялись основаниями Е-Н картины, заметив, что есть еще и вторая линия рассуждения.

Если «держать» все сказанное по поводу рамочных функций картин мира, то первый ответ на классический вопрос об истине звучит столь же просто, сколь дико для людей, впитавших Е-Н идеологию, что называется с молоком alma mater : истиной оказывается объяснение феномена в рамках нашей картины мира. Победа в бою объясняется тем, что Боги победителей оказались сильнее, чем Боги побежденных — это объяснение ничуть не хуже, чем апелляция к боевому духу армии или ее материально-техничес­кому обеспечению в духе XX века.

С некоторых пор мы выяснили, что критерием истины является общественно-историческая практика. Но ведь и практика эта интер­претируется и понимается в рамках нашей картины мира. Обществен­но-историческая практика древних греков подтверждала, что Боги победителей сильнее: вспомните Гомера. В полном соответствии с этой формулой Маркса (речь-то идет у него об общественно-исторической  практике) мы должны признать, что ис­тина — категория историческая. Но этого мало. Нам сейчас важ­нее более общее свойство истины, частным проявлением которого является ее исторический, преходящий характер. Вот простейшие примеры «из жизни». Утверждение о целесообразности строительства нового объекта оказывается истинным или ложным в зависимости от рамки обсуждения: то, что нецелесообразно для города, может оказаться вполне целесообразным для региона или страны; то, что целесообразно сейчас, может оказаться нецелесообразным через десять лет и т.д. В этом «странном» свойстве истины под­линное основание большинства происходящих в нашем обществе конфликтов — от дискуссии о проекте переброски стока северных рек до межнациональных столкновений. Действительно, как можно договориться, когда оппоненты «работают» в разных рамках (и рамки остаются при этом «за кадром» дискуссии): один обсуждает национальный вопрос в культурно-историческом аспекте, а другой — в хозяйственно-экономическом?! Картина мира есть лишь предель­ная рамка такого рода. А общий вывод состоит в том, что квали­фикация суждения как истинного или ложного зависит от объемлю­щей рамки и, следовательно, вести споры, не выложив свои рамки, просто бессмысленно.

Я предоставляю Читателю богатые возможности для проверки этого утверждения на любом материале, кроме научного, как и возможности сделать из него практические выводы . Что же каса­ется науки, то там выделенное утверждение не работает, что как легко убедиться, еще раз подтверждает его истинность: в рамках науки наше утверждение ложно. Никакого парадокса здесь нет, — просто наука присвоила себе прерогативу Господа Бога — знать, как все устроено «на самом деле»… Теперь мы можем добавить: «на самом деле»… в рамках естественно-научной картины мира.

Надеюсь, что сказанное в этой разросшейся главке не послу­жит основанием для того, чтобы отнести автора к мракобесам, выступающим против науки, а тем более ее достижений. Я только против их абсолютизации и употребления не по месту. На своем месте нужна и наука, а Е-Н картина мира не хуже многих других. Только эти другие еще построить надо. Но главное-то вроде у нас есть: объемлющая рамка и «рамочная» логика. Есть-то, правда, трудами ММК давно, но нужна была рамка перестройки, чтобы это «есть» актуализировать.

 

 

«Искусственное» и «естественное»

 

Расширив таким образом рамки своего видения мира, мы можем обратиться к центральному вопросу нашей темы, который связан в данном контексте с инженерией по крайней мере двумя очевидны­ми связями. Во-первых, вопрос о Е и И заложен в ядро нашего представления об ИЖ как И=Т преобразовании ситуации с использо­ванием Е=Н знаний. Во-вторых, самоопределение автора как инже­нера, намеревающегося изменять сложившуюся ситуацию, делает эти понятия (Е и И) центральными в самой нашей мыслительной работе в этой статье.

Начнем с простого вопроса: чем И отличается от Е? В рамках Е-Н картина мира ответ прост: природное — естест­венно, техническое, антропогенное — искусственно. Настолько ясно, что ни в какой энциклопедии и слов-то таких — «И»,»Е» — нет. Так что нет проблем. Но не узковата ли рамка? И не несет ли от такого ответа тавтологией? Можно ли в рамках Е-Н картины мира адекватно описать «искусственно»? Достаточно ли, например, Е-Н описания самолета, основанного на законах аэро- и термоди­намики, сопромата и т.д., чтобы построить самолет? Как  к при­меру  толковать в этой рамке экологический кризис, как Е или как И? Вроде бы приходится отвечать, что самолет по такому описанию построить заведомо невозможно, а что касается экологи­ческого кризиса, то однозначного ответа здесь нет, все зависит от точки зрения: как результат нашей хозяйственной деятельности он И, а как продукт «естественной истории» человеческого рода — Е. А сам человек? Опять же как  продукт эволюции жизни — Е, а как продукт воспитания и образования — И?

Такие примеры (а их можно множить до бесконечности) гово­рят, что не все здесь так просто. Давайте попробуем разобраться, что же означает квалификация объекта как И или Е, и к чему она относится: к самому объекту или к нашему понятию, знанию об объекте? Идея «искусственного» восходит к религиозным представ­лениям, идее «творения». Вспомним Библию. Первоначальный мир — хаос, в котором ничто не различено, нет и не может быть, в част­ности, ничего Е и И. (Если угодно, все — Е, но поскольку нет И, такая квалификация лишена смысла). Единственное, что выделяется в изначальном хаосе — идея Творца («В начале было Слово. И Слово было Бог».) . Но идея реализуется, и Бог приступает к Тво­рению. При этом он хочет сотворить мир и реализует это свое желание в действии. Первично, следовательно, творческое (искус­ственно-техническое) отношение, подход. С точки зрения современной науки. Богу следовало сперва наблюдать хаос, изучать и исследовать его — и это было бы другое отношение, другой подход, в рамках которого ничего бы не могло произойти.

Понятно, что апелляция к Библии мне нужна только, чтобы подчеркнуть значимость и глубокие культурно-исторические корни обсуждаемой темы. С тем же успехом можно обратиться к любому искусственному объекту: в любом создании человека фиксируется исходное искусственно-техническое отношение создателя к своему будущему детищу, которое переносится на объект в процессе его создания. Следовательно, квалификация объекта как искусственного означает, что существовал (или существует) некто, имевший ис­кусственно-техническое (‘»творческое») отношение к этому объекту, его создатель, имманентные свойства объекта могут быть лишь следствиями его искусственного происхождения. В самой же ква­лификации («Е», «И») фиксируется именно происхождение, генезис, определяющим моментом которого оказывается искусственно-техни­ческий подход создателя.

Таким образом, говоря о И и Е, мы должны различать соот­ветствующие  подходы  и  характеристики объектов. И здесь я опять утверждаю нечто еретическое: первичны подходы, а характеристики или квалификации объектов — вторичны. В рамках Е-Н подхода мы делаем то, что, видно, чело­веку на роду написано:  переносим И- преобразователь­ную характеристику своего подхода, своей деятельности на ее предметы и объявляем, что предмет — это и есть «объект» вместе с пришпиленной к нему биркой, маркером «И» или «Е». Получается то, что Маркс называл «превращенными» (или превратными.) формами. Мир заполняется знакомыми естественными и искусственными «объек­тами», сообразно этому устройству мира делятся науки (на есте­ственные и технические) и… пошла писать губерния! Мотоцикл — И, божья коровка — Е, природа, конечно же — Е…. Но погодите-ка, Читатель, давайте на минуту задумаемся: как там у нас с экологией? Может  весь сыр-бор из-за того и разгорелся, что природу давно нельзя рассматривать как Е, поскольку она попала в зону нашей деятельности?!

Похоже, что здесь так легко не пройдешь: если уж природа не Е, что же тогда Е? Если принять обсуждаемую трактовку Е и И, то дальше придется с «превращенными формами» и «объектами» разбираться всерьез. Итак, приклеив маркер «И», например, к само­лету, и «Е» к животному, мы производим особую работу  объек­тивации  и образования понятий и формируем соответствую­щие  объекты  и  понятия  о них.

При этом мы не различаем объектов, которые (искусственно!) «поселяем» в природе, и понятий, которые живут в культуре и функционируют в мыследеятельности. На этой «склейке» понятия и объекта, о которой писал еще Гегель, и паразитирует современная наука. И как только мы начинаем их различать, стройное здание науки с треском рушится, ибо теперь мы должны спрашивать про каждое утверждение науки, к чему оно относится — к объекту или к понятию, знанию об объекте, а средств для ответа на этот вопрос наука не имеет, почему и вынуждена относить все свои содержательные утверждения к объекту. Так что критиковать зна­менитый тезис Л.Витгенштейна «мир имеет структуру языка», конеч­но, надо, но при этом еще приходится признать, что вместе с опровержением этого идеалистического тезиса мы опровергаем и собственное Е-Н мировоззрение, ибо витгенштейновский тезис (или, как мы его называли ранее «принцип параллелизма») наряду с познавательным подходом и субъект-объектной схемой есть один из краеугольных камней современной науки. Понимая все это, мы можем рассматривать склейку объекта с понятием о нем в единый «предмет» как особое средство мыследеятельности, которое ока­зывается очень эффективным в рамках Е-Н подхода. Но тогда уж придется задуматься о том, что же происходит за этими рамками.

Итак, мы должны теперь выяснить, к чему собственно, приш­пилена бирка «Е» или «И», к объекту или к понятию? Я утверждаю, что к понятию, с которого она проецируется наукой на объект и выступает как характеристика объекта и предмета в целом. И если нам теперь снова понадобится «самолет» или «животное», мы дос­таем из своего культурного «амбара» эти понятия и норовим при­собачить их к соответствующему объекту. А если характер нашей деятельности изменился? Например, «самолет»: положил его туда авиаконструктур (для которого самолет — И), а достает теперь пассажир (для которого самолет — такое же Е-средство передви­жения, как поезд или такси)? Предметы деятельности у них разные, соответственно разные и понятия, хотя относятся они к одному и тому же объекту, но «берут» его в разных срезах или проекциях. И приходится пассажиру пришпилить к культурному понятию «самолет-И» вторую, собственную бирку — «Е».

Получается: «самолет Е/И». Точно также «животное»: положил естествоиспытатель, а достает теперь дрессировщик или, извините, мясник. Получается «И/Е».

Если любознательный Читатель поинтересуется, не проще ли, не мудрствуя лукаво и не умножая сущностей, поменять бирки, объясню: никак нельзя, ибо первая бирка уже зафиксирована в культуре, разрушение которой гораздо страшнее разрушения науки, ибо тут нам грозит известное с древности вавилонское столпот­ворение. Так что в данном случае «бритва Оккама» нам не поможет: придется умножать сущности, т.е. бирки. Здесь можно было бы поразвлечься, предположив еще, что первая бирка пришпилена к объекту, а вторая -к понятию, т.е. что существуют предметы . «естественно» и, с другой стороны, «искусственно» «И» и «Е». Пожалуй, на десяток. диссертаций этого и хватило бы, но места у нас мало, а дело серьезное, поэтому займемся умножением бирок.

Итак, мы имеем:

Е/Е (охотник)                       Е/И(пассажир)

И/Е (дрессировщик)            И/И(авиаконструктор)

Но это лишь простейшие случаи. Как быть со «злой собакой» на чужой даче? Похоже  Е(И/Е). А с осмотром самолета а музее истории авиации? Е(И/И)  или Е(Е/И) как смотреть! . И уже совсем интересно с историей человечества: для историка она Е И/Е , а для политического деятеля И(И/Е) — если это Сталин, или И/Е(И/Е) для Рузвельта.

Практическое значение такого категориального анализа трудно переоценить: ведь описание явлений и способы работы с ними в разных случаях принципиально различны. Сравните, например, мо­дель или макет плотины и проект плотины (Е/И и И/И соответствен­но). Но, чтобы превратить идею в средство работы, нужно, прежде всего построить исчисление И и Е, своего рода «математику». Пер­вую попытку такого рода предпринял А.Е.Левинтов на организацион-но-деятельностной игре № 34, посвященной развитию инженерных изысканий для строительства в г.Шауляе в 1984 г. Потом она была развитая дополнена группой  с его же участием на игре 40 по техноприродным объектам в ЦНИИпроекте (Москва) в 1985 г. Построение этой математики выходит за рамки нашей темы, но не­которое представление о ней необходимо для понимания сути ИЖ.

Разделим прежде всего, согласно прежнему уговору, наш подход  к объекту (определяющий способ его предметного представления в предстоящей деятельности ) и ту его характеристику, которая уже заложена в культуру и является составной частью соответствующего понятия, наличного знания об объекте. Записав возможные подходы в столбик, а характеристики — в строку, получим следующую таблицу исчисления сим­волов:

 

Характеристика объекта Подход или способ представления	Е	И	И/Е	Е/И ….
Е	Е/Е	Е/И	Е И/Е	Е Е/И
И	И/Е	И/И	И И/Е	И Е/И
И/Е	И/Е Е	И/ЕЙ	И/Е И/Е .	И/Е Е/И
Е/И	Е/И Е	Е/И Ц	Е/И Е/И	Е/И Е/И

 

Таблица открыта и может разворачиваться до бесконечности, но мы займемся ее интерпретацией. Первая клетка таблицы (Е/Е) фиксирует  естественный подход  к естественному объекту, в ре­зультате которого мы получаем «естественно представленный есте­ственный объект». За примерами ходить недалеко: их дает все классическое естествознание. Природа в ее распространенном ныне ЕН толковании есть не что иное, как Е/Е объект. Под эту клетку «маскируются» и некоторые науки (теория информации, электроди­намика Максвелла), которые, по сути дела, имеют дело с искусст­венными объектами (технические каналы передачи информации, ис­точники и линии передачи электроэнергии), т.е. относятся в клетке Е/И. Такая экспансия Е/Н (или Е/Е.) представлений, как мы уже отмечали характерна для нашего времени.

В клетке И/Е находятся искусственно представленные естест­венные объекты, отвечающие уже искусственно-техническому под­ходу. В этой клетке можно было бы вписать исторический лозунг: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача».

В клетке И/И находятся искусственно представленные искусственные объекты, например, плоды трудов конструктора, изобретателя.

Здесь между прочим возникает проблема, ибо, вообще говоря, неизвестно, что означают слова об искусственном представлении объектов. В науке накоплен огромный опыт естественного представ­ления, разработаны нормы и правила этой работы. Применительно к искусственному — все это terra incognita. По-видимому, бли­жайшие подходы к этой теме лежат в области исследования проек­тирования как особого типа мышления и деятельности и исследова­ния технических наук. Но в этом направлении мы продвинулись пока недостаточно. Здесь, в частности, может понадобиться соот­несение исследований проектирования и технических наук с рели­гиозной идеей Творения, ибо в ее рамках существовала достаточно развитая искусственно-техническая онтология. Поэтому за словами об искусственном представлении объектов нет пока достаточно определенного содержания, но есть богатое смысловое облако, а за ним — проблема.

Третья строка таблицы фиксирует более сложный И/Е подход, в котором искусственное, преобразовательное начало соорганизуется с естественной эволюцией объекта и специально ее учитывает, задавая  тем самым как бы двойное существование объекта — в контексте Е-эволиции и И-преобразования одновременно. Е/И под­ход (4-ая строка) напротив, акцентирует внимание на изучении и исследовании искусственно-преобразуемого объекта (идея экспери­мента) и т.д. Порождаемые этими подходами объекты помещаются в следующие столбцы таблицы и т.д.

Наша таблица, таким образом, позволяет, помимо всего про­чего, проиллюстрировать фундаментальный факт различия объекта и способа его представления. Один и тот же объект (любой стол­бик в таблице), имеющий ту или иную «природу» (И,Е,И/Е … ) может быть включен в разные предметные структуры деятельности и сообразно этому по-разному представлен («помните: не только созерцательно, в форме объекта, но и деятелъностно, субъектив­но): как Е, как И и т.д. Поскольку это относится к любым и всяческим объектам, в каждой клетке таблицы лежит целый и цело­стный мир, но лежит как бы «потенциально», дожидаясь от нас действий, формирующих и структурирующих .этот мир каждый раз по-новому — сообразно клетке в таблице. Тогда оказывается, что разных миров много, а наш привычный и уютный Е/И мир порожден естественным (созерцательным, познавательным) подходом, приме­ненным, по сути дела, дважды: сперва .при выделении и описании объектов, а затем при повторном обращении к ним. И весь этот мир есть не более, чем одна клеточка (E/E) нашей таблицы. Теперь перед нами открывается перспектива заполнить и все остальные клетки, а для начала хотя бы некоторые из них. При этом мы должны ответить на вопрос: как же соотносится введенная ранее деятельностная картина мира с представлениями о И, Е, Е/И и т.д. подходах? Если Е — подход порождал Е-Н картину мира, то какой же подход соответствует деятельностной, и какое место она, эта картина, занимает в нашей табличке? Вы уже догадались, Чита­тель?! Вы правы: деятельностная картина мира -полипод­ходная. Деятельностный подход есть свобода выбора — по ситуации — любого из возможных подходов, задаваемых нашей таб­личкой (включая, в частности, и Е-Н). Следовательно, деятельно­стная картина еще и  полиэкранная: мир предстает в ней многократно в разных обличьях — соответственно числу клето­чек в таблице. Адекватная (в этих новых рамках ) картина мира множественная, каждый объект задается в ней серией разных пред­ставлений: И/И, И/Е. Е/И и т.д. И тогда мы получаем возможность «брать» действительность, чувственность не только созерцательно, в форме объекта, но субъективно, предметно, развивая так необхо­димую нам деятельностную сторону в рамках материализма.

 

 

«Искусственное» и «естественное» в инженерии

 

Теперь мы можем, наконец, вернуться к прерванному в конце первой главки обсуждению инженерии. Итак, я утверждаю, что инженерная мыследеятельность возможна как таковая лишь в рамках деятельностного (а точнее — системомыследеятелъностного — СМД ) подхода, и большинство бед нашей инженерии проистекает от ис­пользования неподходящих к случаю, а потому непригодных Е-Н знаний. Проблему построения И, И/Е, Е/И и т.д. представлений объектов, т.е. новых онтологии и новых знаний мы уже зафиксиро­вали. Эта проблема должна и будет решаться в ходе дальнейшей истории. Таким образом, построение новой инженерии, адекватной неизмеримо выросшим в XX веке и стремительно растущим далее техническим возможностям человека, есть дело исторического бу­дущего. Но начинать это дело ‘нужно незамедлительно, ибо пока мы работаем не инженерно, а технически, а потому имеем не отве­чающую теории (которой у нас пока нет) практику, а безответственную поэзию (такую оппозицию обсуждал Аристо­тель).

Нам нужно, следовательно, разрабатывать программу построения онтологии «искусственного» (со всеми необходи­мыми модификациями), знаний об искусственном и, параллельно, новой инженерии. Это специальная огромная работа, в рамках которой необходима детальная прорисовка ситуации со «старой» инженерией, без чего, в частности, невозможно извлечь и зафик­сировать накопленный ею опыт. Но для того, чтобы извлечь инте­ресующий нас опыт старой инженерии, нужны методы и средства новой, которой у нас пока нет. Поэтому двигаться здесь придется шагами, итеративно. Первые шаги такого рода я и хотел бы здесь сделать, обсуждая сформулированные в начале статьи проблемы и пользуясь наличными средствами СМД-подхода.

С этой целью нам придется еще раз обратиться к таблице «Е» и «И» и выделить в ней для начала две клетки: Е/И и И/Е, Обозна­чаемые этими символами способы представления объектов являются базовыми и имеют собственные наименования. Работа по естествен­ному представлению искусственного объекта называется оестествлением, а противоположная и парная ей — обискусствлением, или артификацией. Более сложные виды этих работ выстраиваются в цепочки: Е(И/Е,) Е(Е/И)…… и И(И/Е), И(Е/И)…..

Чтобы пояснить сказанное, можно привести пример из исто­рии науки, когда происходит чередование этих двух процедур — оестествления(ОЕ) и артификации(АРТ). Речь идет об электротех­нике и — затем — теории информации, и, если в начале картина несколько туманная (то ли в силу недостатка у меня специальных знаний, то ли по объективным причинам) то к концу она делается вполне прозрачной, даже в грубой схеме. Итак: на основе каких-то первоначальных физических представлений Е-Н толка об элект­ричестве конструируются электрические цепи (APT), на базе которых начинается развитие электродинамики (ОЕ); на боковой ветви изо­бретается телеграфный аппарат и азбука Морзе (АРТ), порождающая впоследствии теорию информации (ОЕ). На основе достижений тех­нических наук строятся первые компьютеры и возникают языки программирования (APT), порождающие теории алгоритмических язы­ков, искусственного интеллекта (ОЕ) и т.д. Протянув такую дос­таточно длинную цепочку, мы можем теперь даже прогнозировать дальнейший ход событий. Но вернемся к нашим проблемам.

 

1.»Внедрение», как явствует из самого термина (не имеющего, кстати, эквивалентов в английском языке) представляет собой попытку чисто искусственного, «насильственного» насаждения новшества в ту или другую систему деятельности. Как нетрудно догадаться парный процесс, дополняющий И-техническое «внедрение» до целостности, — ассимиляция  новшества объемлющей системой деятельности, что требует предварительного ОЕ его. Можно полагать, что «проблему» здесь создаем мы сами, оперируя с «половинкой» вместо целого, которое мы будем называть ин­новацией.

Ситуация «внедрения», кроме того, характерна особой органи­зованностью ряда объемлющих систем деятельности, как бы вложен­ных друг в друга наподобие матрешек. Организованность эта фор­мируется в месиве различных деятельностей вокруг внедряемого новшества как центра. «Внедрение» нарушает нормальное функцио­нирование «центральной» деятельности (куда непосредственно адресовано новшество), и волна «негативных последствий» распро­страняется центробежно, захватывая все более широкий круг объемлющих деятельностей второго, третьего и т.д. ранга, обычно при этом угасая на достаточном удалении от центра. Поскольку каждая из объемлющих деятельностей сопротивляется насильствен­ной перестройке, против каждого акта «внедрения» формируется буквально «глубоко эшелонированная оборона». Если нам удается преодолеть сопротивление центральной деятельности, в бой всту­пает вторая, затем третья и т.д. Чтобы осуществить в таких ус­ловиях полномасштабное внедрение чего-то мало-мальски стоящего (т.е. достаточно заметно перестраивающего широкий круг деятель­ностей) нужна энергия целой электростанции! В качестве примера можно сослаться на одну из наиболее известных «линий обороны», образуемую деятельностью нормирования, объемлющей практически все нововведения. «Внедрение» практически невозможно, пока соответствующим образом не перестроены нормы, ценники и т.п.

Если переходить от идеологии «внедрения» к идеологии инно­ваций, то придется  осуществлять специальную и достаточно слож­ную работу включающую: а) прорисовку и системное представление матрешечной структуры деятельностей вокруг потенциального нов­шества; б)их последовательную артификацию — от центра к пери­ферии с внесением необходимых корректив, учитывающих последствия будущего новшества; в  обратное движение — к центру — «вол­ны» оестествления, «подстройки», обеспечивающей нормальное про­текание деятельностей после корректировки (см.рис.2) — каждой в отдельности и всех вместе.

Все эти (и многие другие) работы, связанные с инновацией, составят ее  жизненный  цикл, в рамках которого сперва осуществляется мыслительная (идеальная) проработка не­обходимых действий, и они выстраиваются в систему (проект, программу), затем эта система действий реализуется в материале, и имплантированное в деятельность новшество начинает жить и функционировать по «естественным законам» объемлющей его дея­тельности.

В связи с намеченной схемой (требующей, разумеется, более детальной и основательной проработки) возникает интересный вопрос: как же без всей этой премудрости осуществляются иннова­ции на Западе? И нельзя ли нам воспользоваться этим опытом во избежание такой сложной и трудоемкой работы? Вопрос этот тем более интересен, что с использованием зарубежного опыта дело у нас обстоит не лучше, чем со своим собственным: не использу­ется ни тот, ни другой. В общем ситуация понятная: ведь исполь­зование. опыта есть инновация…

На Западе организация и соорганизация деятельностей осно­вывается на законах свободного предпринимательства, или — по-нашему — тотальной инициативы и ответственности. Каждый отвеча­ет за свои действия (или бездействие) собственным кошельком и отправляться при этом вынужден от собственного понимания ситуа­ции, т.е., в конечном счете, от своих ценностей, целей, знаний, личного опыта. Это обеспечивает множественность, разнообразие решений в однотипных ситуациях. В результате возникает картина, напоминающая броуновское движение, в котором необходимые связи, отношения, процессы и структуры формируются как бы естественным образом, «отбираются» из множества возникающих и отмирающих неустойчивых образований. Возникшие таким стихийным образом формы организации фиксируются менеджерами и теоретиками, рафи­нируются и вносятся в культуру, используясь затем в качестве знаний следующим поколением предпринимателей. И все это «рабо­тает» как исторический, квазиестественный процесс.

Это, конечно, тоже грубая схема. И на Западе возникают трудности с инновациями, в особенности в крупных корпорациях, где, видимо, складывается ситуация, напоминающая  нашу. Отсюда тенденция к разукрупнению, формирование мелких «венчурных» компаний. В свете всего сказанного это должно быть понятно. Я думаю, что единственным (или, по крайней мере, наиболее эффек­тивным) способом использования зарубежного опыта для нас явля­ется перестройка — своего рода глобальная (в масштабах страны ) инновация. Обсуждение ее в свете нашей темы кажется мне чрезвы­чайно перспективным, но выходит за рамки данной статьи.

Таким образом, проблема «внедрения» может быть осмысленным образом поставлена и решена с использованием категорий «Е» и «И». Решение в целом дает переход от И-внедрения к И/Е подходу в духе намеченной выше схемы.

 

2. Реализация точно так же, как и «внедрение», представляет собой частичную деятельность, дополняемую до це­лостности замыслом, проектом, программой. В силу специфичности реализации программ и полного отсутствия таковых в нашей стране[1], мы ограничимся здесь обсуждением реализации проектов.

Коренное отличие ситуации с «реализацией» от ситуации с «внедрением» состоит в том, что реализация у нас в мыслительной действительности не отделяется от проекта. Считается, что раз «проект это закон», то и проблем нет: иди и реализуй. Иначе говоря, если в случае с «внедрением» мы уповаем на «грубую фи­зическую силу» этого «внедрения», то в случае с реализацией мы надеемся на то, что «оно само» реализуется, Е — образом. Но «само» ничего не реализуется, ибо, если рассматривать реализа­цию как Е-процесс, то будет происходить ассимиляция проектного решения объемлющими системами деятельности. «Голое», чисто искусственное проектное решение, не учитывающее этого обстоя­тельства, будет неизбежно искажаться и деформироваться.

Частичное и крайне смутное понимание сказанного порождает в ряде случаев специальные разделы проектов, посвященные их реализации. В строительстве они носят название проектов орга­низации строительства и проектов производства работ (ПОС и ППР). Но поскольку понимание смутное, разделы эти носят частичный характер и, что еще важнее, не учитывают истинных условий реа­лизации (перебои в снабжении, низкая дисциплина и культура производства работ  и т.п.). А потому их попросту никто не читает: они носят фиктивно-демонстративный характер и состав­ляются «для галочки».

Подчеркнув глубокое различие ситуаций внедрения и реализа­ции, мы можем теперь отметить их столь же глубокую общность. Более того, сами эти виды деятельности можно в известном смысле идентифицировать. Соотнося проектное решение и разработку нов­шества как чисто искусственные действия, мы можем затем обсуж­дать равным образом внедрение и реализацию как особые И/Е -процедуры, предполагающие ОЕ и ассимиляцию нового. В этом пла­не различие их состоит еще в том, что внедрение обычного пред­полагает повторяемость, многократность, массовость и потому в чистом И-подходе требует столь же многократного приложения уси­лий. Реализация же обсуждается экземплифицированно-данного проекта, в данном случае, а потому может быть достигнута с мень­шими усилиями, но (соответственно)с большими потерями.

Указанная общность «реализации» с «внедрением» позволяет использовать принципиальную схему инновации» изложенную ранее, и применительно к решению проблем реализации. При этом мы опять убеждаемся в том, что осмысленная постановка и решение проблемы реализации требует привлечения категорий «Е» и «И». Решение в целом предполагает переход от идеологии Е-реализации к более сложным И/Е и Е/И подходам.

 

3. Экологический кризис, как отмечалось. модно трактовать в качестве одного из следствий ситуации «анти­реализуемости» проектов. Такая трактовка является, конечно, неполной, так как в наших проектах тоже закладывается изрядное количество «антиэкологичных» решений (часто в скрытой, латент­ной форме). Но в данном случае это неважно, поскольку я буду те­перь выдвигать и аргументировать более сильное утверждение: «антиэкологичность» как проектных решений, так и последствий их реализации равным образом объясняется отсутствием мысли­тельной проработки их в категориях «И» и «Е».

Корень зла здесь один — это дефицит оестествления. Прини­мая те или иные проектные решения в И-подходе, мы не разрабаты­ваем Е-представления будущего И-объекта, а потому не имеем средств для адекватного предсказания и анализа последствий, в т.ч. экологических. Пуская затем «на самотек» реализацию, то упускаем контроль над «Е»-деформациями» проектного решения объемлющими системами деятельности. При этом проект «подлажива­ется» вовсе не под интересы природы или, шаре, нашей среды оби­тания, а под интересы объемлющих систем деятельности, которые (как свидетельствует жизнь) очень часто направлены во вред окру­жающей среде (уже упоминавшаяся низкая культура производства работ, так называемые «ведомственные интересы» и т.д.). Артификация и последующее оестествление процесса реализации может если не ликвидировать целиком, то, во всяком случае, свести к минимуму все эти деформации.

Таковы локальные, сегодняшние трудности с экологической ситуацией и пути их преодоления, связанные, как мы видим , с использованием категорий «И» и «Е». На этом же пути находится и принципиальное решение экологических проблем, требующее раз­работки адекватных нашему современному И и И/Е подходу к «при­родопользованию» И, И/Е и т.д. онтологии и знаний. При этом требуется особая работа по артификации наших Е-представлений о природе и их последующему оестествлению — без этого вряд ли нам удастся преодолеть экологический кризис.

 

——————X——————

 

Итак, проблемы и трудности нашей ИЖ, помимо всего прочего, звязаны с использованием заведомо непригодных для этой цели Е-Н онтологии и знаний. Построение новой ИЖ, отвечающей современным техническим возможностям человечества, есть громадная истори­ческая проблема, которую нам пора осознать как таковую. В рамках этой исторической миссии мы должны наметить направления перво­очередных методологических исследований и разработок, для кото­рых возможно построение соответствующих программ нашей собст­венной деятельности. Наконец, мы можем и должны обратить внима­ние на наши сегодняшние проблемы и трудности, решение которых, как я пытался показать в этой статье, в значительной мере лежит в том же генеральном направлении нашей мыслительной работы, связанной с категориями «естественного» и «искусственного», на котором находятся все указанные горизонты видения перспектив развития инженерии.

 

 

Проектирование и изыскания

 

С профессиональных позиций для меня особенно интересна про­работка в категориях И и Е двух типов деятельности — проектиро­вания (ПРК) и инженерных изысканий (ИИ). Полагаю, что если отойти от их нормативной трактовки, которая, грубо говоря, сводит ПРК к производству проектно-сметной документации для строительства, а ИИ к бурению, то такой анализ может представлять и более ши­рокий интерес, ибо ПРК есть неотъемлемая часть любой инженерной деятельности, а без ИИ ПРК (а, следовательно, и ИЖ) невозможны.

Я буду дальше трактовать ПРК как особое  средство решения проблем, такое мыслительное И-преобразование ситуации, которое, решая задачи Заказчика, удовлетворяет вместе с тем всех других «позиционеров», так или иначе заинтере­сованных в этом преобразовании (включая и его противников). Сообразно этому под ИИ я буду понимать парный проектированию тип деятельности, в функции которого входит прорисовка и анализ наличной ситуации (подлежащей преобразованию согласно проектно­му замыслу), прогнозы ее изменения (как Е, так и И/Е в случае реализации проекта) и выработка соответствующих рекомендаций по учету особенностей ситуации в ходе проектирования, строи­тельства и т.д.

Проектирование можно рассматривать тогда как особый вид конструктивной  онтологической  ра­боты, призванной построить онтологическую схему некоей сущ­ности, субстанции, имплантация которой в наличную ситуацию преобразует ее указанным выше образом. Природа этой субстанции, вообще говоря, безразлична: это может быть с равным успехом проект здания, сооружения или оргуправленическое, законодатель­ное и т.п. решение. Во втором случае «природа» проектируемой субстанции мыследеятельностная, но специфика проектирования требует ее объективизации, онтологической прорисовки и представ­ления, ибо проектное решение должно быть отчуждаемо от проекти­ровщика, чтобы его можно было «взять» и использовать в любой нужный момент.

Проектное решение, с этой точки зрения, есть, таким образом, чисто И образование, которое однако должно дополняться проектом реализации этого решения, предполагающим, как отмечалось ранее, специальные процедуры ОЕ самого решения, APT и ОЕ объемлющих систем деятельности. Основой этой совокупности сложной деятель­ности проектирования является (наряду с заданием Заказчика) представление об исходной подлежащей преобразованию ситуаций и возможных траекториях ее дальнейшей жизни и эволюции, которые разрабатывает изыскатель.

Работа последнего оказывается чрезвычайно сложной. Уже простая прорисовка исходной ситуации отнюдь  непроста, ибо «ситуация» по понятию есть И/Е образование, задаваемое Е об­становкой будущего действия, с одной стороны, и характером это­го И (или И/Е) действия, — с другой. В бесконечно сложной, не­исчерпаемой обстановке, «обстоятельствах действия» должны быть выделены и вычленены все те элементы, связи, отношения, структуры, организованности и процессы, которые важны с точки зрения про­ектного замысла: пропуски недопустимы, так как пропущенное звено может оказаться решающим для всей дальнейшей работы (и) или ее итоговых результатов (карст в основании Ровенской АЭС, водный баланс Арала при строительстве водохранилищ и ирригацион­ных систем в бассейне Сыр- и Аму-Дарьи). По-видимому, нет ино­го способа выполнить такую работу, кроме системного  и полисистемного  представления  проек­тируемого «объекта» (который существует пока только в мышлении проектировщика и изыскателя), предусматривающего выделение системообразующих процессов, функциональных структур, структур связей, морфологии и материала. Эта работа осложняется тем,что в проектировании (в частности, строительном и технологическом) приходится, как правило, иметь дело с «кентавр-системами»: техно-природными, социо-техно-природными и т.п.

Таким образом, завязывается узел проблем, относящихся к ядерным представлениям СМД-методологии, не разобравшись с кото­рым вряд ли возможно реализовать инженерный подход к проектно-изыскательским работам (ПИР).

Здесь вскрывается фундаментальное обстоятельство: проект­ное решение, погружаемое на материал (неважно какой — природы, общества, мыследеятельности), обязательно захватывает и пере­страивает его, по крайней мере, в ближайшем своем окружении, подвергаясь вместе с тем деформирующему давлению самого этого «сопротивляющегося» материала. В строительном ПРК и ИИ этот факт широко обсуждается под названием «взаимодействия сооруже­ний с природной средой». Дефициентность такой постановки вопросе очевидна: речь должна идти не только о природной, но вообще об «окружающей среде» сооружения, включая ее мыследеятельностный и социальный слои. Одну сторону этого явления – деятельностную — мы обсуждали выше применительно к проблеме реализации.

Сейчас в связи  с вопросом об объекте ПИР меня интересует упо­мянутый «захват» материала. Обобщая опыт промышленного ПРК Дж.Джонс, пишет в связи с этим: «Проектирование оказывается все меньше направленным на сам разрабатываемый объект и все больше на те изменения, которые должны претерпеть производство, быт, потребитель и общество в целом в ходе освоения и использования нового объекта» [1, стр.45]. Добавив к перечню Джонса еще и изменения в природной (или вообще материальной) среде, мы должны теперь ответить на вопрос, где же в этой си­туации проходят границы проектируемого «объекта»?

Чтобы ответить на этот вопрос, придется  обратиться к поня­тию «последствий» и к простейшей (из множества возможных) схе­ме экологической ситуации, где выделяется три типа последствий И-действия: предсказуемые и контролируемые, предсказуемые и неконтролируемые, непредсказуемые и неконтролируемые. Последствия возникают в «среде» наших действий сообразно зако­нам жизни объемлющих систем независимо от наших целей. Послед­ствия, следовательно, в отличие от вызывающего их действия, естественны и могут оказаться как благоприятными, так и нега­тивными с точки зрения наших ценностных и целевых установок. (В известной мере это обстоятельство объясняет смысл пословицы насчет благих намерений, которыми наложена дорога в ад). Джонс фиксирует тенденций современного ПРК, «захватывающего» зону предсказуемых и контролируемых последствий и, следовательно, переводящих эти Е-последствия в И или И/Е преобразования, со­держание которых отличается от содержания Е-последствий.

Из этого, на мой взгляд, вытекает два вывода: границы «объекта» ПРК соответствующим  образом раздвигаются, но по этой причине возникают новые последствия… Для того, чтобы локали­зовать последствия и, тем самым, затормозить «раэбегание» объек­та, мы должны, по крайней мере, в зоне ближайших контролируемых последствий ориентироваться не на И, а на И/Е преобразования, учитывающие законы Е-жизни среды объекта ПРК, и образующие как бы «буферную зону» между И-объектом и его Е-средой. Но это приводит, в свою очередь, к резкому расширению фронта работ проектировщика и изыскателя, так как «размеры» зоны последствий, как правило, во много раз превосходят «размеры» первоначального объекта. Проектировать тогда приходится не просто новый автомо­биль, а систему автотехобслуживания и дорожную сеть; не просто ГЭС, а систему передачи и потребления электроэнергии, зоны затопления и подтопления водохранилища, локальные изменения климата вокруг него; не просто новый микрорайон, а новую струк­туру города, включающую этот микрорайон и т.д. и т.п.

Сказанное должно в корне изменить сложившуюся у нас систе­му ПИР. Во-первых, реализация И/Е подхода требует не коопера­тивной (путем обмена продуктами труда), а коммуникативной соорганизации ПРК и ИИ. Во-вторых, возникает необходимость в проб­лемной (а не задачной) организации мышления проектировщиков и изыскателей. В-третьих, крупномасштабные проекты (типа генпла­нов городов, освоения новых территорий и т.п.) теряют статус проектов и должны быть перестроены в соответствующие программы с встроенными в их функциональные ячейки проектами. В-четвертых, объекты ПИР из локальных во времени и пространстве фрагментов хозяйственной жизни разрастаются и, перекрывая друг друга, накладываясь друг на друга, образуют после приложения тотальных и перманентных ПИР, вплавленных в контекст программ развития и задающих как бы второе, мыслительное существование хозяйства страны. В-пятых, возникает необходимость в особых типах про­фессиональной деятельности, дополняющих производство собственно ПРК и ИИ их программированием и авторским надзором за использо­ванием их результатов, а также  в организации нового типа и особой сферы деятельности — мониторинга деятельностно-природной среды, призванной отслеживать ход ее квази-естественной эволю­ции.

Таким образом, всего лишь бегло намечен круг вопросов, требующих обсуждения и разворачивания в связи с проработкой ПРК и ИИ с точки зрения «И» и «Е». Но уже из этого конспектив­ного изложения очевидна необходимость полной перестройки сложив­шихся типов и сфер деятельности. Я полагаю, что аналогичный результат будет получен при проработке с этой точки зрения и всех других направлений современной ИЖ. Поэтому общие программы методологических исследований и разработок по построению новой ИЖ, о которых говорилось в конце предыдущего раздела, могут и должны быть дополнены специализированными программами по от­дельным типам инженерной деятельности, включая (наряду с ПРК и ИИ) изобретательство, конструирование и т.п., а также по системе подготовки инженеров.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Джонс Дж.К. Методы проектирования.//М.; «Мир», 1986.
2. Лефевр В.А., Щедровицкий Г.П., Юдин Э.Г. Естественное и искусственное в семиотических системах.// Семиотика и вос­точные языки. М.: «Наука», 1967.
3. Рац М.В., Кравченко Л.П. Феномен шламонакопителей.//»Человек и природа». №2, 1989.
4. Щедровицкий Г.П. Принципы и общая схема методологических организаций системно-структурных исследований и разработок.// Системные исследования. Ежегодник-1981. М.: «Наука», 1981.
5. Щедровицкий П.Г. Деятельностно-природная система.// «Человек и природа». №12, 1987.

 

 

[1] То, что у нас принято называть программами, является либо лозунгами, либо формой планов.