За последние десятилетия в сфере наук о профессиональной трудовой деятельности произошли существенные изменения. Одна за другой в ее рамках обособляются такие дисциплины, как инженерная психология, эргономика, психология управления. При этом каждая из них в процессе обособления сталкивается с целым рядом вопросов, касающихся особенностей предметного содержания, специфических проблем и методов, социально-научного статуса дисциплины и т.п.
Но, говоря об обособлении, следует иметь в виду и интересы противоположного процесса – процесса интеграции – как другой непременной стороны развития современного научного знания. Эти интересы сосредоточены вокруг вопросов, так или иначе регулирующих взаимоотношения старых и новых наук о профессиональной трудовой деятельности. Среди них на первое место должен быть поставлен вопрос о путях сочетания предметно-теоретического единства социально-организационной обособленности каждой из таких дисциплин.
Очевидно, что то или иное разрешено этих методологических вопросов не только в значительной степени определяет лицо всего эшелона наук о профессиональной деятельности, но также неминуемо должно сказаться на эффективности решения целого ряда насущных народнохозяйственных задач. Однако эффективное решение и даже сама постановка таких вопросов невозможны вне определенной перспективы и вне конкретного исторического контекста, поскольку прошлое является, как известно, лишь одним из основных факторов, определяющих и современное состояние, и контуры возможного будущего. И, по-видимому, было бы серьезной ошибкой не учитывать того обстоятельства, что уже существует опыт разрешения подобных вопросов такими дисциплинами, как психотехника и психология труда, ставшими в определенном отношении своеобразным историческим «корнем куста» целого ряда наук о трудовой деятельности. Игнорирование этого опыта чревато утратой исторической преемственности и в силу этого повторением уже пройденного пути и уже преодоленных ошибок.
Добавим также, что от того, как будут решены вопросы исторической преемственности и актуальной взаимосвязи наук о профессиональной трудовой деятельности, зависит, в частности, решение таких насущных проблем, как совершенствование подготовки специалистов в области прикладной психологии, координация и распределение усилий представителей разных дисциплин, выявление предметно-теоретического единства этой сферы и т.п.
Таким образом, запросы и интересы сегодняшнего дня с необходимостью требуют обращения к прошлому — к истории становления дисциплин, исследующих трудовую деятельность, — поскольку без реального учета этой истории, без осмысления ее уроков невозможно сколько-нибудь эффективно прогнозировать и тем более направлять развитие целой сферы научного знания.
Имея это в виду, мы выбрали для анализа такую из «линий» развития дисциплины, которая, с одной стороны, снимает в себе ее развитие как целого, а с другой — в значительной степени сама направляет это развитие, линию смены программы. Именно программа, являясь рефлексивным внутренним фактором развития дисциплины, в наиболее обобщенной и вместе с тем определенной форме отображает и итоги уже пройденного пути, и контуры только еще предстоящего.
Основу настоящей статьи составляет сопоставительный анализ трех программ, ставших наиболее важными вехами на историческом пути становления советских психотехники и психологии труда. Это: программа Г. Мюнстерберга (1912-1914)[2], к «образу» психотехники которого тяготела советская психотехника и безотносительно к которой нельзя правильно оценить другие программы[3]; программа С.Г. Геллерштейна (1932) и программа Е.В. Гурьянова, Д.А. Ошанина, В.В. Чебышевой (1957)[4].
Программа психотехники Г. Мюнстерберга
Общий замысел «Основ психотехники» предусматривал «наряду с принципиальным обоснованием и планомерной организацией… искать новые пути, предложить новые экспериментальные методы, открыть новые возможности» для прикладной психологии (6, с.6). На этом пути предстояло решить ряд глобальных методологических проблем. Первая из них — введение самого понятия психотехники.
Понятие психотехники
Предпосылкой введения понятия психотехники стало разделение «области психологии» на две части — «теоретическую» и «прикладную». В качестве одного из оснований такого разделения выступают существующая потребность в решении как «теоретических», так и «прикладных» задач и вместе с тем логическая несовместимость «теоретической» и «прикладной» направленностей одной и той же дисциплины. Отсюда — низкая эффективность решения как тех, так и других задач и многочисленные затруднения и противоречия в ходе развития психологии.
Отстаивая идею разделения «области психологии» на две самостоятельные области исследования, Мюнстерберг в качестве основания привлекает также и исторический опыт других научных дисциплин. Так, он указывает на то, что физиология и патология только пострадали бы, если медицина не была бы самостоятельной дисциплиной и медицинские проблемы пришлось бы решать наряду с научными проблемами физиологии и патологии; так же невозможно решать технические задачи механики, химической промышленности, сельского хозяйства и т.д. в рамках физики, химии, биологии, «не передвинув в опасном направлении естественного центра тяжести этих теоретических дисциплин» (6, с.16).
Следовательно, разделение психологии на «теоретическую» и «прикладную» — в ее собственных интересах: «Раз будет проведено отчетливое разграничение, тотчас же исчезнет тот разлад, который проистекает из теперешней путаницы в отношениях и является вполне естественным до тех пор, пока теоретикам приходится порицать практику за то, что она благоприятствует скороспелым методам, а практики должны жаловаться на то, что теория пренебрегает интересами жизни» (6, с. 16).
Основная линия раздела между теоретической и прикладной психологией определена прежде всего различным характером использования результатов, полученных в рамках каждой из них. Так, в теоретической психологии эти результаты используются для решения имманентных ей (психологических) задач, а в прикладной — для решения задач внешних по отношению к собственно психологии — задач «культуры». Таким образом, для Мюнстерберга отличительным признаком прикладной дисциплины является регулярное применение результатов за ее собственными пределами, своего рода открытый ее характер.
В свою очередь, различая два смысла понятия «применение» – для теоретических целей и для целей практических, – Мюнстерберг выделяет в прикладной психологии два раздела: психологию культуры и психотехнику. В психологии культуры реализуется познавательная (объяснительная) установка, в психотехнике – техническая (преобразовательная). При этом каждая из установок обладает определенной временной направленностью: познавательная установка осмыслена по отношению к прошлому культурной сферы, а техническая – к ее будущему[5].
Теоретическая психология и психотехника
Мюнстерберг характеризует психотехнику как самостоятельную дисциплину. Степень и характер этой самостоятельности — центральный вопрос его программы. Выше уже отмечалась независимость проблематики психотехники от проблематики теоретической психологии. Психотехника призвана разрешать не психологические задачи (в смысле теоретической психологии), а задачи практические[6].
Более того, сам характер проблемных сфер теоретической психологии и психотехники оказывается различным: первой в программе Мюнстерберга соответствует проблематика описания и объяснения психических явлений, второй – предсказания и воздействия на них. Другими словами, если проблематика теоретической психологии носит познавательный характер, то проблематика психотехники (как уже было отмечено выше) – организационно-конструктивный[7] (или организационно-практический).
Поэтому в программе отстаивается взгляд, что «самостоятельная психотехника может действительно сообразоваться с собственными интересами в постановке своих вопросов, вместо того чтобы подчинить их понятиям общей психологии как простой придаток к теоретическому рассмотрению» (6, с.16). Именно против точки зрения, согласно которой основой взаимоотношений теоретической психологии и психотехники является то, что первая вырабатывает знания, а вторая только «применяет их на практике», направлены, по сути дела, аргументы Г. Мюнстерберга[8]. Сторонники критикуемой им точки зрения неминуемо приходили к выводу о преждевременности всякой психотехнической работы до тех пор, пока психология не накопит солидного багажа научных знаний о психике человека, что означало самоустранение психологии (на неопределенное время) от участия в решении насущных социально-практических проблем.
Среди выдвигаемых Мюнстербергом контраргументов есть исторические и логические. В частности, он указывает: «Опыт естественных наук явно не в пользу такого воздержания. Медицина не ждала и не могла ждать, пока анатомия, физиология и патология отпразднуют свои последние триумфы, и техника всякий раз быстро извлекала пользу даже из самых скромных успехов физики» (6, с. 15). Сюда же относятся и исторические факты, свидетельствующие, что прикладная психология возникла независимо от теоретической психологии[9]. И, наконец, основной аргумент Мюнстерберга состоит в том, что «практическая жизнь не может остановиться и ждать, пока психология позволит ей начать свое дело» (6, с. 15).
Различия в установках каждого из разделов «области психологии», а также в характере решаемых задач естественным образом определяют и различия в соответствующих методах и требуют разработки специфически психотехнических методов (диагностического и воздейственного характера), ибо надежды на прочный успех в области психотехники « окажутся тем более обоснованными, чем более в новой науке будут самостоятельно разрабатываться ее собственные методы» (6, с. 23).
Итак, взаимоотношение теоретической психологии и психотехники в программе Мюнстерберга есть фактически взаимоотношение «фундаментальной» и «технической» наук[10]. Зависимость психотехники от теоретической психологии лежит при этом в плане эффективности решения тех или иных психотехнических проблем, а не в плане самого ее существования. Причем радикальное противопоставление видится Мюнстербергом как на уровне собственно дисциплины (парадигматика), так и на уровне отдельного исследования[11]. Вполне понятно, что такое отделение психотехники от теоретической (общей) психологии требует разграничения и в сфере подготовки соответствующих специалистов (оформления соответствующих специальностей)[12].
Предмет психотехники
Вопрос о предмете психотехники в программе Мюнстерберга — один из самых сложных в плане его реконструкции. С одной стороны, рекомендуя психотехнику в качестве дисциплины из «области психологии», Мюнстерберг имеет в виду прежде всего предметное основание (поскольку по всем другим параметрам он подчеркивает специфичность психотехники как самостоятельной дисциплины). И хотя эта психологическая предметность объективируется им по-разному (тут и психика, и содержания сознания, и переживания, и душевная жизнь, и индивидуальная личность), в конечном счете, он старается остаться в предметных границах «психологических факторов».
С другой стороны, идя от особенностей психотехнической проблематики, Мюнстерберг вынужден подчеркивать условность такой изоляции психологических факторов друг от друга и их самих от всех других. Так, исходя из предпосылки, согласно которой каждый эмпирический случай есть взаимодействие многих различных психологических факторов, он напоминает, что «психолог никогда не должен забывать общей структуры душевной жизни. К этому присоединяется еще нечто иное: прикладная психология слишком легко упускает из вида непсихологические факторы культуры» (6, с. 23). Демонстрируя на материале педагогической психологии, к чему это приводит, Мюнетерберг подчеркивает, что «никакая психологическая педагогика не может заменить того, что первее всего требуется учителю, — основательной подготовки в тех областях, в которых он собирается преподавать» [6, с. 24].
Указывая на три круга вопросов, возникающих при решении задачи увеличения производительности труда – «технические условия», «физическая деятельность», « психика работника», Мюнстерберг утверждает, что не только последний из них попадает в область компетенции психотехники: «И у технических условий, к которым относится, разумеется, и машина, и у физической деятельности имеются самые различные точки соприкосновения с психической жизнью. И психолог может интересоваться этой проблематикой именно в круге этих взаимоотношений – мало того: это его прямая обязанностью (8, с. 134).
Все эти рассуждения приводят, по сути дела, к существенному расширению предметных границ психотехники, поскольку в ее область попадает все, что «затрудняет или, наоборот, облегчает психофизическую деятельность» человека (8, с. 134). Такой итог является следствием выбранной Мюнстербергом общей стратегии построения психотехники.
Путь построения психотехники и общая структура ее области
Мюнстерберг рассматривает два альтернативных пути построения психотехники. Путь первый (самый простой) — отправляться от багажа знании, накопленных теоретической психологией. «Всего проще, по-видимому, рассматривая психические процессы один за другим, исследовать, какое значение для задач практической жизни могло бы иметь изучение данного процесса» (7, с. 3). Идя этим путем, можно «достигнуть широчайших сфер практической жизни… Но будет ли такой путь действительно наилучшим – это нам кажется сомнительным» (7, с. 4). Автор программы считает, что этот путь для прикладной практической дисциплины является тупиковым, поскольку «все чересчур подчинялось бы интересам теоретической психологии… все рассматривалось бы, прежде всего, с ее точки зрения и для ее целей» (7, с. 3). Следование по этому пути привело бы к тому, что «практическое применение психических процессов для различных задач жизни представлялось бы безразличным и почти случайным явлением» (7, с. 4). При этом важные задачи практической жизни могли быть не замечены, а замеченные – стали бы «перечислением ряда бессвязных иллюстраций» (7, с. 4).
Поэтому Мюнстерберг решительно выбирает второй, альтернативный путь – исходить из особенностей обслуживаемой психотехникой сферы деятельности, из характера практических задач каждой из таких сфер. «Если мы действительно желаем вывести прикладную психологию из ее собственной прикладной мысли,– пишет он,– то решающее значение должен иметь принцип, что все должно быть подчинено идее практической задачи» (7, с. 4).
Руководствуясь этим принципов Мюнстерберг и строит основные разделы психотехники, соответствующие выделенным им сферам общественное деятельности человека: социальная психотехника, хозяйственная психотехника, медицинская психотехника и т.д.
Выбор фактора «практической задачи» в качестве отправного и центрального по значению при построении областей психотехники доопределяет в программе соотношение психотехники и теоретической психологии: психологические знания, принципы, методы и т.д. выступают в качестве средств (причем не единственных) для решения практических задач культурной сферы. Характер и способ их употребления оказываются всецело производными от специфики этих задач (и стоящих за ними сфер деятельности, так как предполагается, что «каждую проблему прикладной психологни мы будем ставить так, как она должна быть поставлена с точки зрения задач подлежащих выполнению, безотносительно к применяемым для этого психлогическим средствам» (7, с. 5).
Программа Мюнстерберга открыла период становления психотехники, призванный на деле проверить ее историчен кую значимость, актуальность и перспективность. Дальнейшая история психотехники продемонстрировала и несомненные достоинства программы, позволившие С.Г. Геллерштейну рассматривать ее как «программу будущей психотехники на многие десятки лет», и определенные недостатки, преодоление которых становилось условием дальнейшего развития дисциплины.
Программа психотехники С.Г. Геллерштейна
Самой значительной и наиболее зрелой методологической работой в советской психотехнике является работа Геллерштейна «Проблемы психотехник на пороге второй пятилетки» (2), появившаяся в переломный, кризисный для психотехники момент. По сути дела, эта работа завершала этап формирования советской психотехники — ее самоопределения — и ставила на повестку дня проблемы ее развития. Геллерштейн подходил к анализу кризисного состояния психотехники с общей установкой, что «сам по себе факт бесплодности многих психологических работ лишь служит свидетельством необходимости по-иному ставить эти работы, изменивши постановку вопроса» (2, с. 10). Такой нетрадиционный подход позволил ему выдвинуть принципиально новые идеи и внести существенный вклад в разработку психотехнической проблематики.
Специфика психотехнических проблем
Поставив перед собой задачу выяснить причины низкой эффективности решения ряда психотехнических проблем, Геллерштейн сосредоточил внимание, прежде всего, на характере проявления в той или иной проблеме исследовательского (познавательного) и воздейственного (технического) отношений к объекту. Сопоставляя проблемы профотбора и утомления, он устанавливает их принципиальное различие по этому основанию. А именно, если в первом случае налицо единство предметов исследования и воздействия[13], то во втором — разрыв между ними[14].
Используя этот факт при анализе других психотехнических проблем, Геллерштейн приходит к общему выводу, что «в числе психотехнических проблем мы находим такие, которые характеризуются разорванностью между предметом воздействия и предметом исследования. Вот этого-то типа проблемы оказались в прежней нашей психотехнической практике малоэффективными» (2, с. 12). Этот вывод фактически представлял собой методологический принцип выделения собственно психотехнических проблем: единство предметов исследования и воздействия есть необходимое требование, которому должны удовлетворять психотехнические проблемы в отличие от проблем общей психологии, не связывающих себя с самого начала требованием практической реализуемости.
Другая причина низкой эффективности психотехнических работ лежит, с точки зрения Геллерштейна, в игнорировании «комплексной природы практических задач и стремлении ограничиться изучением отдельных психологических аспектов задачи. По мысли Геллерштейна, работа психотехников может быть эффективной только в том случае, если она будет осуществляться «совокупными усилиями представителей разных специальностей, каждая из которых дополняет остальные» (2, с. 13). При этом для выделения ведущей специальности в комплексной работе предлагался следующий критерий: ею должна быть «та специальность, для которой предмет воздействия, или, что то же, предмет приложения рационализаторских мероприятий… является в то же время непосредственным предметом научной компетенции» (2, с. 13).
Каково же место психотехники в комплексном процессе рационализации? В программе предлагается фактически два ответа. Первый ответ дается применительно к уже существующему, сложившемуся статусу психотехники и связан в основном с преодолением ее внутренних противоречий и несообразностей. Второй –с учетом перспективы развития, требующей изменения сложившегося статуса. Нас в данном случае интересует, каким виделось Геллерштейну будущее психотехники в рамках второго ответа.
Геллерштейн предлагал ориентировать психотехнику на «возможность постепенного перехода психотехнической работы от роли второстепенной части комплексного исследования к роли основной» (2, с. 13). По сути, это – призыв к приданию комплексного характера самой психотехнике (к ее комплексному перевооружению). На этом пути от психотехников требовалось бы освоение всей совокупности производственно-технических факторов, от которых зависит производительность труда. «Но в этом случае,– отмечает Геллерштейн,– психотехника уже перестанет быть собственно психотехникой, перерастет свои границы и должна будет изменить свое название» (2, с. 14)[15].
В программе предложен и ряд организационных мероприятий, позволяющих направить усилия психотехники в эту сторону: овладение принципами организации труда, совместную и органически связанную работу психотехников с производственниками, экономистами, физиологами, инженерами и т.д., подготовку психотехников из представителей смежных специальностей и переквалификацию самих психотехников.
Традиционные и перспективные проблемы
Опираясь на выработанные им методические принципы, Геллерштейн считал, что «ни одна из тех задач, которыми до сих пор занималась советская психотехника, не должна быть выключена из сегодняшней проблематики, несмотря на то, что сделано немало грубейших ошибок» (2, с. 24). Однако он призывал к коренной реорганизации их постановки[16].
Общий замысел реорганизации традиционных психотехнических проблем состоял в их соорганизации в рамках более широкой проблематики и подчинении постановки каждой из них соответствующей практической задаче с определением места в общем процессе комплексной работы над ее решением.
В еще большей степени особенности подхода Геллерштейна к проблематике психотехники проявились при обсуждении им перспективных психотехнических проблем, среди которых он указывал педагогические проблемы (производственное обучение), проблемы реконструкции профессий, проблемы организации и рационализации труда и т.д.
Новые задачи в области «изучения профессий» были им связаны с переходом от пассивной позиции «молчаливого свидетеля и созерцателя тех сдвигов, которые происходили в технике в производственном и технологическом процессах и формах соответствующих трудовых деятельностей», к активному участию в создании «новых форм разделения труда и проектировке новых профессий» (2, с. 27).
Статус и предмет
Характеризуя программу психотехники Мюнстерберга в целом, мы отмечали, что в фундамент здания психотехники он заложил два основания. Первое основание (нерефлектируемое им специально) – предметное единство психотехники и теоретической психологии. Второе-«принцип практической задачи» (подчинение психотехники задачам практической деятельности).
Опыт развития психотехники показал, что эти основания не являются независимыми – их одновременное удовлетворение невозможно при сохранении предметно-теоретической и организационной целостности дисциплины. Это означало необходимость подчинения одного из них другому, и вставала проблема выбора ведущего основания.
Геллерштейн фиксирует эту проблему в прямой, недвусмысленной форме: «Психотехники должны поставить перед собой вопрос совершенно открыто: либо мы закрепляем за собой определенный круг функций, вытекающих из сущности нашей специальности, понимаемой нами как специальность психологическая (а в таком случае мы должны будем испытывать постоянное тяготение к психологическим принципам рационализаторской работы), либо мы исходим из задач рационализации труда, учитываем многообразие областей, объектов и путей рационализаторской работы и расширяем границы своей психотехнической работы, распространяя ее на все огромное поле рационализаторской деятельности. Проблема организации труда особенно настойчиво ставит перед нами этот вопрос, ибо вряд ли кто-нибудь рискнет утверждать, что организация труда должна покоиться на психологических основаниях в основном. Представляется целесообразным поставить этот вопрос на широкое обсуждение всех работников нашей и смежных специальностей для того, чтобы добиться определенности в этом вопросе и перестать заниматься вольным или невольным самообманом» (2, с. 31).
Позиция самого Геллерштейна в решении этого вопроса – выбрать в качестве ведущего основания «принцип практической задачи». Для него «психотехническая работа вся, от начала до конца является рационализаторской работой» (2, с. 13), и поэтому он исходит из представления, что общее требование, предъявляемое к психотехнике, «заключается в необходимости преодоления собственной замкнутости и выхода за рамки только психологических вопросов» (курсив наш – Авт.) (2, с. 32). Очевидно, что удовлетворение этого требования подразумевает необходимость «изменить радикально предмет психотехники и сферу всей этой науки» (2, с. 32).
Итак, центральная тенденция программы Геллерштейна состояла в необходимости включить психотехнику в контекст комплексного решения практических вопросов (задач) рационализации труда. При этом перспективы развития психотехники тесно увязывались им « приобретением ею самою комплексного характера и ведущей роли в комплексной рационализации профессионального труда. Выдвигая на первое место «принцип практической задачи», программа Геллерштейна прокладывала курс на преодоление предметной замкнутости психотехники границами «области психологии».
Программа психологии труда
Программе, разработанной Геллерштейном, не суждено было реализоваться на практике: в середине 30-х гг. просуществовав немногим более десяти лет, психотехника на целых двадцать лет прекратила свое существование и получила возможность «возродиться» лишь в 1956 г. Однако это было очень странное возрождение: психология труда первом же своим «декретом» (4) отвергла преемственную связь с психотехникой и отреклась от основных методологических установок, принципов и представлений этой дисциплины. Речь шла о принципиально новой дисциплине – имелось в виду «не восстановление психотехники», а «научная разработка проблем психологии трудовой деятельности» (4, с. 4).
Для адекватной оценки этой позиции необходимо учитывать то обстоятельство, что фактически, несмотря на 25-летний разрыв во времени, программа психологии труда выступала «современницей» программы психотехники Геллерштейна и альтернативой к ней. Общий момент для этих двух программ – один и тот же исторический опыт психотехники. Но в основе программы психологии труда лежал выбор другого ведущего принципа – принципа предметного тождества с психологией. По сути дела, такой выбор и предопределил отказ от исторического наследства психотехники.
Психотехнике инкриминировалось игнорирование теоретических основ общей психологии, неприемлемость ее принципов и методов и другие смертные грехи, и на этом основании была выдвинута версия «самоликвидации» психотехники[17]. Интересно отметить, что, несмотря на голословность, явную пристрастность и неубедительность этих обвинений (см. по этому поводу (10)), они создали весьма стойкий миф о психотехнике, кочующий по монографиям и учебникам по психологии труда (11).
Отрицая за историческим наследием психотехники какое-либо реальное методологическое и теоретическое значение, авторы программы строили концепцию психологии труда фактически на противопоставлении ее психотехнике по всем узловым моментам.
Если Мюнстерберг и Геллерштейн требовали оформления психотехники в самостоятельную научную дисциплину, то статус психологии труда в рассматриваемой программе – это статус « одного из разделов общей психологии» (4, с. 5). Это автоматически означало, что психология труда должна была разделить с общей психологией ее познавательно-объяснительную установку по отношению к своему объекту.
Распространение этой общей познавательно-объяснительной установки на функциональные составляющие дисциплины и составляло содержание позитивной части программы. Характеризуя проблемную сферу психологии труда, авторы программы исходили из того, что «любая проблема психологии труда должно быть проблемой научно-психологической» (4, с. 6). Более того, даже «работая над разрешением практических задач, психолог труда должен изучать и раскрывать при этом общие психологические закономерности» (4, с. 6).
Нетрудно обнаружить ту же установку и по отношению к методической сфере психологии труда: «Методы, используемые в психологии труда, как и психологические методы вообще, должны быть направлены на изучение психологической сущности явлений и лежащих в их основе психологических закономерностей» (4, с. 7]. Поэтому общим (и единственным) требованием по отношению к методам психологии труда стало требование «поднять методы психологии труда до общего уровня современных требований к экспериментальному исследованию советской психологической науки, сделать исследования по психологии труда методически безупречными, без какой бы то ни было скидки на их прикладной характер, спешность «заказа» и т.д.» (4, с. 6].
Фактически в программе психологии труда все сводилось только к «изучению» и «раскрытию закономерностей», что делало ее неотличимой от общей психологии, и вопрос о специфике психологии труда просто не обсуждался. Но при этом психология труда брала на себя обязательства вносить свой вклад в решение практических народнохозяйственных задач. А поскольку в отличие от психотехники психология труда не могла в соответствии с программой рассматривать эти задачи в качестве ей принадлежащих, то ее интересы ограничивались лишь чисто психологическими аспектами, а для этого необходимо было переформулировать исходные практические задачи, превратив их в научно-психологические.
В этом пункте и заключается, на наш взгляд, основной порок программы. Опыт истории науки показывает, что все так называемые фундаментальные науки (в том числе и психология) имели в качестве своих источников именно задачи общественно-практической деятельности, но как только им удавалось выделить свой собственный предмет, они выдвигали собственные проблемы, «поручая» решать практические задачи возникающим на их основе инженерным (техническим) дисциплинам[18].
Для современного уровня развития научной сферы возлагать на одну и ту же дисциплину и решение насущных практических задач, и обязанность «двигать вперед психологическую науку» (4, с. 6) – это анахронизм[19]. Недаром с последовательного разделения этих задач и начиналась психотехника. Таким образом, игнорирование действительного опыта психотехники на деле привело к тому, что программа психологии труда воспроизводила именно отрицательные стороны этого опыта.
Все это позволяет утверждать, что курс, прокладываемый программой психологии труда, объективно был курсом утраты прикладной направленности, потери своего «лица» и растворения в общей психологии[20].
Подведем некоторые итоги нашего экскурса в историю смены программ психотехники и психологии труда. Мы далеки от мысли отождествлять эту историю со становлением самих названных дисциплин. Но нельзя также не признать, что именно в ней, в первую очередь, нашла отражение и приобрела общезначимую форму рефлексия этого становления, позволяющая в меру своей определенности сознательно действовать в истории. Сосредоточивая внимание на соотношении двух принципиальных моментов каждой из программ – этими моментами являются представления о соотношении программируемой дисциплины с психологической наукой, с одной стороны, и обслуживаемой областью социально-практической деятельности, с другой – мы предполагали, что именно ими определяется « лицо» отдельной программы. Наш анализ зафиксировал существенные различия в ответах каждой из программ на вопрос о возможном и должном отношении рассматриваемых нами моментов в теле одной и той же (по интенции) прикладной дисциплины. Если Мюнстерберг исходил из равнозначности и независимости каждого из них, то Геллерштейн настаивал на подчиненности психологической науки «принципу практической задачи», а авторы последней из рассматриваемых нами программ – программы психологии труда – утверждали противоположную тенденцию: для них именно связь с психологией выступила в качестве определяющего фактора.
Вполне понятно, что три столь разнонаправленные дороги не могут привести в одно и то же место (несмотря на идентичность указанных на них пунктов назначения). Это вынуждает нас сравнивать эффективность рассмотренных программ. При этом мы будем руководствоваться основаниями как исторического, так и логического порядка.
С точки зрения исторического опыта можно оценить только первую и третью из программ, в той или иной степени реализованных в процессе развития психотехники и психологии труда. Этот опыт, на наш взгляд, с полной определенностью выявил присущие им недостатки. Так, кризис психотехники 30-х гг. показал неправомерность решения интересующего нас вопроса, предложенного основателем психотехники Мюнстербергом, и стимулировал поиск иного пути развития психотехники, вызвав тем самым к жизни программу Геллерштейна. А к чему привела реализация программы психологии труда? И в этом случае налицо скорее отрицательный, нежели положительный опыт. В конечном счете большей части той методологической разноголосицы, которая сопровождала и сопровождает социально-организационное обособление в нашей стране таких дисциплин, как инженерная психология, эргономика, психология управления и т.д., мы обязаны установкам именно этой программы.
В конце 50-х – начале 60-х гг. оформление отечественной инженерной психологии происходит практически безотносительно к психологии труда, которая оказалась неготовой к решению сложного вопроса о взаимоотношениях с нарождающейся дисциплиной. Это приводит к доминированию в 60-е гг. инженерной психологии при неопределенности социально-организационных взаимоотношений между двумя дисциплинами. На базе этой неопределенности в конце 60‑х – начале 70-х гг. начинается социально-организационное обособление еще одной дисциплины – советской эргономики.
Это обособление фактически реализует геллерштейновскую программу становления комплексной научно-технической дисциплины, занимающейся профессиональной трудовой деятельностью человека, но в принципиально ином научно-практическом контексте. Если Геллерштейн ратовал за превращение самой психотехники в комплексную дисциплину научно-техническую и научно- практическую, то эргономика желает быть ею наряду с двумя другими дисциплинами, волей или неволей являющимися историческими наследниками психотехники. Тем самым вместо разрешения проблемы соотношения психологии труда и инженерной психологии эргономика добавила новую проблему – проблему собственного статуса, который имел бы не только сиюминутное, но и историческое оправдание.
К этим проблемам в самое недавнее время прибавились и другие, связанные с социально-организационным обособлением еще одной науки о профессиональной трудовой деятельности – психологии управления, за которой просматриваются контуры «экономической психологии». И, надо думать, это еще не конец.
Конечно, дифференциация дисциплин, занимающихся профессиональной трудовой деятельностью человека, вызвана объективными причинами. Однако это обстоятельство не отменяет, а только подчеркивает необходимость адекватной рефлексии происходящего и сознательного проведения в жизнь определенного образа дисциплинарной организации научно-технического знания. Психология же труда, формально-логически претендуя на то, чтобы быть материнским лоном этих дисциплин, реально не участвовала в их оформлении и, более того, в значительной степени сама была оттеснена ими на периферию научно- практических интересов. В свою очередь, само социально-организационное обособление названных дисциплин в качестве самостоятельных подразделений может быть рассмотрено как результат и свидетельство организационной и предметно-теоретической слабости психологии труда, а значит и программы, взятой ею на вооружение.
Что же касается логических оснований, то ответ на интересующий нас вопрос должен быть выведен из самого понятия прикладной дисциплины (в соответствии с логической характеристикой ее статуса). С этой позиции решающим моментом является то, что определенность прикладной дисциплины задается не столько ею самой, сколько областями «приложения». Другими словами, «верховным судьей», выносящим окончательное суждение о продуктивности и перспективности функционирования прикладной дисциплины, является та область социально-практической деятельности, которую она должна обслуживать (и ради которой, в конечном счете, она и получает определенный социально-организационный и предметно-теоретический статус). Отсюда следует, что интенция геллерштейновской программы — подчинить психотехнику «принципу практической задачи» — была логически наиболее правомерна. Можно сказать, что на стороне Геллерштейна оказывается объективная логика соотношения прикладной науки и соответствующей ей практической сферы, а на стороне авторов программы психологии труда – только узковедомственная «логика» определенного профессионального сообщества.
Как исторический, так и логический аспекты каждой из рассмотренных программ характеризуют объективное их содержание. Однако нельзя не остановиться и на ином – рефлексивном, или субъективном, содержании, определяемом теми представлениями о статусе прикладной дисциплины, которыми сознательно руководствовались авторы программ. Тот образ «прикладной науки», который подразумевается программой психологии труда, может быть схематизирован в следующем виде: «фундаментальная наука – прикладная наука – область практики». В рамках этого представления прикладной науке отведена функция трансляции (трансмиссии) достижений фундаментальной науки в практику, функция приложения уже существующих психологических знаний. Однако этот традиционный образ в значительной степени стал достоянием прошлого и интенсивного пересматривается как самим процессом становления современных « технических» дисциплин, так и логикой и методологией науки. Связано это с тем кардинальным обстоятельством, что классическая схема сочетания научной и практической деятельности уже не соответствует ни уровню и характеру современной науки, ни практике. Достаточно указать здесь, что понятие фундаментальной дисциплины включает сейчас и естественнонаучные и технические дисциплины, а это принципиальным образом меняет традиционное понимание взаимоотношений между ними.
На смену образу «прикладной науки» приходит другой, неклассический образ взаимоотношений научной и практической сфер, в основе которого находится схема: «сопредметные познавательные дисциплины – системная техническая дисциплина – область практики» [3]. В этом случае техническая дисциплина связывает свою судьбу не с единственной «фундаментальной» дисциплиной, а с целым рядом их, обретая по необходимости черты комплексного образования, обладающего своеобразными механизмами функционирования и развития.
В свете новых представлений о статусе технических дисциплин, заставляющих пересматривать традиционные черты эпистемологического идеала современной науки, только ориентация геллерштейновской программы развития психотехники соответствует тенденциям организации научной сферы. Не будет большим преувеличением утверждение, что именно реализация идей, созвучных программе Геллерштейна, объективно направляла процесс обособления таких дисциплин, как инженерная психология, эргономика, психология управления, реально расширяя рамки «системной» технической дисциплины до всей полноты объема практических задач обслуживаемой сферы.
Однако объективная тенденция получает полное выражение только в случае адекватного ее осознания. Эта задача во всем ее объеме только еще стоит перед дисциплинами о профессиональной трудовой деятельности. От того, в какой мере она будет решена, в немалой степени зависит дальнейшая судьба этой области научно-практической деятельности.
Литература
- С.Г. Геллерштейн. Психотехника // Основные течения современной психологии. М.-Л., 1930.
- С.Г. Геллерштейн. Проблемы психотехники на пороге второй пятилетки. // Советская психотехника. 1932, № 1-2.
- В.Г. Горохов. Философско-методологические проблемы исследования технических наук. // Вопросы философии. 1985, № 3.
- Е.В. Гуръянов, Д.А. Ошанин, В.В. Чебышева. Современное состояние и задачи психологии труда. // Вопросы психологии, 1957. № 3.
- В.М. Мунипов. Эргономика и психологическая наука. // Вопросы психологии. 1976, № 5.
- Г. Мюнстерберг. Основы психотехники. Первая, общая часть. М., 1922.
- Основы психотехники. Вторая, специальная часть, вып. 1. М., 1922.
- Г. Мюнстерберг. Психология и экономическая жизнь. М.,1924.
- Дж. Нейман. Математик. // Природа. 1983, № 2.
- К.К. Платонов. Вопросы психологии труда. М., 1970.
- А.А. Пископпель А.А., Л.П. Щедровицкий. Общие вопросы инженерно-психологического проектирования. М., 1980. // Деп. в ВНИИТЭ № 8 ТЭ // Д80, 136 с.
[1] Первая публикация статьи (написана в 1986 г.): «ВМ», № 4, 1991 г.
[2] Работа «Психология и экономическая жизнь» вышла в свет в 1912 г., а «Основы психотехники» — в 1914 г.
[3] Так, Геллерштейн, обсуждая место и значение «Основ психотехники» в истории психотехнического движения, отмечал: «Картина, набросанная Мюнстербергом, сделана была слишком широкими мазками, но она верна, и в ней заключалась по существу программа будущей психотехники на многие десятки лет» (1, с. 212).
[4] Конечно, на таком ограниченном эмпирическом материале нельзя охватить многие особенности реального исторического процесса. Тем не менее, и в этом авторы глубоко убеждены, в названных нами работах с наибольшей полнотой и определенностью выражены принципиальные методологические проблемы становления и развития целой области знания, и каждая из этих работ существенно обогащает основные черты соответствующего периода интересующего нас генезиса.
[5] «Психотехника… совсем не тождественна с прикладной психологией, но составляет только одну ее половину. О ней мы можем говорить только тогда, когда речь идет о достижении какой-либо относящейся к будущему цели» (6, с.4).
[6] Мюнстерберг неоднократно напоминает, что «практическая психология никогда не должна забывать, что она может давать лишь указания относительно средств, служащих для достижения каких-либо целей, но никогда не может сама определять эти цели» (6, с. 28).
[7] Организационно-конструкторский характер психотехнических проблем неоднократно подчеркивается в программе. Так, характеризуя интересы психотехники в области «социальной организации», Мюнстерберг пишет: «приходим к заключительной задаче: так сконструировать социальную организацию, чтобы достигалась работоспособность составляющих ее групп, лучшее осуществление ими социальных задач» (7, с. 9).
[8] Что, однако, не исключает саму применимость таких научно-теоретических знаний в психотехнике.
[9] «Прикладная психология развивалась в кругу педагогики, медицины и юриспруденции, но так как эти попытки практической работы встретили чрезвычайно благоприятные условия в сфере самой психологии, то они имели возможность вылиться в форму самостоятельной о психологической дисциплины» (8, с. 17).
[10] Та наука, с помощью которой мы получаем знания воздейственного характера, «относится к психологии так же, как инженерная наука к физике или агрономия к ботанике» (6, с. 5).
[11] «Нужно решительно подчеркнуть с совершенной определенностью, что психологическое исследование духовных свойств того лица, на которое мы желаем воздействовать, никоим образом нельзя смешивать с чисто теоретической работой объяснительной психологии» (6, с. 6).
[12] «Так же как физик не может разыгрывать из себя инженера, так и для задач психотехники… должны выработаться специалисты, особо подготовленные для своеобразных требований этой работы» (7, с. 28).
[13] «Психологические исследования в области профотбора постоянно и везде заканчиваются практическим рационализаторским выводом, направленным на тот же самый предмет, который служил и предметом исследования» (2, с. 11).
[14] «В данном случае мы имеем пример такой проблемы, для которой характерно отодвигание предмета непосредственного исследования (утомление) от предмета, подлежащего изменению (режим труда). Здесь конечная цель психотехнического исследования, а именно формулировка конструктивной идеи о рациональном режиме труда, становится в опосредованное отношение к тому, на что направлено исследование» (2, с. 12).
[15] В.М. Мунипов, комментируя эту мысль Геллерштейна, предположил, что здесь речь идет фактически об эргономике (5). Однако мы хотим отметить, что программа отечественной эргономики предполагает наличие смежной дисциплины-психологии труда, а в программе Геллерштейна речь идет о становлении самой психологии труда (психотехники) как комплексной дисциплины, и это совершенно меняет дело.
[16] Так, традиционные проблемы профотбора и профконсультации предлагалось решать в контексте мероприятий по подготовке кадров и подчинить вопросы распределения вопросам подготовки в рамках единого целого. Это подразумевало отрицание за профподбором статуса самостоятельной проблемы психотехники и предполагало использование его как средства решения другой, более широкой проблемы.
[17] «Причины неудач психотехники лежат, конечно, не во внешних обстоятельствах, как иногда думают. Свертывание психотехники было связано прежде всего с причинами внутреннего, порядка, лежащими в ней самой» (4, с. 4).
[18] Это относится даже и к самой «абстрактной» из современных наук — математике: «Утверждение о том, что математические идеи берут начало в эмпирике, хотя иногда их генеалогия длинна и неясна, я считаю хорошим приближением к истине, слишком сложной, чтобы допустить что-нибудь кроме приближений. Но после того, как они возникли, математические идеи начинают жить своей собственной жизнью…» — пишет Дж.Фон Нейман (9, с. 95).
[19] Если воспользоваться проводимой Мюнстербергом параллелью между соотношением теоретической психологии и психотехники, с одной стороны, и соотношением физики и инженерии, с другой, то это все равно, что призывать современного инженера, работающего над решением практических задач, изучать и раскрывать при этом общие физические закономерности.
[20] Нам представляется, что путь, на который подталкивают инженерную психологию сторонники отечественной эргономики, ведет объективно туда же.