1. Обсуждение вопроса о генетических и ареальных отношениях между «языками» является осмысленным лишь при условии, что мы знаем, что представляет собой «язык» как объект изучения и в каких естественных процессах он существует. Здесь недостаточно знать и осознавать предмет исследования. Если, к примеру, «язык» определяется как «совокупность соответствий между исторически установленными данными» (А.Мейе) или как «система изоглосс, соединяющих индивидуальные лингвистические акты» (В.Пизани), то в применении к подобным конструкциям и без подразумевания еще чего-то иного, имеющего статус объекта, сам вопрос о генетических и ареальных отношениях не будет иметь смысла. Иначе говоря, чтобы обсуждать понятия ареальных и генетических отношений между языками, нужно знать не только предметы исследования, в которых работают лингвисты, но и соотношение этих предметов с объектом изучения. Между тем именно эти соотношения стали сейчас весьма проблематичными и требуют специального обсуждения.
2. По сути дела с начала XX в. языковедение находится в ситуации, которая в современной методологии и философии науки называется «неклассической». Эта ситуация характеризуется разнообразием практических задач, стимулирующих научное исследование, множеством разных направлений анализа, обслуживающих эти частные практические задачи, и отсутствием синтезирующих онтологий, задающих единое представление объекта изучения. Конечно, сама эта ситуация в языковедении является не чем иным, как проявлением методических и эмпирических успехов лингвистического анализа, но вместе с тем ѕ проявлением совершенно очевидного отставания методологической и собственно теоретической рефлексии.
Существует мнение, что научное познание в XX в. может обойтись и без синтезирующей рефлексии. Возможно, это так, но нужно отдавать себе ясный отчет в последствиях этого. Ведь чем быстрее прогрессируют разные направления анализа, тем быстрее единое в недавнем прошлом языкознание распадается на отдельные независимые друг от друга научные предметы. Синхроническая лингвистика объявляется никак не связанной с диахронической, «внутренняя» лингвистика противостоит «внешней», теория порождающей грамматики отделяется от описательного языкознания, анализ глубинных структур несовместим с традиционной семантикой, формируется лингвистика текста, совершенно отрывающаяся от лингвистики языка, и т. д. и т. п. В этой ситуации отказ от синтезирующей рефлексии означает по сути дела отказ от идеала единой науки о речи-языке.
3. Но, точно также, наивно было бы думать, что программу синтеза лингвистики можно осуществить, опираясь на традиционные, чисто интуитивные представления о речи-языке. Всякая попытка такого рода заранее обречена на неудачу. Единственный реальный путь здесь ѕ это анализ и осознание ситуации, в которой находится сейчас языкознание. Нужно понять, что мы имеем дело с рядом разошедшихся предметов исследования, и, если нам нужно соотносить и связывать друг с другом развитые в них средства и методы анализа, то прежде всего мы должны проанализировать сами эти предметы, используя для этого методологическое мышление и характерные для него схемы многих знаний. Мы должны по отдельности описать и изобразить все существующие предметные представления объекта, и в контексте этой работы сконструировать и описать общий для всех них объект изучения. Таким образом будет получена единая онтологическая картина лингвистики, которая позволит нам соотносить и связывать друг с другом самые разные лингвистические предметы. Всякий другой путь синтеза, на наш взгляд, лишь умножает псевдонаучные «призраки» (в смысле Ф.Бэкона).
4. Отсутствие методически отработанного онтологического представления объекта изучения и процессов его «жизни» особенно резко оказывается при обсуждении соотношения генетических и ареальных отношений в речи-языке. Работая чисто предметно и переходя непосредственно к объектам наших предметов, мы склонны ставить ареальные и генетические отношения в один ряд и сопоставлять их друг с другом, не задаваясь вопросом о том объектном и категориальном «пространстве», в котором они действительно могут сосуществовать и соотноситься. Но это ѕ ошибка, ибо генетические и ареальные отношения имеют, если можно так выразиться, разный порядок абстракции, и чтобы соотносить их, нужно еще найти подходящую «объектную» систему. Ею, на наш взгляд, является система «исторической деятельности человечества».
5. Переход от восстановления генетических отношений между «языками» к анализу исторических процессов и механизмов развития языков, осуществленный уже младограмматиками, привел к вопросам, как мы должны представлять себе эти исторические процессы, на каком материале они происходят и в каких предметах их нужно описывать. До сих пор все новые лингвистические направления пытались найти такие процессы и механизмы, которые можно было бы приписать или «приложить» к традиционным лингвистическим объектам ѕ элементам и единицам языка, и таким образом объяснить их функционирование и развитие. По сути дела во всех подходах такого рода традиционные единицы лингвистического описания рассматривались как «вещи» особого рода, а исторические процессы и механизмы ѕ как изменения этих «вещей», их переходы друг в друга. Однако, современная системно-структурная методология показывает, что такой способ соединения «вещей» и «процессов» в принципе невозможен. Наоборот, при анализе системно-структурных объектов мы должны начинать с анализа процессов, взятых сперва независимо от материала, на котором они развертываются, представлять их в качестве конституирующих систему и лишь затем вводить, соответственно процессам, функциональное и организационное членение материала объекта на элементы и единицы.
6. Подобный подход к «жизни» речи-языка позволяет совершенно по-новому решать вопросы о его материале, реальных исторических механизмах развития и соотношении ареальных и генетических отношений.
Предельно кратко суть этого решения может быть выражена в утверждении, что процессы и механизмы развития и функционирования речи-языка должны соотноситься не с физическим или географическим пространством (как это делается сейчас в ареальной лингвистике), а с социокультурной организацией общества, обеспечивающей его воспроизводство. Тогда основной темой обсуждения становятся не связки «слова-вещи», как у Г.Шухардта, а связь «деятельность-знаки», движения знаков по основным социокультурным каналам ѕ коммуникации и трансляции — и искусственно-естественное изменение знаков вместе с изменением организации этих каналов. Отказываясь таким образом от чисто внешней трактовки «пространства», заменяя географическое пространство социокультурной морфологией, мы задаем такое представление объекта изучения, к которому на равных правах можно относить как генетические, так и ареальные схемы лингвистики и таким образом объединять и связывать их друг с другом как разные проекции единого механизма жизни речи-языка.
Названная программа, как нам представляется, восстанавливает исходный смысл языковедческой программы В.Гумбольдта, извращенный и мистифицированный в XIX в психологизмом.