eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

Комментарии к статье Б.В. Сазонова «Организация как социальный институт. Смена парадигм»

Марача В.Г.

* 

1. В начале работы, формулируя собственную задачу, Б.В. Сазонов предлагает свою характеристику существующего положения дел в разработках по институциональному подходу: «При относительно бедной понятийной схематике категория «институт» (подобно, кстати говоря, «культуре») как рамочная и объяснительная по отношению к многим социальным феноменам стягивает на себя множество содержаний и смыслов. Через него с кажущейся простотой интерпретируется любая другая социальная реальность. Апелляция к нему легко объясняет все произошедшее в стилистике необходимого и законосообразного, хотя с той же легкостью объясняются и события прямо противоположные. Литература полна отсылками к институту, при том, что само понятие принимается самоочевидными и не анализируется» (С. 1).

Однако авторская оценка понятийной проработанности категории «институт» вызывает сомнения. Большое количество литературы посвящено специально рассмотрению «института» в той или иной действительности – т.е. это не только «отсылки». См., например, библиографический аппарат в монографиях: Быченков В.М. Институты: Сверхколлективные образования и безличные формы социальной субъектнос­ти. - М.: Рос. акад. соц. наук, 1996; Матюхин А.А. Государство в сфере права: институциональный подход. – Алматы: Высшая школа права «Адилет», 2000. 

2. «Иначе говоря, отсылочность и универсальная объяснительность «института» не восполняются строительством соответствующего категориально-понятийного аппарата, – продолжает ход своих рассуждений автор. – Поэтому крайне затруднительно надстраиваться над существующим понятием института, относясь к истории его строительства и конструируя новые употребления» (С. 1).

De facto по способу работы в тексте такая «надстройка» все же – помимо воли автора - происходит за счет того, что, как сказано далее (сноска 12), «автор в отличие от традиционной схемы, отказывается от приемов «нисхождения» к «клеточке» и «начинает с натурализованной оестествленной действительности, послойно надстраивая над ней…».

Вот в этот самый момент, когда автор начинает с натурализованной оестествленной действительности, и происходят заимствования представлений, причем неконтролируемые – поскольку автор отказался от процедуры «нисхождения», и, стало быть, выделения «элементарных» понятий и допущений.

Трудность же «надстройки» состоит в том, что существующие представления об институтах, как правило, носят «подходный» характер – т.е. выделяются рефлексивно при решении других задач – по поводу институтов права, государственности, политики, экономики, культуры и т.д. Соответственно, поверх полученных для решения этих задач представлений о правовых, государственных, экономических и т.д. институтов появляются «подходные» представления права-как-института, государства-как-института, культуры-как-института etc. Собственно, аналогичной задачей занимается и автор, разрабатывая «подходное» представление об организации-как-институте. И для того, чтобы в этой работе воспользоваться уже имеющимися представлениями, нужно «снять» с них то, что в них «собственно институциональное» – отделив от той действительности, в связи с проблемами которой они построены. Но эта методологическая работа – не менее сложная, чем построить собственный подход «как бы с нуля». 

3. В качестве натурализованной действительности, рефлектируя над которой можно извлечь новое, более адекватное понятие института, Б.В. Сазонов избирает историю становления организаций: «“Организация” с институциональной точки зрения интересна особенно тем, – поясняет он, – что это ставший буквально на глазах одного, близкого к нам поколения социальный институт, под знаменем которого, если так можно сказать, прошел ХХ век и чья история описана досконально. Добавим, что это история социального института, который, как я постараюсь показать, в определенном смысле завершает свою историю, теряя эпохоопределяющее лидирующее значение.

Предусмотренная специфика проделанного нами исторического описания позволяет продвинуться в понятии не только организации, а и института, эксплицировав его посредством рефлексии данного описания. Этот путь представляется значительно более продуктивным, чем привлечение готовой модели института со стороны и интерпретация с ее помощью процессов становления института организации. (Проблема, как мы отмечали, в сложности реципировать готовое понятие института)» (С. 11).

Как показано выше, трудность подобной рецепции заключается в том, что «готовые» понятия всегда погружены в контекст решения проблем, связанных с той или иной действительностью – и в этом смысле для решения проблем другой действительности оказываются «не готовы». Нужна сложная работа рефлексивно-сопоставительного анализа и оценки возможностей переноса элементов уже имеющихся подходов. Наметки такого сопоставления с построением представления о праве-как-институте (т.н. «сфера права») приведены ниже. 

4. «Итак, – фиксирует автор, – наша дальнейшая задача состоит в том, чтобы отрефлексировать процессы становления организации с той точки зрения, что это было становление определенного социального института.

Институт организации появился не на пустом месте и его нельзя собрать из некоторых простейших гипотетических атомов (пусть даже проделав предварительную процедуру «сведения» к ним, подобно тому, как это сделал К. Маркс, предварив сведением к некоей «клеточке» «выведение» сложной, исторически развивающейся системы «Капитала»). Мы, а точнее, конструкторы «организации» имели дело с развитой и разнообразной действительностью, представленной в виде различных промышленных предприятий, государственных учреждений, рыночных ситуаций, экономических реалий и так далее. Мы вряд ли ошиблись бы сказав, что эта действительность была структурирована в том числе в форме многих социальных институтов. Что касается самих конструкторов, то они были действующими персонами в этом разнообразном мире, решавшие многие задачи. В их числе важными были задачи по повышению производительности труда, но ими далеко не исчерпывались цели и ценности этих творческих и активных людей.

Если непредвзято оценить эту ситуацию, то складывается впечатление, что понятийные результаты, которые мы намереваемся получить в результате рефлексии, во многом слабее, уже, носят более частный характер, нежели тот понятийный аппарат, в котором должен быть бы задан исходный материал» (С. 11–12, выделено мною – В.М.).

Вот-вот J И как же автор из этого выпутается? Смотрим далее:

«В частности, как представляется, необходимо уже на начальной стадии воспользоваться понятием социального института, поскольку конструкторы «организации» не только работали в хорошо институциализированной действительности, но и их установки были на те или иные институциональные изменения» (С. 12).

Так все же: «надстраивается» ли автор над уже «готовым» понятием социального института (тогда где описание или реконструкция этого понятия – или хотя бы ссылки)? Или он начинает строить свое? Похоже, что второе. И начинает он с понятий «культурной среды» и «культурной нормы»:

«Чтобы выйти из этого порочного круга и понятийно упростить исходную ситуацию, не теряя ее содержания…, мы все богатство социальной действительности, с которым имели дело основатели организации, будем рассматривать в качестве вполне оестествленной, «культурной среды» и, тем самым, «культурной нормы» их деятельности. Это значит, что все окружающие их социальные феномены и процессы выступают в качестве обладающих естественными механизмами воспроизводства, или иначе, процессы их функционирования и являются одновременно процессами воспроизводства, или еще иначе, регулярно повторяющиеся, следующие друг за другом естественным образом акты деятельности и являются механизмом воспроизводства деятельности во времени. Надо добавить, что это простое воспроизводство, не содержащее развития. Но как естественные, они обладают непреложностью для тех, кто включен в подобные процессы. Это та традиция, которую нельзя переступать» (С. 12).

Анализ избранной автором логики понятийной работы показывает, что он нисколько не проиграл бы, если бы попытался использовать уже имеющиеся разработки. Ведь весьма сходным образом при построении схемы права-как-института (сферы права) в качестве исходного представления, соответствующего «чисто естественному» воспроизводству, берется правовой обычай («неписаное», или «обычное» право), который далее рассматривается как «неспециализированная правовая культура». (Заметим, что последняя – аналог понятия «оестествленной культурной среды», к которому апеллирует автор). Затем над этим представлением надстраивается переоформляющий его искусственный механизм специализированной правовой культуры: система специализированных институтов, создающих и применяющих «писаное» (т.е., в данном контексте, «искусственное») право, транслирующих и развивающих образцы юридического мышления (юридическая наука) и сообщество профессиональных юристов (юридическое образование)[1]

5. Строение института организации представлено автором на схеме 2 (С. 15), которую можно сопоставить с упомянутой в предыдущем комментарии схемой права-как-института (сферы права). Специализированная правовая культура в качестве институционального механизма, способного ассимилировать и «переоформлять» культуру неспециализированную, и есть «сфера права». Между сферой права, задающей схематизм права-как-института, и отдельными институтами-кирпичиками этой сферы существует категориальное отношение система–организованность («клеточка»). На каждый институт сферы права проецируются все ее системные качества права-как-института. И, наоборот, «кирпичик» может быть генетически «развернут» в систему, т.к. одни институты задают условия воспроизводства других.

Таким образом, мы имеем очень близкую аналогию между отработанной на материале правовых институтов логикой анализа/конструирования сферы права и предложенной Б.В. Сазоновым логикой анализа/конструирования организации как института. 

6. Подходу к общественной системе как совокупности искусственных по происхождению, но естественных, натуральных по жизни структур-организаций автор противопоставляет подход, в основание которого положены поточно-процессуальные модели деятельности, где организационное оформление деятельности оказывается лишь элементом (с. 22 и далее). Представляется, что это очень перспективная идея, однако при ее разворачивании Б.В.Сазонов делает ряд спорных утверждений:

«Интересующие нас современные поточно-процессуальные модели и технологии имеют несколько независимых и разбросанных во времени источников, которые, тем не менее, все более и более сближаются, взаимно поддерживают друг друга, формируя вкупе новую мыследеятельностную парадигму» (С. 23).

Насчет множества независимых источников абсолютно согласен. Однако обсуждаемая здесь рамочная идея – а именно сдвига от структурно-функциональных представлений (структур функциональных блоков или мест) к потоковым в качестве ведущих – по-моему, имеет совершенно четкое авторство. Речь идет о программной работе М. Кастельса, который, что немаловажно, именно этот сдвиг считает одной из важнейших характеристик перехода к информационному обществу, возникновения парадигмы «информационализма», основанного на IT-технологиях и коммуникациях. Характерная для такого общества новая модель пространственного развития строится по схеме динамичного «пространства потоков» (финансов, технологий, человеческого капитала) – в противовес прежней схеме статичного «пространства мест», сформировавшейся в доиндустриальную и индустриальную эпоху[2].

«Пространство потоков» накладывается на «пространство мест», – пишет М. Кастельс, – порождая «общество сетевых структур (network society). Образующие морфологию такого общества сети «представляют собой открытые структуры, которые могут неограниченно расширяться путем включения новых узлов, если те способны к коммуникации в рамках данной сети, то есть используют аналогичные коммуникационные коды (например, ценности или производственные задачи). Социальная структура, имеющая сетевую основу, характеризуется высокой динамичностью и открыта для инноваций, не рискуя при этом потерять свою сбалансированность [в отличие от организации – В.М.].

Сети оказываются институтами, способствующими развитию целого ряда областей [выделено мною – В.М.]: капиталистической экономики, основывающейся на инновациях, глобализации и децентрализованной концентрации; сферы труда с ее работниками и фирмами, основывающейся на гибкости и адаптируемости; сферы культуры, характеризуемой постоянным расчленением и воссоединением различных элементов; сферы политики, ориентированной на мгновенное усвоение новых ценностей и общественных умонастроений; социальной организацией, преследующей своей задачей завоевание пространства и уничтожение времени. Одновременно морфология сетей выступает в качестве источника далеко идущей перестройки отношений власти…

На более глубоком уровне происходит преобразование материальных основ общества, организованных вокруг пространства, которое пронизано потоками и где отсутствует время. За этой метафорой стоит серьезная гипотеза: доминирующие структуры организуются в сетевые структуры в пространстве потоков, которое объединяет их по всему миру, одновременно разобщая второстепенные функции и самих людей в ином пространстве, состоящем из локалий, которые все больше и больше разделены и оторваны друг от друга [например, при аутсорсинге – В.М.]. Безвременье оказывается результатом отрицания времени, настоящего и будущего в сетевых структурах пространства потоков. Часовое же время, количественная характеристика и ценность которого определяется для каждого процесса по-разному, в зависимости от его положения в сети, по-прежнему сохраняет свою действенность в отношении второстепенных функций и конкретных локалий»[3].

 

7. Рассматривая в качестве примера поточно-процессуальных моделей представление о денежном потоке, Б.В. Сазонов подчеркивает, что планирование таких потоков (поступления заемщику и возвраты заимодателю) и, одновременно, обоснование этого плана порождают такую процедуру как бизнес-планирование и такой документ как бизнес-план (С. 23). По его мнению, «бизнес-план сорганизует по-крупному три потока: производственно-технологический по выпуску продукции (предоставлению услуги), финансовое сопровождение этого процесса, отражающее точку зрения инвестора и, наконец, процессы организационного строительства-обеспечения производства» (С. 23-24).

По-видимому, здесь нужно выделять еще четвертый поток – рекламно-маркетинговых коммуникаций, связанный с информационным воздействием на потенциальных клиентов, захватом существующих и формированием новых рынков, получением «обратной связи» от клиентов, замером результатов воздействий и т.п. В некоторых ресурсоемких бизнесах достаточно самостоятельное значение могут приобретать закупка материальных ресурсов, хранение запасов и т.п. Если речь идет о нематериальных ресурсах (например, человеческом капитале) – то в качестве самостоятельного может выделяться и соответствующий поток, связанный с поиском кадров (ср. «охота за головами» как деятельность специализированных фирм), их отбором, оценкой, обучением, подготовкой, переподготовкой, включением в корпоративную культуру, социальным обеспечением и т.д. 

8. По мнению Б.В. Сазонова, «главным источником развития поточно-процессуального подхода служит создание автоматизированных систем управления. Точнее, это новое измерение деятельности, в котором открывается множество новых способов ее существования, так или иначе базирующихся на понятиях потока и процесса. Наиболее простым способом проникновения АСУ в организацию является то, что в широком смысле слова может быть названо автоматизацией документооборота… (С. 24).

Как мне представляется, – продолжает автор, – революционный методологический ход возникает в связи с установкой на то, чтобы моделировать в языке ЭВМ любые деятельностные процессы, которые происходят в объекте автоматизации, а не только имеющие семиотическую природу, и решать с их помощью задачи как оперативного анализа и контроля ситуаций, так и проектного типа. Другими словами, задача состояла не в том (не только в том), чтобы в документах, проектных схемах и других семиотических конструкциях поменять бумажную форму на электронную, приобретая дополнительные удобства оперирования с моделью, а уметь моделировать на электронном носителе любые деятельностные процессы, относящиеся к объекту автоматизации, с целью управления ими. Любое значимое с этой точки зрения действие приобретает свою электронную фиксацию, «документируется» в форме информационной модели, отвечающей задачам и технологиям автоматизации управленческой деятельности. Можно утверждать, что в развитых автоматизированных системах создается специфический документооборот, отличный от того, который связывают с его бумажным прародителем (что должно, по идее, породить новое документоведение)» (С. 25, выделено мною – В.М.).

К этому можно добавить, что в структуре «метаданных», которая образует каркас любой современной базы данных, электронный документ – это не просто копия, замещающая «бумажный» документ. Электронный документ – это «исполняемый оператор», изменяющий состояние системы и одновременно регистрирующий это изменение. 

9. Анализируя становление поточно-процессуальных моделей деятельности и их применение для создания автоматизированных систем управления, Б.В. Сазонов указывает на проблему роботизации персонала в ходе автоматизации систем деятельности. С его точки зрения, роботизация «не просто остается непреодолимой, но является одной из ее [автоматизации] целей. Мы уже приводили пример с внедрением систем качества сообразно стандарту ISO 9000. Более симптоматично то, чем заканчивается подход к управлению в организации, связанный с именем Мэйо и его гуманизированных последователей. На место учета неформальных структур в организации приходят такие психологические инструменты как assessment – проверка на способность и готовность человека к тому, чтобы занять определенное место в структуре организации (тот, кого сочтут неэффективным в предлагаемой роли выбрасывается) и coaching – натаскивание прошедших испытание лиц на то, чтобы они лучше исполняли свои обязанности. (Своеобразная практическая реставрация необихевиористских идей.) Очень интересно с этой точки зрения также то, каким образом системы типа ERP попутно решают проблему человеческого фактора. Одна из проблем традиционных организаций – согласование деятельности различных подразделений организаций, организовывание межподразделенческой коммуникации и решение содержательных и социально-психологических конфликтов. В интегральных автоматизированных системах эта проблема во многом снимается за счет жесткой регламентации продуктов, которыми обмениваются подразделения, и способов обмена.

Я далек от какого-либо морализирования по этому поводу. Более того, организовывание деятельности на базе IT действительно сняло с обсуждения многие так называемые человеческие проблемы и резко повысило эффективность работы организаций. Однако в плане длинной стратегии роботизация деятельности имеет четкие границы – ее полную роботизацию, исключающую деятельность. Возможно, в этом и есть решение проблемы. Однако всегда остаются области, в которых важны субъекты деятельности, т.е. те, кто сдвигает проблемы и цели, ищет и дает новые решения» (С. 34).

Перспектива роботизации как цели автоматизации представляется очень мрачной. Думается, такой парадокс получается, если, говоря словами самого автора, ограничиваться рамками старого подхода, т.е. делать все это внутри организации. Новый же подход - более "отвязанный" от внутриорганизационных рамок – в идеале позволяет трактовать автоматизацию как "высвобождающий" (от рутинных функций) процесс для посвящения себя чему-то более творческому. Примерами могут служить современный маркетинг, PR и иные «гуманитарные технологии», ориентированные принципиально вовне организации, на проектирование новых рынков (в отличие от сбытовой стратегии, традиционной рекламы или даже более продвинутого sales promotion). Сколько появилось креативных специализаций и даже профессий в этих областях только за последнее десятилетие! 

10. Жаль, что из первоначального плана работы выпало сопоставление поточно-процессуальных моделей деятельности с ее моделями в рамках системного подхода, предложенными в 60-е – 70-е годы прошлого века Московским методологическим кружком. В частности, было бы интересно сравнить логику бизнес-процессного подхода с "четырехслойкой" системного подхода в версии ММК[4]. Думается, тогда прояснилось бы, что нужно не противопоставлять процессные схемы и структурно-функциональные, а конструктивно соединять их (разумеется, сперва различив) – примерно так, как это описывает сам автор применительно к процессно-деятельностным и материально-потоковым моделям. С этой точки зрения реинжиниринг бизнес-процессов и перепроектирование оргструктуры должны осуществляться параллельно и рассматриваться как "наложение" одного на другое в логике "четырехслойки". 



* Сазонов Б.В. Организация как социальный институт. Смена парадигм // Социальные мышление и деятельность: влияние новых интеллектуальных технологий / Сб. трудов Института системного анализа Российской академии наук. Под ред. Б.В. Сазонова. М.: Едиториал УРСС, 2004. Статья впервые опубликована на сайте «Методология в России» (http://www.circle.ru/content/disc_files/bvs001.zip) в рамках дискуссии по теме «Организация как единица деятельности и как объект автоматизации» (http://www.circle.ru/disclub/disc200310.html). Комментарии также впервые опубликованы на сайте «Методология в России» (http://www.circle.ru/content/disc_files/vgm001.zip) в рамках данной дискуссии.

[1] См.: Марача В.Г., Матюхин А.А. Правовые институты, сфера права, правовая культура // Научные труды «Адилет» (г. Алматы). 1998. №1(3). С. 24-25; Матюхин А.А. Либеральный институционализм как перспектива правопонимания // Научные труды «Адилет» (г. Алматы). 2000. №1(7); Матюхин А.А. Государство в сфере права: институциональный подход. – Алматы: Высшая школа права «Адилет», 2000. С. 142-155, схема на с. 152.

[2] См.: Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. – М.: ГУ ВШЭ, 2000. С. 354-356.

[3] Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В.Л. Иноземцева. – М.: Academia, 1999. С. 495-496, 504.

[4] Речь идет о представлении «системы» через категориальную схему «процесс – материал – морфологическая структура – функциональная структура». Иногда к этой «четырехслойке» добавляют еще «структуру связей» – тогда получается «пятислойка» или «пятичленка». – См.: Щедровицкий Г.П. Исходные представления и категориальные средства теории деятельности / Щедровицкий Г.П. Избранные труды. – М.: Школа культурной политики, 1995. С. 249-263.

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44