eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

Методологическая «пробирка» и контуры неклассической категории развития

С.Л. Содин

Введение

Предлагаемая работа представляет собой сравнительное исследование и сопоставление нескольких различных представлений о развитии в работах Г.П. Щедровицкого в контексте истории разворачивания программ московского методологического кружка (ММК), а также применения различных трактовок категории развития к истории самого ММК, к смене методологических проектов, парадигм, представлений.

Для характеристики общей ситуации и для описания внутренней истории ММК привлекаются как работы Г.П. Щедровицкого, так и работы других авторов [76-88].

История ММК будет выступать в двух ипостасях. С одной стороны, это своего рода лаборатория, в которой проверяются, сравниваются и уточняются представления о развитии, с другой — сама история ММК исследуется как прототип и модель той «сущности» («квази-целого»), с которым можно связывать «неклассические» понимания категории развития.

Для характеристики развивающейся «сущности» мы попытаемся использовать несколько известных понятий: мыслительная, деятельностная или мыследеятельностная единица; обобщение представления о схеме Пиаже[1], автопоэзная система. С этой же целью мы предлагаем свою версию выделения единицы развития, которую мы называем «обобщённым субъектом».

Настоящее исследование связано со взглядом на историю ММК как на «методологическую пробирку». Процессы внутри «методологической пробирки», за счёт внутренней гетерогенности, смены и сосуществования разных программ/парадигм, подобны большим историческим процессам в «мире», и поэтому методология может имитировать проблемы внешнего «мира». Внутри «методологической пробирки» эти проблемы становятся доступнее для рефлексии и анализа. За счёт опережающего движения внутренняя [методологическая] рефлексия может иметь внешнее методологическое и историческое значение[2].

В истории ММК представления о развитии нашли свое существование в трёх не совпадающих ипостасях. Имплицитно — в программах, представляющих назначение и место методологии в «мире». В этом смысле сама методология есть материализация идеи развития. В рефлексии, осуществляющей одну из возможных интерпретаций и редукций собственной истории, и в разработанных представлениях и концепциях, прямо связанных с идеей развития. Сопоставление и увязывание этих различных представлений о развитии внутри СМД-методологии является одним из направлений дальнейшего развития методологии.

При этом мы намереваемся анализировать и трактовать «пробирку» не натурально (как некогда существовавший семинар), а в своих принципиальных характеристиках, которые будут устанавливаться в ходе исследования.

Представление о «методологической пробирке» определяет и общую структуру исследования. Основные концепции, представленные в работах Г.П. Щедровицкого, будут соотнесены как между собой, так и с историей московского методологического кружка. Общие категориальные и предметные представления о «целом» (Мышлении, Деятельности, Мыследеятельности) будут сопоставляться и проецироваться на историю ММК.

Развитие в рамках представлений о «едином»

Идея развития, идущая от традиций немецкой классической философии, основывается на представлении о целом, абсолюте, «едином». Именно движение и развёртывание целого даёт основание и для развития особенного и единичного.

Не всякое изменение называли развитием. Предполагалось, что последующие фазы как бы охватывают предыдущие, и, в то же время, раскрывают, углубляют их суть, в частном случае вскрывают и снимают заложенные противоречия (принцип снятия у Гегеля).

Вместе с тем, считалось, что этот процесс носит и ценностный характер. Тем самым направление развития (явно или не явно) согласовывалось с направлением прогресса. Последующие фазы более «совершенны», чем предыдущие, но, в то же время, сохраняют всё то важное, что уже наработано (связь с традицией) и приумножают возможности и ресурсы для дальнейшего движения — развитие приближает нас к идеалу. И это направление должно было задать «абсолютную систему координат» для осмысленного человеческого действия.

Обратим внимание, что естественно-историческое и искусственное изначально пригнаны друг к другу (или даже слиты!); тем самым не возникает вопроса об их сопряжении и согласовании.

Представления о «едином» были подвергнуты критике в философии XX-го века (вплоть до полного отказа от них) [91-94]. Идея прогресса стала вызывать большие сомнения, философы уже не видят своё предназначение в поиске «абсолюта».

Изначальная согласованность, сопряжённость и соразмерность человеческих действий и универсальных принципов сегодня утеряна.

Идея и смысл развития

Есть ли необходимость вырабатывать новое понимание развития?

Важно реконструировать ситуации, в которых неизбежен серьёзный разговор о развитии. Иначе эта категория будет «архитектурным излишеством».

Почему бы не говорить о познании, о поиске оснований или истины, как в естественных науках? О расширении возможностей, увеличении могущества и овладении, если речь идёт о практической деятельности; об эволюции, об изменениях (к которым мы адаптируемся), если речь идёт о естественно-исторических или общественных процессах; об инновациях, если речь идёт о бизнесе и предпринимательстве?

По-видимому, понятие развития и нужно для того, чтобы собрать все перечисленные моменты вместе. Методология обречена работать в идее и в рамке развития. Более того, методологические проекты, методологические разработки и методологическая рефлексия это и есть «овеществлённые» представления о категории развития.

Но вначале мы хотели бы восстановить и представить своё понимание смысла обыденных употреблений этого понятия.

Принципы развития

Мы надеемся, что то, что мы делаем, будет полезно, ценно, интересно нам или другим, сейчас и/или в будущем. Мы применяем принцип, подобный «Золотому правилу», т.е. мы сами стараемся использовать то ценное, что было до нас, и создать и исследовать условия, при которых этот принцип может быть продолжен в будущем. Мы хотим, чтобы наши возможности с достижением каждой цели расширялись, увеличивались средства, чтобы достигать новых целей, и сохранялась интенция следовать тем же принципам.

Мы живём в нестационарном обществе: мы знаем, что изменения неизбежно происходят. Нам хочется улучшить многое из того, что нас окружает, у нас есть принципы и ценности, обозначающие направление, в котором мы хотим двигаться. Мы ожидаем экологичности наших целей, действий и т.п., чтобы сохранять и поддерживать необходимые условия нашего существования, всё важное и ценное из того, что есть.

Мы хотим иметь «копилку», «вместилище», соразмерное нашему опыту (или даже опыту человечества), чтобы сохранять и приумножать всё важное, делая его доступным для будущего. И в будущем должна сохраняться возможность следовать этим же общим принципам.

Мы хотим, чтобы в будущем возможности решать проблемы и иметь идеалы расширялись[3]. И мы уже не верим, что всё это происходит автоматически.

Мы хотим сохранить непрерывность мысли и действия. Но мы не знаем границ наших возможностей и нашей ответственности.

Развитие противопоставляется, с одной стороны, чистому воспроизводству (но предполагает его! — см. выше), с другой — чистым инновациям без попыток связать их с прошлым, с традицией. Сильно упрощая, можно сказать, что развитие есть инновации плюс критика. Ср. с замечанием Г.П. Щедровицкого о развитии новых наук: «В мышление нужно было включить элементы, которые мешали бы консервации машин мышления, которые бы постоянно и непрерывно создавали внутри этих машин противоречия и рассогласования. Если раньше знания, вырабатываемые мышлением, проверялись в отношении к теологии и застывшей схоластической философии, то теперь в качестве такой плоскости проверки были выдвинуты природа и опыт. А они всегда фальсифицировали абстрактное знание». Критика становится инструментом развития».

С другой стороны, в плане ценностей необходимо отличить развитие от деградации. Можем ли мы отличить развитие от деградации, следуя лишь принципу рекурсивности целей? Мы следуем принципу рекурсивности, когда говорим, например, что цель наших действий — дальнейшее развитие… Ср. с Г.П.: «цель развития систем и сфер деятельности может стать самостоятельной ценностью общественного развития, может оформляться в виде понятия и объективироваться, может быть сформулирована в виде цели и задачи деятельности… » [53]. Заметим, что рекурсивность целей приближает их к идеалам.

Три плана развития в работах Г.П. Щедровицкого [53 и др. ].
Сопряжение естественного и искусственного при развитии

В представление о развитии всегда вносится определённый ценностный вектор: следующая ступень (того же самого) чем-то превосходит предыдущую ступень.

И вместе с тем она как бы содержит в себе предыдущую (снимает её в гегелевской традиции), или, точнее, всё важное, ценное, что содержалось в предыдущей. Согласно Г.П. Щедровицкому, такая ценностная оценка возможна только при рефлексивном выходе и активной позиции преобразования ситуаций деятельности.

Но вместе с тем, в ряде работ Г.П. утверждает, что далеко не всякие цели имеет смысл ставить: мы не произвольны в выборе целей. Цели должны соответствовать тому, что в деятельности вообще может происходить, то есть (квази)естественным закономерностям её жизни. Можно сказать, что естественное и искусственное находятся в попеременном долгу друг у друга, рекурсивно сопрягаются и по очереди друг друга доопределяют. Иными словами, мы доопределяем цель как осмысленную, изучая естественные законы жизни… и, наоборот (и в этом одна из основных особенностей деятельностного подхода), мы исследуем, строим предмет изучения, основываясь на наших целях[4]. В частности, в работе [53] предложен интересный вариант согласования целевого и естественного: выделяется один (квази)естественный процесс, связанный с развитием или прогрессом, а остальные процессы рассматриваются как его механизмы. При этом действия выступают как условия, дающие возможность протекания Е-процессов.

В разные времена Г.П. Щедровицкий выдвигал на первый план то одну (естественную, см. [14; 52; 54]), то другую (искусственную [70]) сторону процесса развития. Кроме «Кирпича» и примыкающих к нему работ по социотехническому отношению [59; 70], отметим работы педагогического цикла, в которых сделана попытка согласовать естественное и искусственное в развитии [12; 16; 22 и др.].

В работе [22] сделан, с моей точки зрения, принципиальный шаг. Там разработано представление о двойственности искусственного, деятельностного отношения, с одной стороны, и естественного описания процесса превращения, с другой. Согласно этой работе при естественном описании превращения исходного материала в продукт искусственные действия создают необходимые условия для естественно протекающих процессов; при чисто искусственном подходе поиск причин несовпадений фактического результата и поставленной цели неизбежно носит штучный эмпирический характер и не допускает обобщений на другие ситуации.

Мы хотели бы резюмировать результаты работ Г.П. Щедровицкого, посвящённых этой теме, следующим образом. Для понимания развития необходимо выделить три плана: план естественных процессов, план ценностей и план активности (действия). В отличии от «классической» ситуации эти три плана изначально не сопряжены. Их последовательное (рекурсивное) сопряжение есть необходимое условие разработки и использования категории развития. В процессе рекурсивного сопряжения этих трёх планов содержание каждого из них уточняется и меняется. Общая схема такой «зашнуровки» может напоминать известную в методологии работу в трёхортном пространстве. Г.П. начал разработку методов такого сопряжения. Но работу ни в коей мере нельзя считать завершённой.

Основной цикл развития

По-видимому, можно постулировать существование предельной точки (недостижимого абсолюта) в согласовании этих трёх планов. В этой точке три модальности — модальность естественно существующего, модальность должного и модальность сделанного — совпадают. В удалении от точки «абсолюта» для того, чтобы удовлетворить поставленным выше требованиям, процесс развития должен быть изображён дважды, на двух досках: на доске естественных процессов и на доске действий[5]. Существенно, что эти изображения неизбежно относятся к разным пространственным масштабам и хронотопам. Хронотоп естественно протекающей деятельности не может совпадать с хронотопом действия. Но цели и результаты в плоскости действия должны быть вписаны и согласованы с масштабом естественноисторических процессов. Согласование и сопряжение двух масштабов и двух хронотопов важная, но не достаточно исследованная задача. Некоторые предварительные подходы к решению этой задачи см. в [11; 16].

В заключение этого пункта мы хотим отметить некоторые параллели между двумя указанными плоскостями, которые направляют процесс сопряжения и согласования Естественного и Искусственного. Рекурсивность целей соответствует воспроизводству (ядерной) основы развивающейся «сущности»[6], а расширение возможностей — усложнению структуры, охвату предыдущей ступени последующей.

Подобный, но более сложный цикл, выглядит так: (1) проект/программа, (2) реализация, (3) рефлексия, (4) исследование.

Обратим внимание на одно интересное и не до конца осмысленное обстоятельство. Этот цикл есть воспроизводящаяся (по понятию цикла) и, возможно, в то же время развивающаяся единица. При этом — достаточно абстрактная единица. Развитие и воспроизводство, возможно, соответствуют разным направлениям конкретизации этого абстрактного цикла.

Следуя идеям Г. Бейтсона [80; 81], мы можем предположить, что части этого цикла соответствуют естественной и искусственной составляющей процесса воспроизводства/развития[7]. Точная трактовка сопряжения и координации естественной и искусственной составляющих зависит, как сказал бы Бейтсон, от пунктуации процесса [80].

С точки зрения автора, категория развития и нужна для сопряжения трёх слоёв: естественных процессов, ценностей и осмысленного действия.

Проблема форм кумуляции опыта в СМД-методологии.
Философия, наука, методология

Как мы писали выше, развитие предполагает, что наш опыт каким-то образом сохраняется, накапливается и передаётся. Рост знаний, собирание методик, дифференциация понятий и схем, дифференциация и спецификация при сохранении основного, исходного отношения или процесса, как в методе восхождения… — всё это простые примеры кумуляции опыта. Но в более сложных случаях вопрос кумуляции опыта становится невероятно сложным. Бессистемное нагромождение знаний разного типа непригодно для практических целей. Собственно, если бы не было этой проблемы, то не нужна была бы ни наука, ни методология.

В первых методологических программах это и заявлялось как основная проблема [1–3; 5]. Строить теорию мышления, а в последствии — теорию деятельности, и нужно было (в частности) для осуществления «переноса» средств и методов от одних наук к другим[8].

Здесь виден достаточно сложный модальный переход, который впоследствии неоднократно переосмысливался в СМД-методологии: от описания — к построению научных предметов и, далее, к созданию норм. В деятельностных представлениях тщательный анализ этих переходов был проведен в работах [27; 29 и 35]. В контексте нашей темы в работах «деятельностного периода» теория деятельности играет двоякую роль. С одной стороны, она увязывает и координирует гетерогенные, плохо пригнанные друг к другу организованности, с другой — замыкая мир «опыта», обеспечивает его сохранение и приумножение [27; 29]. Но проекты построения СМД-методологии и теории деятельности разрастались, становясь всё более и более объёмными. При реализации этих проектов могла бы возникнуть новая проблема: как теории деятельности «удержать» саму себя. Вопрос о кумуляции опыта продолжал оставаться важным.

Отметим, что впоследствии (см. текст «О единстве культуры» и тексты системо-мыследеятельностного периода) сама задача методологии начала переосмысливаться. Методология осмысливалась как «экологическая» дисциплина, удерживающая универсум деятельности от распада, или как лаборатория, выращивающая и практикующая новые формы мышления.

А как обстояли дела с этими вопросами в теоретико-мыслительных представлениях? В последствии рефлексия названых выше модальных переходов привела к значительному переосмысливанию самой теории мышления (самое ясное изложение этой темы, с нашей точки зрения, см. в работе [63]). Точнее, она вообще перестала быть теорией мышления.

С нашей точки зрения, все описанные трансформации — лишь одна из возможных рефлексий происходящего. Ср. с разд. «Методологическая пробирка».

Мы не ставим перед собой задачи анализировать отношения между философией и наукой и не будем здесь воспроизводить методологические рассуждения на эту фундаментальную, но необъятную тему (см., например, [29]). Отметим лишь одно, важное для нашей темы отличие (современной) философии от науки. Наука имеет передний фронт, отделяющий уже познанное, известное (попавшее в «копилку») от того, что ещё предстоит познать. Иными словами, в науке тыл, то, что находится за «линией фронта», — это готовые к использованию знания, выпавшие из процесса проблематизации. Сама возможность провести такой водораздел основана на фундаментальных онтологических допущениях: существование природы, противопоставленной человеческой деятельности, подчиняющейся неизменным законам; существование неизменных объектов.

При таких допущениях проблема кумуляции упрощается: знания об одном и том же укладываются, если это атрибутивные знания (этот процесс описан в [5]) или синтезируются более сложным способом (см. [73]).

В современной философии нет чего-либо напоминающего передний фронт и тыл. Разумеется, есть более или менее популярные темы, есть мода. Но нет ничего законченного, завершённого. Современные философы вольно переосмысливают предшественников, трактуют их на свой лад. Согласно Ж. Делёзу и Ф. Гваттари [92] философия занимается творением концептов (~ понятий), автономных, ссылающихся на самих себя, плохо стыкующихся между собой, «имеющих рваные края»[9]. В такой трактовке не понятно, как выделить сквозные проблемы, вокруг которых разворачивается обсуждение. Вопрос о развитии совершенно не ясен. Делёз и не употребляет этого понятия, заменяя его своеобразно понимаемым становлением [94; 95][10].

Мы предполагаем, что СМД-методология представляет собой потенциально более сложную систему, чем наука и философия; методология допускает проекцию на две плоскости. Одна из них — плоскость рассудка — подобно науке имеет передний край, но в отличие от науки в ней нет знаний, готовых к употреблению и окончательно «выпавших» из процесса проблематизации[11]; другая плоскость — разума — подобно философии не имеет «линии фронта».

На последних играх, семинарах и конференциях, проводимых Георгием Петровичем, эта проблема осмысливалась как проблема неклассической инженерии, прототипом которой считалась СМД-методология [82-84]. Обсуждаемые там проблемы имеют прямое отношение к нашей теме. Речь идёт о непрерывной связи исследований и практических разработок.

Проблематичность развития
(по работам Г.П. Щедровицкого)

Первый круг проблем связан с выделением универсальной целостности, «единого», которое связывается с идеей и категорией развития. В СМД-методологии это мышление, деятельность, мыследеятельность…, а также методологические программы и методологическая рефлексия, согласованные с перечисленными категориями. Все выделенные «сущности» имеют характер естественно-искусственных образований; кроме того, они гетерогенны и вряд ли могут разворачиваться в простой генетической прогрессии согласно регулярному закону. Относится ли категория развития к таким категориям как к целому? Сам Г.П. Щедровицкий, несмотря на неоднократные упоминания «развивающейся деятельности», не считал этот вопрос ясным (см. подробное обсуждение в [40]). В метафоре океана «Солярис», которую Георгий Петрович неоднократно использовал для описания Универсума Деятельности (см., например, [44]), деятельность находится скорее в процессах непрерывного становления, чем развития. (Отметим поразительное сходство в понимании непрерывного становления у Г.П. и Ж. Делёза [94; 95]: у Г.П. Щедровицкого становление — это процесс непрерывного творения и разрушения организованностей деятельности).

Очень интересный и нерешённый вопрос: как соотносятся между собой Мышление, Деятельность и Мыследеятельность, понимаемые как универсумальные категории. Известные отношения вложения, дифференциации, уточнения, конфигурирования и др. здесь не применимы. Поэтому не ясно, можно ли располагать смену методологических программ и парадигм в ряды развития[12].

Мы предполагаем, что категория развития становится применимой к указанным предельным категориям только вместе с методологическими программами, исследованиями и методологической рефлексией. (Ср. с разделами «Три плана развития…» и «Основной цикл развития».) Это соответствует естественно-искусственному характеру категории развития. (Намеченный круг вопросов мы предполагаем подробно исследовать в следующих работах.)

Проблемы возникают и тогда, когда пытаются ограничить категорию развития, отдельными организованностями деятельности или частными предметами. Например, когда говорят о развитии знаний, развитии человека, развитии психики, языка и т.п.

Во-первых, этот круг проблем связан с выделением развивающегося объекта. Если речь идёт не о вещи, а о системном объекте, то сохранение его идентичности в процессе развития должно обеспечиваться процессами его воспроизводства (восстановления, самосозидания и др.), и в принципе не понятно, как увязывать процессы воспроизводства и развития (подробное обсуждение в [60][13]). Мы предполагаем, что в отличии от становления при развитии идентичность каким-то образом должна восстанавливаться.

Во-вторых, проблематичным становится и поиск источника и механизма развития: они всегда оказываются, хотя бы частично, вне выделяемых объектов. Развитие как бы «убегает», его источники и механизмы прячутся в той части системы, которая нами не описана. Оказывается необходимым постоянное расширение рассматриваемой системы. Фактически, этот круг проблем был поднят и проанализирован в работах педагогического цикла [11; 12; 16; 22; 23; 32]. Однако в этих работах эксплицитно обсуждается проблема применимости категории развития к «человеку», а имплицитно — проблема понимания самой категории развития. (Последнему обстоятельству, насколько нам известно, не уделялось должного внимания.) Мы хотим здесь сделать несколько формальных замечаний (т.е. не обсуждая вопрос о социальном и биологическом в человеке), вытекающих из сопоставления работ Г.П. Щедровицкого, посвящённых этой теме и работ Ж. Пиаже.

У Щедровицкого развитие как имманентный процесс противопоставляется обучению. И обсуждается вопрос о том, в каких границах применимо понятие развития. Здесь и возникает упоминаемое нами явление «убегания» и проблема неясных внешних границ развивающейся «сущности». При этом, в работах этого цикла определённым образом представлялось деятельностное окружение того, кто обучается или развивается. Окружение имело структуру последовательно разворачиваемых, искусственно конструируемых ситуаций деятельности; при этом психика, внутренний мир, то, что изменялось в самом ребёнке, рассматривалось как производное от особым образом выстроенных ситуаций (учебной) деятельности. При таком подходе непонятно, как выделять развивающийся объект. В работах [12; 16] последовательно рассматривались различные способы выделения развивающегося объекта. В качестве последнего рассматривались ребёнок, психика, знания… и выяснялось, что ни один из этих объектов не может развиваться.

С другой стороны, Ж. Пиаже (см. [96-98]), начиная с первых своих работ, рассматривал реальность, в которой существует ребёнок, как производную от тех координированных в схемы действий и операций, которыми он владеет. В этом смысле внешний мир, включая взрослых, как бы конструируется самим ребёнком (в нашей интерпретации — схемой, см. ниже). Следовательно, изначально для ребёнка внешний мир бесструктурен, ребёнок существует как бы в «аморфном» окружении. Формально такое рассмотрение и даёт Пиаже основание утверждать, что законы развития имманентны. Однако ему не удалось найти механизмы и источники имманентного развития. (Интерпретацию с точки зрения формального генезиса см. ниже. В этом смысле разговоры о соотношении социального и биологического в человеке беспредметны.)

Итак, мы можем резюмировать ситуацию следующим образом.

При любом подходе остаётся не ясным вопрос об источниках и механизмах развития. Возможность формальной квалификации процесса как развития определяется тем, как рассматривается окружение выделенного объекта.

Интересные проблемы возникают при сопряжении выделенного «развивающегося» объекта и охватывающей его системы/среды. В частности, это широко известная экологическая проблема, которая весьма актуальна в связи с гетерогенностью мира деятельности. Г.П. Щедровицкий в серии работ «О единстве культуры» видел основное назначение методологии в сохранении единого мира деятельности. Пути решения — построение особого методологического пространства и организация коммуникации между представителями предметного мышления [67].

При отказе от «классических» представлений о целом, едином проблематичным становится и (ре)идентификация «целого» в процессе развития, воспроизводства или восстановления его идентичности. Анализируя методологическую «пробирку» как прототип «развивающейся сущности», мы должны понять процесс воспроизводства/восстановления её идентичности (не понимая при этом её существование натурально).

Формальный генезис и его интерпретации

В Московском методологическом кружке разрабатывалась логика анализа развивающихся систем (см. работы А.А. Зиновьева и Б. Грушина). Движение мысли как бы имитировало развитие системы.

Важный шаг был сделан Г.П. Щедровицким: он отделил формальный метод, который был назван псевдогенетическим, от объективных законов развития «объекта». Содержательно — генетическая логика, основанная на многоплоскостных схемах знаний, сделала возможным отделить, «распараллелить» формальный метод и объект. Впоследствии этот метод был интерпретирован как модельный [26] и широко применялся к структурным моделям теории деятельности.

«Это — особого рода дедукция, производимая на специальных структурно–функциональных моделях. В исходном пункте ее задается так называемая «клеточка» системы и генетические, конструктивные принципы ее развертывания. Эмпирический материал, зафиксированный в разных науках — логике, психологии, языкознании — постоянно используется, но, вместе с тем, не служит критерием истинности дедуктивно развертываемых моделей» [26].

Метод псевдогенетического восхождения и даёт основной прототип того, что мы называем «формальным генезисом». Представление о формальном генезисе нам нужно для следующих целей. Мы выяснили, что вопросы выделения границ объекта и воссоздания его идентичности, поиска источников и механизмов развития проблематичны. С точки зрения формального генезиса можно описывать и анализировать формальные отношения между ступенями процесса, временно вынося за скобки вопрос о его границах и механизмах. Такой формально описанный процесс допускает множество разных содержательных интерпретаций, которые можно потом оценивать с точки зрения соответствия принципам развития (см. выше).

Тем самым, представления о формальном генезисе не онтологизируются: его не обязательно интерпретировать как подлинный процесс развития чего бы то ни было. Имея некоторое описание процесса развития, эволюции и т.п. мы можем превратить его в формальную схему, а потом поискать для неё (схемы) другие содержательные интерпретации.

Общей формальной чертой схем формального генезиса является такое отношение между фазами, при котором последующая ступень как бы содержит в себе предыдущую, дифференцируя, конкретизируя и уточняя её. В частном случае метода восхождения [5;, 56; 58] выделяется исходное отношение (связь, процесс…), которые являются одновременно и общими, задающими рамку, и специфическими. Именно при формальной онтологизации этого метода возможно совместить процессы функционирования/воспроизводства и развития.

Обратим внимание на следующие важные особенности онтологизированных схем формального генезиса. Во-первых, временной процесс на каждом шаге свёрнут в пространственное состояние (в очередную ступень). Тем самым вопрос кумуляции опыта (если формально трактовать процесс генезиса как развитие) решается автоматически. Далее, если трактовать формальный генезис как развитие знания, о неизменном объекте, то оно оказывается автоматически конфигурированным на каждом шаге. Если трактовать формальный генезис как процесс развития субъекта, то в основном, все принципы развития, которые мы упоминали выше, оказываются выполненными. Иными словами, формальная онтологизация схем формального генезиса почти автоматически соответствует классической категории развития. Однако к тем ситуациям, которые обсуждаются сегодня, (например, развитие/становление на примере методологической пробирки) формальная онтологизация не применима.

Есть не до конца исследованное усложнение подобного рода схем: интерпретация структурного усложнения как процессуального. Версия системного подхода, разработанная в СМД-методологии, позволяет, как нам кажется, проанализировать это вопрос.

***

 

Проведём сопоставление работ Щедровицкого и Пиаже в схемах формального генезиса. Построения Пиаже мы рассматриваем как формальную прогрессию (генезис) координированных между собой операций и/или действий (не обсуждая что и почему развивается). Напомним, что такую устойчивую скоординированную структуру Пиаже называет схемой[14]. У Пиаже схемы суть единицы генезиса. Внешний мир конструируется, его строение производно от схемы.

С точки зрения формального генезиса, мы можем рассматривать схему как структуру и/или процесс, свободные от морфологии, от реализации на определённом материале и, тем самым, от интерпретации. Следовательно, в принципе мы можем пытаться интерпретировать схему формального генезиса (по Пиаже) на разном деятельностном материале. Иными словами, это может быть как генезис мышления, понимаемого безличностно, других деятельностных организованностей, коммуникативных структур…, так и генезис личности ребёнка (всё это возможные, но разные интерпретации).

Рассмотрим очень кратко вопрос как можно прогрессию схем уместить в рамки формального генезиса. Для этого мы должны проанализировать отношения между этапами и фазами детского развития с точки зрения отношения между схемами. Мы не будем далее подробно описывать структуры схем на разных этапах развития ребёнка. Конкретная их структура, описанная Женевской школой, имеет ограниченное применение и, по-видимому, не допускает интересных для нас обобщений. Нам важно оставить только то, что укладывается в концепции формального генезиса и наметить возможные отсылки и интерпретации.

Итак, последующие («более развитые») схемы интегрируют в себя и координируют предыдущие [96]; иными словами, ритмы управляются регуляциями, а регуляции, в свою очередь — группировками. Чем характеризуется направление прогрессии? И как направление прогрессии схем (у Пиаже) согласуется с идеей прогресса и развития?

У Пиаже три основных направлений прогрессии: увеличение гибкости координации частей схемы, расширение пространственного и временного охвата, дифференциация схем и, вместе с тем, интеграция предыдущих схем последующими. Производным от формальных свойств схем Пиаже считает увеличение произвольности в их использовании. Можно описать ситуацию так, словно более развитые схемы состоят из модулей; из которых они могут собираться и разбираться произвольно. Сам Пиаже не рассматривал свои построения как описание формального генезиса схем, это наша (пере) интерпретация, необходимая для соотнесения с иными эпистемологическими и деятельностными концепциями для понимания развития. Пиаже обсуждает, как мы писали, вопрос об источниках и механизмах развития, но не может его решить. Дело в том, что Пиаже использует обобщённое понятие равновесия как баланс ассимиляции и аккомодации (при деятельностной интерпретации аналогом равновесия может быть воспроизводство). Но равновесные состояния в любом, даже в обобщённом смысле слова, могут существовать как угодно долго, не переходя в следующую фазу. Ссылки на процесс аккомодации тоже не проясняют вопроса, аккомодация не обязательно приводит к смене схем.

Ещё один вариант объяснения у Пиаже отсылает к биологическим механизмам развития. При этом сами механизмы не изображаются, они находятся «за кадром», вне изображаемой действительности. Предположим, что процесс развития эпистемологических структур требует биологического «созревания» материала. Но и в этом случае биологическое даёт лишь (необходимые) условия для развития, но не его источник и механизм.

Дело обстоит так, словно развитое состояние (конечная фаза генезиса) представляет собой финальную причину: она, как магнит, притягивает к себе предыдущие фазы; движение осуществляется, как только этот переход обеспечен морфологией. И это чрезвычайно важное обстоятельство!

Формальный генезис начинается всегда с конца, с конечного развитого состояния. Насколько нам известно, не существует методов продолжить формальный генезис за финальную точку (логически начальную). Возможно, здесь точка, в которой теологическое понимание соединяется с причинным, естественным.

В работах Г.П. Щедровицкого, основанных на псевдогенетическом методе, содержатся следующие важные черты. В работе «Атрибутивные структуры» [5] генезис атрибутивных знаний тоже разбивается на ряд равновесных структур. Для движения нужен внешний толчок. Несмотря на это обстоятельство, неравновесные структуры содержат внутренние противоречия, которые «разрешаются в следующей равновесной» фазе. Анализ тоже начинается с конца, продолжить движение за пределы конечной фазы невозможно.

Существенные методологические (и содержательные…, но об этом дальше) продвижения разработаны в работах семиотического цикла [26; 19]. Здесь метод восхождения явным образом проводится на структурных моделях. Другое существенное дополнение — искусственное использование разрывов структуры (в частном случае — деятельности). Знаки вводятся как «клей», связывающий разорванную (деятельностную) структуру воедино (ср. выше с гетерогенностью деятельности). Здесь важно заметить, что такое введение знаков можно трактовать и содержательно (ср. у Лефевра [99]). Разворачивания деятельности в [26 и 29] также ведёт к возможности большей гибкости и к охвату расширяющихся пространственных и временных масштабов. Но здесь больше возможностей для формального разворачивания схем. Начать можно с любой модели, представляющей деятельностную или коммуникативную структуру; разрывы тоже, в принципе, возможно вводить в произвольных местах. Здесь нет жёсткости псевдогенетического восхождения или генезиса схем, поскольку не предполагается регулярный закон усложнения структуры. Ещё одно принципиальное новшество — этот метод может работать не только «назад» (и генезис схем у Пиаже, и метод восхождения фактически начинали с финального, «развитого» состояния), но и «вперёд». Имеется принципиальная возможность продолжить генезис в будущее.

Есть, с нашей точки зрения, одна принципиальная особенность онтологизаций всех рассмотренных нами схем. Как бы мы не категоризировали действительность, на которую мы интерпретируем схемы — как биологическую, эпистемологическую, как мышление, деятельностную структуру, как коммуникативную сеть… развитие требует внешнего толчка, то есть источники и механизмы развития как бы выталкиваются за пределы структурно описанной области (в тёмную, некартированную область). Это другая сторона описанного выше эффекта «убегания».

И это принципиальное обстоятельство! Действительность, в которой мы изображаем генезис, разбивается на две части: освещённую картированную область изображения генезиса структур, и «тёмную», непроявленную область, в которую помещаются источники и механизмы развития. Тёмная область может охватывать освещённую, (например, если мы ищем источник развития мышления в деятельности) или находится как бы под ней (ссылка на биологические основы развития ребёнка у Пиаже). Хотя у Пиаже одновременно присутствуют оба варианта. Он ссылается на социальность в децентрации, в освоении языка и в др. случаях.

Рассматривая эволюцию представлений о прогрессе, Г.П. Щедровицкий [54] обратил внимание что эти представления меняли объект отнесения: зародивших в одной действительности, они затем интерпретировались на другие. По видимому это не случайное историческое обстоятельство. Понятие развития как и прогресса не могут принадлежать одной действительности и должны связывать разный слои интерпретации. Схемы формального генезиса облегчают подобные переинтерпретации и связи.

Таким образом, схемы формального генезиса помогают проводить распредмечивание представлений, связанных с развитием, и переносить их на другой материал.

Мышление и генезис знаний. Атомизм или целостность?

Первые программы исследования мышления как деятельности были основаны на «атомистических» принципах, т. е. на разложении мышления на ряд элементарных процессов и на выделении таким образом полного алфавита операций [3]. Это — антигегелевский ход: он отрицает единые законы, управляющие развитием мышления как целого. Мышление оказывается разделённым на ряд относительно независимых генетических процессов. Взаимодействия между процессами, вопросы соразвития, насколько нам известно, не анализировались. Соответственно, знания должно было быть разделено на типы, и генезис каждого типа рассматривался независимо. По-видимому атомизм в анализе связан с тем, что в этих работах (ещё неявно) совершался важный модальный переход от естественного процесса к сконструированной норме.

Мы знаем, что известное соотношение между мышлением и знанием было пересмотрено при переходе к деятельностным представлениям (по-видимому, с этим была связана история с «потерей» мышления в теории деятельности). Г.П. Щедровицкий объяснял это тем, что, когда начали исследовать реальные процессы решения задач, категория процесса оказалась неприменимой [63]. Полипроцессуальные представления нарушают исходное соотношение между мышлением и знанием.

У Пиаже, напротив, генезис мышления единый (рамочный) процесс, внутри которого возможен генезис отдельных понятий. Пиаже старается строить генезис независимо от того, что представляет собой реальность. Мир ребёнка производен от схем, составленных из операций и действий, которыми он владеет [97]. То есть схемы (ре)конструируют мир. Конструкция мира в условиях развития — это и есть познание.

Генезис деятельности

Мы уже упоминали, что применимость категории развития к универсуму деятельности находится под вопросом. Деятельность — гетерогенна и рассматриваемые схемы формального генезиса применимы лишь к частным её моделям. Это не исключает того, что отдельные организованности деятельности могут развиваться (см. разд. «Обобщённый субъект»). Гетерогенность деятельности снова ставит вопрос об описании и организации соразвития различных деятельностных организованностей. По-видимому, процессами, связывающими такие организованности вместе, являются процессы разоформления организованностей деятельности, (в переходном пространстве), обмена материалом и ассимиляции [82; 84].

Процесс проблематизации — это ещё один «клей», используемый в ММК, для удерживания гетерогенной (мысле)деятельности. Точнее, в отличии от знаковых образований, проблематизация частично гомогенизирует гетерогенные (мысле)деятельностные образования, противопоставляя их друг другу. Тем самым, они становится более соизмеримым, как бы положенным в одну коммуникативную плоскость. В ММК соизмеримость гетерогенного достигалась в особых условиях (игры, семинар…) особыми техническими средствами (см. [61; 72]). С точки зрения обычного здравого смысла, понятно, о чём идёт речь. В поясе мысли-коммуникации после соответствующей рефлексии представители различных мыследейственных образований вынуждены относится друг к другу и соизмерять себя. Однако в теоретическом плане здесь многое неясно.

Идейная основа процесса проблематизации кроется в гегелевских представлениях о законах разворачивания «единого». В частности, у Гегеля именно таковы законы движения мысли: от тезиса к антитезису, а от него — к синтезу.

Таким образом, проблематизация играет чрезвычайно важную роль в идеях СМД-методологии, помогая сохранять единство гетерогенной мыследеятельности и поддерживая процесс развития. В своей последней функции (поддержка развития) проблематизация как бы стягивает прошлое и будущее. С одной стороны, проблематизация обеспечивает преемственность, следование традиции, непрерывность мысли, с другой — намечает направление дальнейшего разворачивания. При определённом мыслительном обеспечении проблематизация может обеспечить большую часть смысловых условий, связанных с идеей развития. Онтологическая работа и конфигурирование может определённым образом (пространственно) сворачивать прошлый опыт. В гегелевских идеях это пространственное сворачивание временного процесса (см. разд. «Формальный генезис»). Но, с другой стороны, в сегодняшней ситуации проблематизация нуждается в иных, не гегелевских, обоснованиях.

В СМД-методологии разрабатывались обобщённые формы такого сворачивания, это, прежде всего, конфигурирование [73], онтологическая работа [62], «перегибание» схем [72]. Будучи весьма важными, они, с нашей точки зрения не решают проблемы целиком. Практика этих методов показывает, что они формально не укладываются в схемы формального генезиса. Сама история идей и представлений, разрабатываемых Г.П. Щедровицким, не укладывается ни в псевдогенетические схемы, ни в идеи восхождения от абстрактного к конкретному. Разумеется, мы не отрицаем выдающуюся роль, которую сыграли методы формального генезиса в истории ММК. Мы считаем, что (при формальной интерпретации) у этих методов большие перспективы (см. разд. «Формальный генезис»).

Но реальный исторический процесс движения мысли, в том числе и малая история ММК, не укладывается в эти рамки. С нашей точки зрения, нет такой фазы в истории ММК, которая снимала бы идеи, схемы и представления предыдущей ступени. Иными словами, исторический процесс не сворачивается в одном пространственном состоянии. Последовательность подходов, понятий, идей, представлений, схем… не укладываются в «лестницу» прогресса-развития.

И, тем не менее, мы считаем, что общие идеи развития каким-то образом должны быть сохранены.

Имеет смысл искать новые обоснования проблематизации, обратившись к практике её организации (см. [61; 72]). Мы имеем в виду кружковую работу и практику ОДИ. Здесь мы хотим обратить внимание на то обстоятельство, что проблематизация оказывалась эффективной в рамках игровых форм. Т.е. в определённым образом подготовленном пространстве (См. ниже о переходном пространстве).

Как мы уже писали, сегодня «единое» и законы его разворачивания ставятся под вопрос. Делёз в работе [94] показывал подробными рассуждениями и примерами, что повторение не сводится к тождеству, а различие — к отрицанию. В итоге Делёз вообще не использует понятие развития, заменяя его становлением (см. последующие его работы [94; 95]) В процессе становления по Делёзу идентичность не сохраняется. По видимому, согласно Делёзу идентичность вообще не существует; её заменяют возникающие отдельные сингулярности в общем безличном поле. Здесь интересно отметить, что метафора «Соляриса», неоднократно используемая Георгием Петровичем для описания Универсума Деятельности, поразительно напоминает безличное поле Делёза. В универсуме Деятельности, согласно этой метафоре, рождаются и рассасываются сгустки (организованности Деятельности).

Мы привели несколько примеров того, как менялись отдельные представления в СМД-методологии. Примеры можно множить. В основном они касаются разного понимания интеллектуальных процессов, точнее, выделения различных интеллектуальных процессов[15] и изменения понимания самой методологии. Эти изменения не укладываются в известные нам схемы генезиса и применимость классических категории развития к таким изменениям представляет собой проблему и должна анализироваться особо.

О методологической пробирке

Метафору пробирки неоднократно использовали для описания особенностей внутренней жизни Московского Методологического Кружка. Моё понимание методологической пробирки другое.

Основной тезис состоит в следующем.

Философско-методологическая мысль — это рефлексивная мысль мысли, мысль второго порядка (по терминологии Коллингвуда). Но мысль второго порядка обязательно саморефлексивна; она не может просто изучать другую мысль как внеположенный предмет. Чужая мысль не дана непосредственно как часть собственного опыта.

С другой стороны, если предметом рефлексии является только собственная мысль (собственный опыт), мы сильно ограничиваем свои методологические возможности.

Как сделать собственный опыт мышления настолько значимым, чтобы его рефлексия имела общеметодологическую ценность? Как сделать доступной и соразмерной для своей рефлексии чужую мысль[16]?

В этих вопросах, с нашей точки зрения, и заключаются основные коллизии методологической мысли.

В «методологической пробирке» разыгрываются процессы, имитирующие большие процессы развития мыследеятельности. Но, в то же время, они протекают быстрее, с опережением, и более доступны для понимания, рефлексии и методологической проработки.

Методологическая пробирка должна иметь полупроницаемые границы («стенки») и быть в состоянии осваивать (ассимилировать) иные формы мысли, перестраивая саму себя. Иными словами, она должна быть соразмерна иному опыту. Лишь открытость пробирки, способность реагировать на неожиданности делает возможным описывать происходящее в ней как развитие.

В СМД-методологии менялись представления о собственном назначении и об её внутреннем устройстве. Менялись основные методологические представления и парадигмы. При этом ни одна методологическая программа не была завершена. Методология всё время перестраивала себя и была вынуждена заново осваивать собственные представления. Так, теория деятельности была вынуждена переосмысливать знаки (что блестяще удалось [28; 30; 31 и др.]) и мышление (почему-то этот опыт, по утверждениям Г.П. Щедровицкого [76], был не очень удачным). Есть блестящий пример мыследеятельностной переинтерпретации схемы знаний [86]. Хотя в этой работе имплицитно присутствуют и семиотические деятельностные представления.

При таком понимании методологии её собственные программы (в обычном смысле) и не должны быть завершены. Их назначение в другом, в имитации того, что происходит в истории. Принцип «снятия» приводит к выхолащиванию рефлексии, различные рефлексивные уровни сплющиваются; методология же должна поддерживать собственную гетерогенность уже для того, чтобы полноценная рефлексия была возможной. Описывая некоторые схемы формального генезиса, мы указывали, что по существу они предполагают конечное финальное состояние, которое завершает развитие. Не случайно к этому приходили Гегель и Маркс.

Однако, и здесь вопрос, нуждающийся в дополнительном анализе, приверженность классическим принципам развития позволяла сохранять непрерывность мысли и самоидентичность методологии. Но, в тоже время, эти принципы могли ограничивать возможности развития и методологической рефлексии. И в этом мы видим реальную проблему[17].

***

Именно эти изменения и постоянная рефлексия, ставящая задачу самоосвоения и приводящая к изменению интерпретации основных методологических представлений и схем, делало методологию имитационной пробиркой. С нашей точки зрения именно в процессах самоосвоения и переинтерпретации появлялись основные методологические инструменты подходы и категории, которые являются лишь частичной рефлексивной и мыслительной свёрткой этих процессов. Методологическая схема — это схема, прошедшая цикл переинтерпретаций. В этом отношении она обобщает модель в естественных науках (см. [83; 84]).

Таким образом методология не укладывается в такую схему линейного развития, когда последующие представления снимают в себе предыдущие. В отличии от рассмотренных ранее схем генезиса, пространственное состояние не снимает временной процесс. Мы напоминаем начало нашей работы, где мы анализировали науку, философию и методологию в контексте развития и кумуляции опыта. Однако рефлексивная проекция, ориентирующаяся на классические схемы важна для жизни «методологической пробирки».

Детальный анализ показывает, что процессы самоосвоения и переинтерпретации основных схем в основных чертах подобен большим историческим процессам «жизни» знания (эпистемологическая имитация) [83; 84].

Таким образом, внутренняя сложность методологии и постоянные процессы [само] изменения делают её рефлексивно валидной (значимой). А большая скорость прохождения основных эпистемологических циклов, позволяет действовать с опережением и решать философско-методологические проблемы.

Описанный процесс самоосвоения и переинтерпретации не может быть завершён. Например, как мы уже писали, СМД-методология даёт богатый и не освоенный материал для анализа сопряжения искусственного и естественного, процессов соразвития, смены парадигм и многого другого.

Переинтерпретации основных представлений и схем придаёт методологии принципиальную структуру игры, которая, в принципе, может реализовываться в различным образом организованных коммуникативных пространствах. Игра образует своего рода переходное пространство между внешней и внутренней действительностями и связывает процессы внутри «пробирки» и вне неё.

Для анализа процессов самоосвоения, ассимиляции, иной интерпретации собственных представлений мы используем концепцию переходного пространства или пространства игры[18].

У Пиаже тоже части новой схемы осваиваются путём игры.

***

Практичность методологии основана не на прямых, «вынесенных наружу» приложениях. С нашей точки зрения, основная ценность методологических разработок в том, что методология создаёт схемы и понятия, которые сама должна осваивать. Внешние приложения производны от внутреннего устройства.

Подобным же образом в концепции автопоэза Матураны и Варелы [87] структурированная внешняя реальность появляется как вторичное рефлексивное образование (в терминах и понятиях, принятых в ММК). Автопоэзная система (квази) автономна и «следит», прежде всего, за собственным воспроизводством. Парадоксальным образом саморефлексия ведёт к появлению внешних объектов. Вопрос о том, как именно это происходит, в известной мне литературе по автопоэзу [85-90] не проанализирован. В рамках деятельностных и мыследеятельностных представлений этот вопрос также не проработан, хотя он представляется весьма важным.[19] Подобные вопросы анализировались (в частных случаях) в концепциях генетической эпистемологии.

Ниже мы в качестве примеров самоосвоения и переинтерпретации рассмотрим трансформации некоторых представлений в рамках СМД-методологии.

Мышление vs. мыслительная деятельность

Мышление в содержательно генетической логике и чистое мышление в категории мыследеятельности — это различные понятия. Мышление в «атрибутивных структурах» [5] включает в себя модели действия (при другой интерпретации деятельности) и коммуникации. Чрезвычайно важный тезис, выдвинутый в [5]: мышление может «строиться» из не мыслительного материала. Несколько стянутых не мыслительных действий вместе, составляют единицу мышления. С другой стороны, если процессы на «доске» в схеме мыследеятельности понимать как движение в логиках, оперативных и формальных системах…, то, с точки зрения содержательно генетической логики, такое движение не представляет целостный процесс мышления. Мы не утверждаем, что здесь имеется неразрешимое противоречие между представлениями содержательно-генетической логики и СМД-методологии. Нам известны, попытки в рамках мыследеятельностных представлений обсуждать различные отношения между интеллектуальными процессами [41; 46; 48; 49; 51; 76]. Это отношения имитации, замещения и др.; при этом сами интеллектуальные процессы рассматриваются как (квази)автономные. Однако я считаю, что рассматривать мыследеятельностные представления как уточнение, дифференциацию, развитие… представлений о мышлении содержательно генетической логики прямым путём невозможно.

Здесь мы сталкиваемся с проблемой нарушения и восстановления целостности процесса.

Одной из первых идей содержательно-генетической логики была идея о двойственности знания и мышления: знание есть структура, соответствующая процессу мышления[20]. Тем самым, выстроив знания в псевдогенетический ряд, мы получаем развёртывающееся изображение процесса мышления. Однако уже в первых работах Г.П. Щедровицкий отошёл от гегелевской традиции и предположил несколько разных не сводящихся друг к другу процессов развёртывания мысли[21]. Выделение алфавита операций, есть атомистическая программа, программа разложения мышления на элементарные составляющие. Как только мышление перестаёт быть единым процессом, вопросы развития мышления, связи развития с формальными схемами генезиса становятся не понятными.

Таким образом (поли)процессуальность мышления ведёт к тому, что всякое уточнение, типологизация мышления радикальным образом меняет предмет рассмотрения. Другими словами, уточнённые представления лежат в совсем ином ряду, нежели исходные[22]. Применимость классических представлений о развитии к такой «эволюции» пока не ясно.

Представления о мышлении в рамках содержательно-генетической логики и мыследеятельностные представления разные; отношения и связи между ними не вписываются в известные представления о развитии и должны анализироваться особо.

В малой истории СМД-методологии такое положение возникает не только с мышлением, но и с другими представлениями. С каждой новой программой и парадигмой менялись понимание методологией самой себя, собственный [внутренний] проект, проектируемый состав. Представления предыдущего этапа втягивались, но достаточно сложным способом, который до сегодняшнего дня ещё не проанализирован.

Обратим внимание на важное обстоятельство: схемы формального генезиса могут быть применены к процессу только при определённых условиях. Отношение между первым и вторым процессом, когда первый является одновременно как общим процессом, как бы задающим общую рамку для второго, так и специфическим, лежащим как бы наряду со вторым. При изменении представлений и схем СМД-методологии целостность процессов меняется, и это условие не выполняется.

Сопряжение развития и воспроизводства.
Идентичность развивающихся систем

Итак, если мы применяем категорию развития к частной организованности деятельности, то эта организованность должна каким-то образом оставаться собой, сохраняя свою суть. Мы уже видели, что это не простой вопрос. Мы рассматриваем «объекты», которые не могут существовать натурально и, следовательно, (если развитие есть квази имманентный процесс) они должны как-то воспроизводить себя. Необходимо согласовать и состыковать два процесса: процесс развития и процесс воспроизводства самого «объекта». Нам известно как это делать только в том случае, если развитие соответствует схеме генетического восхождения. (Мы видели, что почти во всех интересующих нас случаях это не так). Более того, Г.П. в работе [60] показал, что в общем случае это и невозможно сделать: каждый процесс устанавливает свои собственные границы системы. Если мы хотим понимать методологическую пробирку принципиально, а не в своём «натуральном» существовании, нам нужно как-то решить этот непростой вопрос. Здесь мы перечислим некоторые пути решения этих вопросов.

  1. Во-первых, выделение воспроизводящегося «ядра» и меняющейся, перестраивающейся оболочки. Такая система может адаптироваться к изменению внешних условий, но можно ли такую адаптацию считать развитием?
  2. Один из этих двух процессов рассматривается на более абстрактном, другой на более конкретном уровне. Это обобщение псевдогенетической схемы. Но здесь конкретизация процесса меняет его суть.
  3. Есть иной базовый (абстрактный) процесс, а развитие и воспроизводство представляют две его проекции. Этот вариант мы рассматривали в самом начале работы.
  4. В следующем варианте мы начинаем не с процесса воспроизводства. а с процесса становления. То есть, идентичность не воспроизводится, а вновь и вновь творит себя, связывая свои последовательные «ипостаси» в рефлексии. Этот вариант более всего, с нашей точки зрения, соответствует «жизни» методологической пробирки. Происходит как бы непрерывный (ре)синтез, воссоздание развивающейся «сущности». Но он сложен для анализа: пространство жизни расслаивается. Рефлексивный слой живёт по иным законам, чем слой организованности.
  5. Ещё один вариант рассматривался в работе В. Воловика [82]. Целостность популятивного объекта задаётся своеобразно понимаемой рефлексивной надстройкой. Надстройка образовывается своего рода театром, где разыгрывались варианты жизни популятивного объекта.

Обобщённый субъект

Здесь мы сделаем попытку ввести представление об обобщённом субъекте. Это такая организованность мыследеятельности, которой мы хотим приписать свойства самоидентичности и разумности. Если мышление принадлежит деятельности, а не индивиду, то можно предположить, что существуют разумные субъекты, не обязательно совпадающие с индивидом. Внутренняя структура и внутренние процессы, поддерживающие целостность обобщённого субъекта могут быть достаточно сложными. Может существовать целая иерархия подобных субъектов различной интеллектуальной мощности; интересный вопрос состоит в том, как они стыкуются, коммуницируют и взаимодействуют друг с другом?

Под идентичностью не обязательно понимать личность. Идентичность — это любая системная целостность, не существующая натурально. Для того, чтобы быть хоть в каком-то смысле тождественной себе, идентичность должна (вос)производить/вос­станавливать себя (см. предыдущий раздел).

Для разработки этого понятия в рамках СМД-методологии есть ещё и следующие основания. С самого начала развития СМД-методологии мышление понималось безлично, как протекающее в деятельности, а не в головах людей. При этом оно характеризовалось по-разному: как субстанция особого рода, как процесс, как система… Неоднократно подчёркивалось, что значки позиций, которые рисуют в (мысле)деятельностных схемах не обязаны соответствовать индивиду. В принципе, они могут трактоваться как изображение квазиавтономных организованностей, обладающих свойствами разумности. С другой стороны, рассматривая формальный генезис, мы выяснили, что схемы, которые применялись к ребёнку или к психике, можно трактовать и иначе, применяя их к другим организованностям.

Уже в одной из первых схем Г.П. Щедровицкого, трактующих мышление безлично, т.е. протекающим вне психики, в «схеме квадрата» [2], есть одна удивительная особенность, на которую, насколько мне известно, не обращали внимания. Левая и правая половины схемы существуют в разных действительностях и могут быть не соразмерными друг другу. Левая часть схемы существует в деятельности и рассредоточена по многим её носителям; правая — представляет собой субъективные образы знаковой формы и объективного содержания и, следовательно, принадлежит психике (неявно подобные допущения содержатся и в работе [5]). Что означают горизонтальные связи, что делает левую и правую части схемы стыкующимися, соразмерными друг другу? Иными словами, существует безличное мышление, но что мы можем знать про него? Что делает его доступным для нас? С точки зрения нашей темы, это принципиальный вопрос, связанный с формами кумуляции опыта. Если мы отходим от известных в культуре форм (а методология ставит перед собой такую задачу), вопрос теряет ясность.

Попробуем отнести этот же вопрос к «малой» истории ММК. Рассматривая «методологическую пробирку», мы утверждали, что процессы имитации в ней (возможно, это и есть аналог мышления обобщённого субъекта) богаче рефлексивных стяжек, делаемых участниками движения. Но в каком виде этот богатый опыт всё ещё существует? Что делает его доступным для нас? Само по себе накопление схем методов и др. методологических инструментов не достаточно для ответа на этот вопрос. С нашей точки зрения только в такой форме методологический опыт и не может сохраняться.

В более абстрактной форме это вопрос о пространственном охвате и свёртывании гетерогенных (временных) процессов. Мы видели, что в классических вариантах (например, в псевдогенетическом методе, в генезисе схем генетической эпистемологии Пиаже) пространственные «свёртки» временных процессов происходят автоматически. Как обстоят дела в более сложных случаях, по-видимому, не ясно.

Фактически, в СМД-методологии уже используется представление о коллективном мышлении (коллективной мыследеятельности) приписываемой некоторой организованности как целому[23]. Например, когда говорят, что методологический кружок культивировал и выращивал новые формы мышления, предполагается существование не только коллективного мышления[24], но и некоторая «субъектность».

Представления об обобщённом субъекте позволяют ввести новую интерпретацию позиционных схем. Если обобщённый субъект может соответствовать позиции, то необходимо пересмотреть и, может быть, заново проработать характеристики отношений и связей между субъектами. Обобщённый субъект не имеет естественной («натуральной») границы. Вопрос построения границ и процессов, связанных с границей, должны быть заново проанализированы.

***

Эти вопросы прямо связан с характеристиками той системы, которую мы назвали «методологической пробиркой». Именно желание найти пути к её характеристике как целого заставило нас попробовать ввести для её описания понятие обобщённого субъекта. Границы отделяют внутренние процессы от внешних и определяют формы взаимодействия субъектов друг с другом. Границы вместе с воссоздающимися внутренними сущностными характеристиками и задают идентичность организованностей.

Мы считаем, что именно процессы ассимиляции на границах устанавливают отношения и связи между такими обобщёнными субъектами. В этом смысле процессы ассимиляции есть функциональный эквивалент коммуникации (см. работы [82-84], где рассматривалась роль процессов ассимиляции в формировании инженерии).

Но у «методологической пробирки» есть важная особенность — её внутренняя гетерогенность, и, следовательно, внутренние границы. Как мы уже писали, именно гетерогенность даёт возможность имитировать процессы в «миру». Это обстоятельство ставит две проблемы: проблему восстановления или воспроизводства идентичности гетерогенного (без ссылки на натуральные условия, например, существование лидера, ангела хранителя идентичности) и проблему поддержания собственной сложности и, в то же время, открытости.

Мы видели, что процессы на границах принципиальны для понимания развития. В случае сложных сцепок гетерогенных организованностей категория развития должна быть заменена соразвитием. Должны также быть ведены отличия внутренней (т.е. связывающей субъекта) и внешней организованности мыследеятельности и/или «коммуникативной сети».

Внешние границы субъекта подобны тому, что в СМД-методологии изображалось как пространственные и временные разрывы. На границе между субъектами располагается переходное пространство, своего рода ничья земля, пространство игры. В этом пространстве происходит процесс символообразования, игра рамками связывающий (и разделяющий) обобщённых субъектов.

***

Мы хотим соотнести и сравнить понятия обобщённого субъекта, схемы по Ж. Пиаже и автопоэзной (буквально: «самосозидающей») системы У. Матураны и Ф. Варелы (см. [85-90]). Представления о формального генезисе позволяют обобщить понятие схемы Ж. Пиаже и применять генезис схем не только к «развитию» ребёнка, но и к обобщённым субъектам (т. е. к деятельностным и/или коммуникативным организованностям). При этом схема продолжает координировать в пространстве и во времени разные формы активности. При этом, нетрудно увидеть, что основные черты формального генезиса схем применимы и в этом случае. В отличие от автопоэзных концепций схема не предполагает воспроизводство границы. Схема меньше связана с биологическими аналогиями и более свободна в интерпретациях. И на языке схем проще выразить прогрессию, соответствующую формальному генезису. В основном прогрессия ведёт к большей гибкости и координированности схем, к расширению масштаба пространственной и временной координации. Ср. рассуждения Щедровицкого о знаках[25] [20, 26 и др.] и Лефевра [99] о происхождении языка.

Именно схемы, согласно Пиаже, есть формальные характеристики интеллекта. Нас интересует вопрос: можно ли приписать обобщённому субъекту мышление или интеллект. Подробное исследование этого вопроса далеко выходит за рамки настоящей работы. Положительный ответ на этот вопрос открывает путь к процессуально-структурной (а не субстанциональной!) трактовке мышления как безличного[26]. Кроме того, можно было бы строить иерархию субъектов и при формальной онтологизации — лестницу развития.

По-видимому, есть сходства в способе поддержания идентичности: это воспроизводство у Г.П., самосозидание и циклическое производство границы в автопоэзе (У. Матурана и Ф. Варела [86]) и равновесие у Пиаже [97]. Два последних понятия предполагают (гипер)цикличность. Только концепция Щедровицкого может дать объяснение культуре и семиотическим системам.

Во всех трёх концепциях есть общая черта: функциональный приоритет внутренних процессов, поддерживающих/восстанавливающих идентичность, над внешними «контактами». В автопоэзе этот черта выражается в принципах автономии и самореферентности[27], в генетической эпистемологии — в концепции равновесия и конструирования внешней реальности; в концепциях СМД-методологии приоритет процессов воспроизводства.

Остановимся на ещё одной, важной для нас стороне генетической эпистемологии Ж. Пиаже (понимаемой формально, т.е. сквозь призму идеи «формального генезиса»). Несмотря на вторичность, конструируемость внешней реальности, она (реальность) получает структуру, производную от входящих в схему действий и операций. С точки зрение принятой в СМД-методологии, метод (оперативное поле) выстраивается в заранее определённую прогрессию, а объект обусловлен методом, оперативным полем. В отличие от концепции автопоэза в генетической эпистемологии удаётся вывести и объяснить структуру реальности, но в частном случае заданных оперативных схем. То есть метод жёсткий — объект «мягкий».

Мы уже писали, что здесь идея развития просто постулирована, но не объяснена. Это не удивительно, поскольку, в нашей интерпретации, развитие возникает просто за счёт формальной онтологизации лестницы схем (Пиаже).

Схема мыследеятельности и сопряжения разумных субъектов

Контекст, в котором появлялась идея и схема мыследеятельности, подробно описан в работе [76]. Во многом появление этой категории было связано с обсуждением проблемы отношения и связи индивидуального и коллективного в мышлении и деятельности. Похожую проблему обсуждал Г. Бейтсон и назвал её проблемой «стыка» разумов [80; 81]. При мыследеятельностном подходе эта проблема связана с пониманием отношений и связей интеллектуальных процессов. Важная и нерешённая проблема: можно ли интеллектуальные процессы (в рамках схемы мыследеятельности) определять функционально, т. е. относительно целого или относительно друг друга, или, по существу, имеет место «контрабанда» субстанциональных представлений о чистом мышлении, рефлексии, понимании, мысли коммуникации и мыследействовании? Или представления об интеллектуальных процессах предполагают использование наработанных ранее представлений о деятельности и мышлении? (см. работу Щедровицкого [74], где обсуждается этот вопрос). Попытки прямо вложить предыдущие представления в схему мыследеятельности, с нашей точки зрения, не могут привести к удовлетворительному результату. Это и есть один из вариантов обсуждаемой нами проблемы ассимиляции собственных представлений.

Различные разумные (мыслительные) системы могут быть не соизмеримы друг для друга, коммуникация носит опосредованный характер. Тем самым мы следуем неклассическому идеалу рациональности и не предполагаем существование абсолютного разума (ср. со схемой организации методологического пространства [67]). Каждая из разумных (мыслительных) систем (квази) автономна и воспроизводит себя. Внешний мир, включая коммуникацию (координацию) с другой системой конструируется обобщённым субъектом в соответствии с собственным «устройством».

В этом случае, процесс координации/кооперации между субъектами носит характер взаимной ассимиляции. Самый интересный вопрос: что происходит на границе?

Мы предполагаем что при «взгляде в микроскоп» граница носит характер переходного пространства, пространства игры. Эпистемологические единицы в переходном пространстве разоформляются (ср. с нашей трактовкой развития инженерии в [84]). Знаки в переходном пространстве теряют определённость и выступают как символы, имеющие множество различных интерпретаций. (Ср. с точкой зрения Г.П. Щедровицкого, представленной в работе «О методе семиотического исследования знаковых систем» и др. [26]. Согласно этому кругу представлений, знаки появляются в пространственных и временных разрывах систем деятельности).

Процессы ассимиляции тоже могут носить пространственный характер и подобно коммуникации связывать относительно автономные мыследеятельностные единицы вместе. Ассимиляция может носить и временной характер, подобно трансляции, сохраняя (более сложным образом) преемственность и создавая условия для развития.

***

Мы проанализировали основные концепции развития, разрабатываемые в работах Г.П. Щедровицкого. Мы видели, что, в отличие от других современных течений мысли, для Георгия Петровича было важным сохранять верность классическим идеям развития. Это обеспечивало необходимую для развития связность мысли. Это же служило источником новых идей (псевдогенетический метод, новое понимание проблематизации и др.). Но классические идеи оказались слишком узкими; они были проблематизированы и пересмотрены. Разрабатываемые в СМД-методологии представления о Мышлении и Деятельности не согласовывались с классическими концепциями. Вместе с тем, приверженность Г.П. Щедровицкого классическим идеям удерживало «целое» методологии и обеспечивала преемственность движения.

В своём анализе мы исходили из того, что методологические программы, методологические разработки и методологическая рефлексия, образуя цикл, воплощают представления о развитии. Фактическое движение методологической мыследеятельности даёт прототип неклассической развивающейся «сущности», которую мы попытались описать и проанализировать.

Мы наметили характеристики процессов, делающих возможным жизнь таких образований (ассимиляция), и возможные характеристики самой развивающейся «единицы» (обобщённый субъект).

Мы считаем, что в этих случаях категория развития должна быть заменена категорией соразвития, что, возможно, решит некоторые из обсуждавшихся нами проблем. На место развивающегося «целого» классических концепций становятся гетерогенные образования, а вместо изначальной целостности и единства — процессы сопряжения и согласования.

Всё проанализированное нами делает лишь возможным развитие; развитие не происходит автоматически и предполагает активное следование определённым ценностям и принципам, так как развитие есть естественно-искусственный процесс.

Литература

 

1.   Щедровицкий Г.П. Современная наука и задачи развития логики //Доклад на дискуссии о предмете и методе логики на философском факультете МГУ 26 февраля 1954 г

2.   Щедровицкий Г.П. «Языковое мышление» и его анализ // Вопросы языкознания. 1957. №

3.   Щедровицкий Г.П., Алексеев Н. Г. О возможных путях исследования мышления как деятельности // Докл. АПН РСФСР. 1957. № 3; 1958. № 1,4; 1959. № 1,2,4; 1960. № 2,4,5,6; 1961. № 4,5; 1962. № 2-6.

4.   Щедровицкий Г.П. О некоторых моментах в развитии понятий // Вопросы философии. 1958. № 6.

5.   Щедровицкий Г.П. О строении атрибутивного знания. Сообщения I-VI // Докл. АПН РСФСР. 1958. № 1,4; 1959. № 1,2,4; 1960. № 6.

6.   Щедровицкий Г.П., Ладенко И.С. О некоторых принципах генетического исследования мышления // Тез. докл. на I съезде Общества психологов. Вып. 1. М., 1959.

7.   Щедровицкий Г.П. Логика и методология науки // Г.П. Щедровицкий. Философия — Наука— Методология. М., 1997.

8.   Щедровицкий Г.П., Алексеев Н.Г., Костеловский В.А. Принцип «параллелизма формы и содержания мышления» и его значение для традиционных логических и психологических исследований. Сообщ. I-IV // Докл. АПН РСФСР. 1960. № 2,4; 1961. № 4,5.

9.   Щедровицкий Г.П. О различии исходных понятий «формальной» и «содержательной» логик // Методология и логика наук. Ученые зап. Том. ун-та. № 41. Томск, 1962.

10.  Щедровицкий Г.П О системах воспроизведения «речи-языка» //Тезисы докладов межвузовской конференции на тему «Язык и речь». М., 1962

11.  Щедровицкий Г.П. Усвоение и структура психической деятельности // Доклад в НИИ дошкольного воспитания.

12.  Щедровицкий Г.П. Замечания к докладу Н. Непомнящей «Усвоение и развитие»

13.  Щедровицкий Г.П. Из истории ММК.

14.  Щедровицкий Г.П. Методологические замечания к проблеме происхождения языка // Науч. докл. высшей школы. Филологические науки. 1963. № 2.

15.  Щедровицкий Г.П. Методологические замечания к проблеме типологической классификации языков // Совещание по типологии восточных языков. Тезисы докладов. М., 1963.

16.  Щедровицкий Г.П. Игра и «детское общество» // Дошкольное воспитание. 1964.

17.  Щедровицкий Г.П., Садовский В.Н. К характеристике основных направлений исследования знака в логике; психологии и языкознании. Сообщения I—III // Новые исследования в педагогических науках, Вып. 2,4,5. М., 1964-1965.

18.  Щедровицкий Г.П. Методология науки, логика, теория мышления // Г.П. Щедровицкий. Философия — Наука — Методология. М., 1997.

19.  Щедровицкий Г.П. Методологические замечания к проблеме типологической классификации языков // Лингвистическая типология и восточные языки. М., 1965.

20.  Лефевр В.А., Щедровицкий Г.П., Юдин Э.Г. «Естественное» и «искусственное» в семиотических системах // Проблемы исследования систем и структур. Материалы к конференции. М., 1965.

21.  Щедровицкий Г.П. Процессы и структуры в мышлении // Лекции в МИФИ.

22.  Щедровицкий Г.П. Об исходных принципах анализа проблемы обучения и развития в рамках теории деятельности // Обучение и развитие. Материалы к симпозиуму. М ., 1966 .

23.  Щедровицкий Г.П. Методологические замечания к педагогическому исследованию игры // Психология и педагогика игры дошкольника. М., 1966.

24.  Щедровицкий Г.П. Надежина Р.Г. Развитие детей и проблемы нравственного воспитания // Обучение и развитие. Материалы к симпозиуму. М., 1966.

25.  Щедровицкий Г.П. Теория деятельности и ее проблемы

26.  Щедровицкий Г.П. О методе семиотического исследования знаковых систем // Семиотика и восточные языки. М., 1967.

27.  Щедровицкий Г.П. О специфических характеристиках логико-методологичес­кого исследования науки // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.

28.  Щедровицкий Г.П. Что значит рассматривать язык как знаковую систему? // Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода». М., 1967.

29.  Щедровицкий Г.П., Дубровский В.Я. Научное исследование в системе «методологической работы» // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.

30.  Щедровицкий Г.П., Розин В.М. Концепция лингвистической относительности Б.Л. Уорфа и проблемы исследования «языкового мышления» // Семиотика и восточные языки. М., 1967.

31.  Лефевр В.А., Щедровицкий Г.П., Юдин Э.Г. «Естественное» и «искусственное» в семиотических системах // Семиотика и восточные языки. М., 1967.

32.  Щедровицкий Г.П. Система педагогических исследований (методологический анализ) // Педагогика и логика. М., 1968.

33.  Щедровицкий Г.П. Человек как предмет исследований //

34.  Щедровицкий Г.П. Заметки о понятиях “объект” и “предмет” //

35.  Щедровицкий Г.П. О системе педагогических исследований (методологический анализ) // Оптимизация процессов обучения в высшей и средней школе. Душанбе, 1970.

36.  Щедровицкий Г.П., Якобсон С.Г. К эмпирическому анализу явлений, связанных с «пониманием текста» //

37.  Щедровицкий Г.П. Человек и деятельность в инженерно-психологических исследованиях // Проблемы инженерной психологии. Вып. 1. М. 1971.

38.  Щедровицкий Г.П. Проблема соотношения логических и психологических исследований мышления в истории советской психологии // Материалы IV Всесоюз. съезда Общества психологов. Тбилиси, 1971.

39.  Щедровицкий Г.П. Историко-научные исследования и логическое представление науки // Г.П. Щедровицкий. Философия—Наука—Методология. М., 1997.

40.  Щедровицкий Г.П. Проблема развития знаний в современной методологии и логике // Доклад в НИИЕТ 27.05.1971.

41.  Щедровицкий Г.П. Рефлексия в деятельности // Вопросы методологии. 1994. №3-4.

42.  Щедровицкий Г.П. Логико-эпистемологические и социально-психологические мотивы в современной методологии науки // Г.П. Щедровицкий. Философия—Наука—Методология. М., 1997.

43.  Щедровицкий Г.П. Понимание и мышление, смысл и содержание // Лекции в ЦНИИПИ — сентябрь-декабрь 1972 г.)

44.  Щедровицкий Г.П. Идея деятельности и деятельностный подход // Доклад 01.03.1972

45.  Щедровицкий Г.П. Системно-структурный подход в анализе и описании эволюции мышления // Мышление и общение. Материалы Всесоюз. симпозиума. Алма-Ата, 3

46.  Щедровицкий Г.П., Якобсон С.Г. Заметки к определению понятий «мышление» и «понимание» // Мышление и общение. Материалы Всесоюз. симпоз. Алма-Ата, 1973.

47.  Щедровицкий Г.П. Структура знака. Смыслы, значения, знания. // Лекции

48.  Щедровицкий Г.П. Текст и мышление // 03.05.1973

49.  Щедровицкий Г.П. Смысл и значение // Проблемы семантики. М.,1974.

50.  Щедровицкий Г.П. Системное движение и перспективы развития системно-структурной методологии. Обнинск, 1974.

51.  Щедровицкий Г.П. Коммуникация, деятельность, рефлексия // Исследование рече-мыслительной деятельности. Алма-Ата, 1974.

52.  Щедровицкий Г.П. Генетические отношения и исторические связи в контексте «сравнительно-исторической» концепции // Генетические и ареальные связи языков Азии и Африки (тезисы докладов). М., 1974.

53.  Щедровицкий Г.П. Автоматизация проектирования и задачи развития проектировочной деятельности // Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании (теория и методология). М., 1975.

54.  Щедровицкий Г.П. Проблема исторического развития мышления // Генетические и социальные проблемы интеллектуальной деятельности. Алма-Ата, 1975.

55.  Щедровицкий Г.П. Исходные представления и категориальные средства теории деятельности (Приложение I к 1975 а).

56.  Щедровицкий Г.П. Общая идея метода восхождения от абстрактного к конкретному (Приложение II к 1975 а).

57.  Щедровицкий Г.П. Категории «процесс — механизм» в контексте исследования развития (Приложение III к 1975 а).

58.  Щедровицкий Г.П. Генетическое восхождение (Приложение IV к 1975 а).

59.  Щедровицкий Г.П. «Естественное» и «искусственное» в социотехнических системах /

60.  Щедровицкий Г.П. Проблемы построения системной теории сложного «популятивного» объекта // Системные исследования. Ежегодник 1975. М., 1976.

61.  Щедровицкий Г.П. Механизмы работы семинаров Московского методологического кружка // Вопросы методологии, № 1-2, 1998

62.  Щедровицкий Г.П. Онтология и онтологическая работа // Вопросы методологии. 1996. №3-4.

63.  Щедровицкий Г.П. Проблемы организации исследований: от теоретико-мыслительной к оргдеятельностной методологии анализа // Вопросы методологии. 1996. №3-4.

64.  Щедровицкий Г.П. Заметки об эпистемологических структурах онтологизации, объективации, реализации // Вопросы методологии. 1996. №3-4.

65.  Щедровицкий Г.П. Типология и классификация как формы систематической организации знаний //

66.  Щедровицкий Г.П. О содержании понятий // Новая Утка 05.07.1980

67.  Щедровицкий Г.П. Принципы и общая схема методологической организации системно-структурных исследований и разработок // Системные исследования: Методологические проблемы. Ежегодник 1981. М., 1981.

68.  Щедровицкий Г.П. Проблема деятельного знания // Игра-2. Промежуточные итоги за 1980–81 годы.

69.  Щедровицкий Г.П. Программа работ комиссии по мышлению и логике на 1981–82 гг. // 15.10.1981

70.  Щедровицкий Г.П. История становления представлений об организационно-технической (социотехнической) системе в ММК //

71.  Щедровицкий Г.П. Наука и методология: социокультурная ситуация // Лекции в Казанском университете.

72.  Щедровицкий Г.П., Котельников С.И. Организационно-деятельностная игра как новая форма организации и метод развития коллективной мыследеятельности // Нововведения в организациях. Труды семинара. ВНИИ системных исследований. М., 1983.

73.  Щедровицкий Г.П. Синтез знаний: проблемы и методы // На пути к теории научного знания. М., 1984.

74.  Щедровицкий Г.П. Понимание и интерпретации схемы знания // Кентавр.1993. №1.

75.  Поливанова С.Б., Щедровицкий Г.П. Позиционно-системные представления процессов развития мыследеятельности // Разработка прикладных психологических исследований и разработок. Тезисы докладов и сообщений на научно-практической конференции. Красноярск, 26-28 августа 1986 г. М., 1986.

76.  Щедровицкий Г.П. Схема мыследеятельности — системно-структурное строение, смысл и содержание // Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1986. М., 1987.

77.  Щедровицкий Г.П. Философия, методология, наука // Фрагменты из лекций в Обнинском УМЛ. 1988.

78.  Щедровицкий Г.П. Перспективы и программы развития СМД-методологии //

79.  Щедровицкий Г.П. О некоторых особенностях системного анализа исторических процессов //

80.  Бейтсон Г. Экология разума. Москва, «Смысл», 2000.

81.  Бейтсон Г., Бейтсон М. Ангелы страшатся. Москва, 1996.

82.  Воловик В.В. Инженерия и Европейский мир // Проблемы организации и развития инженерной деятельности. Обнинск, 1990, с.55.

83.  Данилова В.Л. Анализ некоторых особенностей работ ММК в связи с перспективами развития инженерии.// Проблемы организации и развития инженерной деятельности. Обнинск, 1990, с.114.

84.  Содин С.Л. Об одно подходе к истории инженерии.// Проблемы организации и развития инженерной деятельности. Обнинск, 1990, с.75.

85.  Varela, F., H. Maturana, and R. Uribe. Autopoiesis: The organization of living systems, its characterization and a model BioSystems, Vol. 5 (1974), pp. 187-196.

86.  Glasersfeld E. von, Radical Constructivism. A Way of Knowing and Learning. Studies in Mathematics Education Series 6, The Palmer Press, London-Washington, 1996, p.53-75.

87.  Maturana, Humberto, and Francisco Varela (1973). Autopoiesis: the organization of the living, a 1973 paper reprinted in: Autopoiesis and Cognition (Maturana & Varela, 1980), pp. 63-134.

88.  Maturana, Humberto, and Francisco Varela (1980). Autopoiesis and Cognition: The Realization of the Living, Boston Studies in the Philosophy of Science [ Cohen, Robert S., and Marx W. Wartofsky (eds.) ], Vol. 42, Dordecht: D. Reidel Publishing Co., 1980.

89.  Maturana, Humberto, and Francisco Varela (1987; 1992). The Tree of Knowledge: The Biological Roots of Human Understanding, Boston: Shambhala / New Science Press, 1987. Revised edition 1992.

90.  Матурана У, Варела Х. Древо познания. Москва, Прогресс-Традиция, 2001.

91.  Лиотар Ж.-Ф. Состояние пост модерна. Москва, «АЛЕТЕЙА», С.-Пб., 1998.

92.  Делёз Ж, Гваттари Ф. Что такое философия?

93.  “Институт экспериментальной социологии”, Москва, АЛЕТЕЙЯ, С.-Пб., 1998.

94.  Делёз Ж. Различие и повторение. «Петрополис», С.-Пб., 1998.

95.  Делёз Ж. Критика и клиника., СПб., 2002.

96.  Пиаже Ж Психология интеллекта. М., «Просвещение», 1969.

97.  Пиаже Ж. Генетическая эпистемология. «Питер», 2003.

98.  Пиаже Ж. Психология ребёнка. «Питер», 2003.

99. Лефевр В.А. Рефлексия. Москва, Когито-центр,


[1] Очень интересный, но не исследованный здесь вопрос, как связано наше обобщение схем Пиаже со схемами в понимании СМД-методологии. Ср. с работами С.В. Попова об общественном образовании.

[2] Вопрос о том, как сделать протекающие процессы доступными для рефлексии и артификации, достаточно сложен. Ведь если мышление и деятельность частично естественные процессы, протекающие не в головах людей, вопрос об их «свёртках» не вполне ясен. Мы не можем сослаться ни на индивидуальное сознание, ни на культуру. Представление о культуре в ММК связано с процессом воспроизводства, а не с процессами рефлексии, сохранения и артификации нового. Этот вопрос имеет прямое отношение к пониманию развития. Мы обсудим этот вопрос в связи с нашим пониманием обобщённого субъекта.

[3] Два последних пункта очень важны: они требуют рекурсивности наших целей и ценностей. Ср. с известным вариантом истории о волшебном исполнении трёх желаний. Умному мальчику хватит и одного желания: иметь возможность в будущем удовлетворять любые желания.

[4] Возможно, жизнь ММК не вполне следовала этой схеме. Далее, обсуждая «методологическую пробирку», мы специально будем обсуждать роль изменений во внутреннем строении методологии. Методология из-за этого должна была ассимилировать свои собственные разработки. Мне кажется, что сами парадигматические сдвиги внутри методологии определялись внешними, может быть, случайными причинами. Цели, как часто говорил Г.П., вытекали из окаянства. Однако впоследствии, в рефлексии, эти изменения должны были ассимилироваться (задним числом), сохраняя необходимую для развития непрерывность мышления. Ср. с разделом «Методологическая Пробирка».

[5] Здесь наша трактовка согласования и сопряжения естественного и искусственного в развитии отличается от трактовки, выраженной в схеме шага развития. Мы не предполагаем доминирование искусственного.

[6] Мы здесь используем термин сущность не в подлинном смысле, а лишь потому, что не можем пока категориально или понятийно охарактеризовать то, что развивается. Поэтому мы берём это слово в кавычки.

[7] Далее мы будем обсуждать, что сопряжение воспроизводства/восстановления и развития представляет собой проблему [60]. Указанное обстоятельство может подсказать одно из направлений разработки и исследования этой проблемы.

[8] СМД-методология реально осуществляла и другой перенос: Г.П. с полным на то основанием считал себя посредником между разумом и рассудком. Т.е. СМД-методология в лице Щедровицкого осуществляла перенос идей от философии к научным предметам.

[9] Эти характеристики концепта напоминают автопоэзную систему (см. [85-89]). Но концепт творится, конструируется извне философом. В отличие от схем генетической психологии Ж. Пиаже концепты не ставятся в генетические ряды. Эти соотнесения важны для понимания развития и нуждаются в анализе.

[10] Забегая вперёд, заметим, что процесс становления в отличии от развития не предполагает сохранения, воспроизводства, воссоздания идентичности.

[11] Деятельностные представления в отличие от натуральных не допускают такого «выпадения».

[12] Известные мне формальные схемы не подходят для этой цели. Ср. разд. «Формальный генезис и его интерпретации».

Здесь я хочу высказать свою личную точку зрения на соотношение Мышления и Деятельности. Если понимать их как предельные категории, то они суть одно. Различия возникают при их сужениях, проекциях, редукциях и свёртках. Иными словами, при попытках строить предметное знание, нормировать или моделировать мышление и деятельность существенно отличаются друг от друга. Я считаю, что такое понимание согласуется с пониманием схемы Мыследеятельности, если чистое мышление, мысль-коммуникацию и мыследействование понимаются как пояса–проекции, а не как части. Кроме того, я пытаюсь проанализировать этот вопрос с точки зрения сопряжений обобщённых субъектов (см. ниже).

[13] Это единственная из известных мне работ, в которой на простых моделях убедительно показано, что уже в исходном пункте система развития и система функционирования выделяются разными способами. Единственный проработанный случай, когда развитие и функционирование совмещаются — это случай генетического восхождения (см., например, [58]).

[14] Важный и интересный вопрос: как связаны схемы Ж. Пиаже, распредмеченные с помощью идей формального генезиса, с методологическими схемами? Мы считаем, что такая связь есть, но в этой работе мы не будем её обсуждать

[15] Мне далеко не всегда понятно, чем были мотивированы эти изменения. Возможно, они определялись не только и не столько внутренними сложностями развития концепций, сколько внешними причинами. Но, с точки зрения обсуждаемых здесь обобщений концепции развития, это и не так уж и важно.

[16] Здесь под «собственной мыслью» понимается не мысль индивида, а коллективное мышление организованности деятельности, которую мы называем «обобщённый субъект», см. ниже.

[17] С нашей точки зрения, развитие не вытекает только из «устройства» методологической пробирки. Поскольку развитие включает ценностный фокус (см. выше), то оно предполагает определённые принципы участников движения.

[18] Концепция переходного пространства и переходного объекта была предложена выдающимся английским психоаналитиком Д. Винникоттом для объяснения некоторых онтогенетических процессов, в частности процесса отделения ребёнка от матери, образования границ Я…. По Винникотту, переходное пространство — это особое место между внутренним миром и внешним, в котором фантазия и реальность не могут быть различены. Именно в переходном пространстве появляется возможность игры. В переходном пространстве появляются символы и метафоры. В нашем понимании переходное пространство появляется на стыке между различными организованностями деятельности.

[19] Этот вопрос мы проанализируем и опишем в отдельной работе. С нашей точки зрения, из-за не проработанности этого вопроса знание и мышление оказались на периферии разработок деятельностного периода, в то время как семиотическая проблематика оказалась продвинутой далеко вперёд. В содержательно-генетической логике знаки и знания рассматривались совместно (это принципиальный момент): знак рассматривался как момент жизни знаний.

[20] В концепциях автопоэза есть чем-то похожая двойственность «духа» и тела: тело есть организованность материала (мы используем понятия, принятые в СМД-методологии), а дух — отвечающий ей процесс [90].

[21] Программа разворачивания, опирающаяся на метод восхождения, наиболее полно была реализована на атрибутивных знаниях [5].

[22] Уточнение следовало бы брать в кавычки. Непонятно, в каком смысле изменённые представления являются уточнением исходных.

[23] Напомним, что сама схема мыследеятельности возникла из необходимости состыковать индивидуальное и коллективное мышление [76]. Но потом эта проблема ушла на второй план. Обсуждая обобщённых субъектов и «стыковки» между ними, мы хотим попробовать подойти к этой же проблеме немного с другой стороны.

[24] Обратим ещё внимание на то, что коллективное мышление определённого образования не обязано совпадать с мышлением с большой буквы. Тем самым допускается гетерархия обобщённых субъектов.

[25] Напомним, что знаки, по мысли Г.П. Щедровицкого связывают деятельность при временных (трансляция) и пространственных (коммуникация) разрывах. По мысли Лефевра, язык необходим для восстановления ситуации коммуникации и/или игры в другое время или в других условиях.

[26] Подобную трактовку разрабатывал антрополог и методолог Г. Бейтсон [80; 81]. Он ввёл понятие о разуме как о коммуникативной сети и обсуждал вопросы о «стыках» различных разумных систем. При каких условиях такой сети можно приписать свойства интеллекта? У Бейтсона на этот вопрос нет ответа. Так же, как и Г.П., Бейтсон вводил знаки для того, чтобы объяснить, что происходит на «стыках». Но у него нет понятий трансляции и коммуникации, и он не пользуется категориями системного подхода; из-за этого его рассуждения остаются метафорическими.

[27] Это означает, что автопоэзная система поддерживает себя, описывает себя и ссылается на себя. Описание внешнего мира возникает как вторичный эффект, эпифеномен. Как и почему появляется внешний мир и объекты в нём — в известных мне работах, по существу, не объясняется.

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44