eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

А.Г. Раппапорт "Человечки" на схемах Теории Деятельности

1. Прежде всего, я хотел бы отметить, что, уйдя из  ММК  в 1977 г., я по сей день  сохраняю  интерес к методологической позиции и способу мышления. Я не разделяю  крайних выводов СМД методологии, и далеко не всегда  квалифицированно использую те или иные методологические приемы, но я удивляюсь и богатству методологических идей, и той неутомимости, с которой ГП воплощал свой грандиозный замысел.

Самому мне методология весьма во многом помогала лучше понять свои профессиональные проблемы, но и мешала в их разработке. Помогала, поскольку давала развернутое представление  о многоаспектности и историко-генетической судьбе многих архитектурно-проектных  идей и представлений, а мешала потому, что схема "двойного" знания всегда парализовала поступательное движение в обоих направлениях. Постепенно я стал склоняться к мысли, что наилучшие результаты методологическая рефлексия дает как раз в случае организовывания  чужих мыслительных инициатив, и хотя, в принципе, считалось, что эти инициативы могут существовать и сменять друг друга в сознании одного человека, мне этот фокус не удавался.

Эти соображения я бы поставил в связь с  изолированностью методологии в интеллектуальном сообществе. Отчасти эта изолированность сказывается и в том, что по поводу методологии и идейного наследия ГП ни при его жизни, ни позднее не было осуществлено сколько-нибудь развернутой критико-полемической оценки или  реконструкции, что сохраняло  герметический характер дискуссий.

Я не принимал участи в ОДИ, но, судя по их описаниям, могу предположить, что в рамках ОДИ методологическая позиция всегда занимала высшее иерархическое место. Внутри игр не было позиций, интеллектуально равномощных методологии прежде всего, самого ГП) и способных, прорвав этот герметический круг, создать полемический дискурс. Это еще не значит, что в мире вообще нет и не может быть ничего равного методологии. Одна из причин неравновесия между методологией и прочими сферами интеллектуальной традиции отчасти состояла в том, что методологии противостояли люди, не только не владевшие методологическими средствами и навыками мышления, но и не готовые отстаивать иные интеллектуальные стратегии на том же  рефлексивном уровне, который предлагала методология.  ГП был вынужден подниматься на этот уровень, так как был инициатором методологической революции и чувствовал свою ответственность за затеянную им игру.

Но без внеметодологического обсуждения самой методологии, как мне кажется, ее собственная судьба становится все более  сиротливой  и  как бы обреченной на оторванное от социума продолжение. Оказавшись на границе методологии и неметодологических способов работы, я хотел бы рассматривать свои тезисы как попытку  инициации ( быть может и неадекватную)  самого этого диалога методологии с внешним миром.

2. ГП исходил из кантовской идеи построения знания о мире, исходя из категорий самого рассудка. Но его категории он трактовал не как врожденные или свыше вмененные человеку, а как продукты и средства деятельности, и, пойдя по пути  Фихте и Маркса, перешел  от мышления к  ( мысле)деятельности,

преодолевая оппозицию феноменального\ноуменального   конструктивностью и схематизмом.  Это схематическое преодоление трансценденции и лежит, как мне кажется, в основе изображения человечков.

Познавательная точка зрения менялась на конструктивную (или дополнялась ею, становясь ведущей). В соответствии с новым подходом созерцание оказывалось только моментом в деятельности. Схемы рассматривались как нечто, что позволяет не только видеть (объект и самую деятельность в том числе) но  и делать что-то, а именно  строить и трансформировать их, то есть оперировать со схемами.

Схемы теории деятельности сначала строились в рамках средств  и категорий системно-структурной онтологии и состояли из элементов с их именами, блоков с их границами, рамок, стрелок и т.п. И только в  середине 60х годов, как утверждают, с подачи В.А.Лефевра, на схемах появляются "человечки".

Теперь, чтобы понять "смысл" человечков нам надлежит указать, что удавалось с их помощью "видеть" в объекте, то есть их онтологический смысл, и что с ними можно было конструктивно "делать" в работе, то есть их оперативный смысл.

Видели в них, как правило, позиции в деятельности, обозначавшиеся именем, расположенным сбоку от иероглифа. Но это было созерцание, а что с ними можно было "делать"?

Прежде всего, их можно было вставлять в те или иные структуры прочих элементов схем и присваивать им новые позиционные имена.

Можно было, конечно, придавать самим этим иероглифам разный графический вид, но этим декоративным приемом ничего не достигалось. Правда, можно предположить, что такая возможность в них потенциально существует и что работа с графикой в этом смысле не обречена на бессмыслицу. Возможно, что человечки позволят когда-нибудь осуществлять их слияние, превращение в двухголовых или "н-головых" существ, возможно, что у них вырастет еще пара рук, а в феминистских трактовках СМД возникнут, возможно, и разнополые "человечки".

Аналогичным образом оставался и по сей день остается  неотрефлектированным топографический смысл пространства схем, в таких его категорий как "правое" и "левое", "верх" и "низ", "большое" и "маленькое" и пр. Эти смысловые коннотации языка схем не играют никакой роли в рассуждениях, хотя в них есть скрытые потенциальные значения. Так, расположение методологии в схеме социотехнического действия, целей, задач и пр. сверху, указывает на какие-то иерархические функции управления, не укладывающиеся в его функциональный смысл.

3. Основной операцией с человечками я бы предложил считать операцию заимствования позиции, или, образно выражаясь, способ ставить себя в позиции "человечков", или  занимать их "место".

В категории "места" стоит особо подчеркнуть проникновение в методологию  моментов пространственного представления, ибо место - сопряженная с пространством категория. И сопряженная дважды - как точка, ориентированная в пространстве ситуации, и как локус, способный иметь "наполнение", то есть внутренний объем. Стать в позицию человечка означало, соответственно, присвоение сразу двух свойств места - внешней ориентированности (интенциональности) и вместилища для внутреннего наполнения (видение, мышление и даже рефлексию).

Наполнение место видением, мышлением и рефлексией означало не только спецификацию места деятельности, но и внесение в это место средств, присущих, прежде всего, самому методологу, рисующему схемы, как то совпадающие со средствами самого позиционера.  Обычно подчеркивался дополнительный аспект заимствования позиции - методолог как бы осваивал и присваивал специфические формы и средства видения и мышления. Но на практике методолог мог это сделать только постольку, поскольку понимал смысл  действий, которые осуществлял "позиционный человечек". Если же он этого не  понимал, то  рефлектировал такое положение как проблему для  самого себя,   и был вынужден достраивать или развертывать схему деятельности и мышления позиционного человечка до тех пор, пока ее элементы не оказались бы доступными ему самому в качестве стандартных.

Таким образом, вхождение в заимствованную позицию становилось зеркальной операцией по отношению к рефлексивному выходу.

Всякий раз это смысловое приращение оказывалось трансцендентным наличной схеме и порой непредвидимым образом меняло ориентации дальнейшего развертывания самой схемы. Происходило это сингулярное приращение и в ходе размышлений самого ГП, развертывавшего свои схемы МД. Внимание сосредоточивалось на конструктивном расширении схемы, а источник  подключения нового смыслового  элемента оставался на совести того, кто ее строит.

4. Отметим, что изменение  точки зрения - внешней на внутреннюю, (вопреки часто высказываемому методологическому принципу отсутствия различения внешнего  и внутреннего) оказывалось ситуативным - именно в этом методология разрушала традиционные представления о внешнем, внутреннем и границе.

Что же касается самой фигурки, то в ней совмещались две разные операционные возможности. С одной стороны, как изображение человечка, она наделялась средствами деятельности и мышления, а с другой, как место (что можно было бы изобразить в виде блока-рамки) она оказывалась точкой, в которой можно было восстановить псевдогенетическое становление ее средств.

Это соображение позволяет, на мой взгляд, использовать в данном случае  образ, который условно можно назвать "фрактальной перспективой".

Существенным в заимствовании позиции мне кажется не только возможность потенциального расширения самих схем в данной позиции, разрастание их до универсума, но и трансценденция между местом "позиционера" и местом методолога вне нее. Само понятие трансценденции я здесь употребляю как простое появление в мышлении и деятельности чего-то, чего ранее в них не было. И это новое может быть как появлением новых задач и их  категориального представления.

Сам момент трансценденции из них устранить не удастся, если только мы не сменим методологический подход на какой-то иной. В лекциях 1971 года, воспроизведенных в книге "Знак и Деятельность" ГП противопоставляет свою позицию точке зрения Ю.М.Лотмана, абсолютизировавшего, как он считает,  культурный релятивизм. ГП утверждал, что в познавательном отношении человек легко выходит за рамки собственной культуры, обводя на схемах эту культуру границей, и помещая себя в виде "человечка" во внешней по отношению к ней исследовательской позиции.

Здесь я исхожу из того, что "средства" деятельности позиционера  окончательно неотделимы от всего организма его деятельности, то есть они даны и существуют и независимо, в виде знаковых и вещных конструкций, и в органической связи, то есть в связи с его ценностями, способностями, смыслами его сознания. Если бы было возможно полное отделение средств от человека-позиционера, то отпала бы сама потребность в позиционной логике, и ее можно было бы заменить блоками операциональных преобразований.

5. Этот момент трансценденции в методологии не подчеркивался, ибо методология отвлекалась от  замкнутости смысловой содержательности мира конструктивно и избирательно осваивала  ситуации, исходя из того, что в кооперативной и коммуникативной ситуации все богатство смыслов можно выразить языком схем мыследеятельности и системой средств деятельности.

Ни доказать, ни опровергнуть такую возможность невозможно, это  дело практической деятельности и инициативного мышления.  Для методологии вопрос о трансценденции, таким образом, снимался в перспективе кооперации и организации. Но если допустить возможность постижения всего смыслового многообразия мира в схемах мыследеятельности, то не ясно, достижимо ли взаимопонимание внутри самой деятельности в конечное время.

На заре ММК убежденность в достижимости такого идеала связывалась с программой построения содержательно-генетической логики, в которой осуществлялось бы сведение и выведение всех смысловых структур. Но за то время, что существовал ММК, охватить средствами содержательно-генетической логики весь массив человеческой культуры и научного знания было бы невозможно.

Методология, возможно, и не претендовала на такое содержательно-генетическое выведение, ограничиваясь, всякий раз, смыслами, необходимыми для действий в конкретных наличных ситуациях. Тем не менее, ГП сам время от времени выдвигал программные цели, по широте своей почти приближающиеся к этому идеалу. Например, в работах по автоматизации проектирования (а ранее и развития дизайна), он указывал, что прежде чем выбрать ту или иную стратегию автоматизации, необходимо рассмотреть  цели автоматизации и самого проектирования в масштабе всей совокупной человеческой деятельности.

Но даже если отказаться от таких широких программных целей,  не ясно, в какой мере можно в границах того или иного социального проекта достичь координации всех коммуникантов путем развертывания их позиций и средств.

Здесь трансцендентным оказывается  переход от мира локальных позиций и их исторического культурно-нормативного багажа  к многообразию их отношений друг к другу и общим целям организации.

6. Эти эскизные соображения приводят меня к предположению, что "человечек" на схемах теории мыследеятельности, волей неволей указывал на место, в котором каким-то образом могли возникать  и решаться эти трансцендентные задачи.

В связи с этим самая схема заимствования позиции и рефлексивного выхода могли бы считаться аналогом трансцендентальных операций, а достижимость финального согласования смысловых структур - трансцендентной задачей.

 В проектировании вопрос о достижимости тех или иных целей проекта служит критерием различения проекта и утопии. Ясно, что граница между ними условна и в большой степени зависит от массы обстоятельств, в том числе от средств разработки и реализации проекта (материальных и человеческих ресурсов, временных ресурсов и пр.)

Проект методологии  как пути решения и постановки новых проблем, в

основном, разрабатывался в логической манере, как совокупность средств мышления для осуществления деятельных инициатив. В таком виде он  реализовывал принцип бесконечного наращивания и усложнения этих средств, различения смыслов в организации деятельности и мышления, оценки релевантности имеющихся семиотических и прочих   конструкций, равно как программирование  разработки новых средств и языков и пр.

ГП и многие член ММК, равно как и я в пору своей работы в ММК, верил в историческую необходимость такой работы, сколь трудоемкой они бы ни была, для решения настоящих и будущих задач человечества. Однако вопрос о практической потребности столь совершенных и мощных интеллектуальных средств остается  открытым. Одним из препятствий на пути методологии в ее масштабных горизонтах оказывается ее практическая невостребованность. А локальные задачи, вероятно, могут решаться и альтернативными средствами. Возникнет ли эта потребность через 500 лет, мы не знаем.

Гарантий практической (или иной) релевантности этих программ сама методология, как часто повторял ГП,  не собиралась давать, она ориентировалась на предполагавшуюся способность методологии снимать в своих средствах все, сделанное ранее.

Со временем возник и другой вопрос остающийся без ответа - могут ли рядом с методологической программой, предложенной ГП существовать иные методологические программы  (подходы, движения) и могут ли они быть как то сопоставимы, если учесть,  что в таких программах все средства анализа и сопоставления сугубо внутренние,  и не может (если на самом деле не может) существовать никаких метаметодолгических путей такого сравнения и сопоставления.

Отличие методологического проекта от других проектов (например, градостроительных и архитектурных) в  том, что в нем проект и его реализация практически совпадают. Сообщество методологов уже живет в том мире, который оно одновременно проектирует и организует. И если допустить утопический (с той или иной точки зрения) характер методологического проекта, то жизнь в его рамках становится формой виртуального существования.

Все масштабные социальные и культурные проекты 20 века  (например, авангардистский проект в искусстве или конструктивизм в архитектуре) были  такими же способами виртуального существования.  Спрашивается,  можно ли описать или изобразить способ сосуществования этих виртуальных форм жизнедеятельности и мышления, поставить их в контекст общего развития и управления.

****

Мне посчастливилось на десять лет принять способ жизни ММК, а затем, не без труда, посчастливилось или пришлось (сказать с уверенностью трудно) выйти из него. В схемах СМД это можно было бы изобразить как попадание откуда-то в позицию методолога, и затем выход из нее в прежнее профессиональное пространство культуры, разумеется, с приращением. С этим связана и попытка  внешней рефлексии методологии.  Я сам испытал "судьбу человечка".

"Человечек" на схемах СМД, конечно не  человек. Но смысл существования этого иероглифа в схемах, сколь бы далеким он ни был от "смысла человеческого существования", на мой взгляд, через нормативно схватываемую трансценденцию смены позиций и ситуаций, внутренне с ним связан.

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44