eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

Доклад П.Щедровицкого о рамках в контексте онтологической работы

Начиная с 1989 года, я разрабатывал две основных методологических темы: первая связана с понятиями "онтологии", "онтологической работы" и "онтологизации"; а вторая с понятием "рамки" и рамочными техниками организации методологической работы (рамочные логики).

В рамках первой темы необходимо очень жестко разделять две основные линии обсуждения:

  • первая линия касается вопросов логико-эпистемологического и методологического анализа понятий "онтологии" и "онтологической работы";
  • вторая линия касается изложения и "прорисовки" различных моментов (аспектов) самой онтологии (онтологической картины), лежащей в основе проводимых аналитических прикладных работ (в различных сферах - образования, политики, хозяйства).

Прежде всего, я призываю Вас не смешивать эти две группы вопросов. Содержание предельной онтологии и "альбома" рабочих онтологических картин, которыми мы пользуемся (в ориентации на которые мы производим большую часть работ и в рамках которых происходит смыслообразование) - это один круг вопросов.

Логические представления о том, что такое онтология и онтологическая работа - это совершенно другой круг вопросов.

Если мы берем тексты, касающиеся проблемы онтологии, начиная от Фомы Аквинского и кончая Гартманом и Лукачом, то мы постоянно наблюдаем смешение названых двух планов (слоев) работы и постоянную подмену логико-методологических обсуждений понятия "онтологии" и "онтологической работы" изъяснением содержания соответствующей онтологической картины.

Трудность здесь состоит в том, что простраивая то логико-методологическое пространство, в котором возникает вопрос об онтологии, в котором фиксируются процессы онтологизации, объективации, реализации, и в которых обсуждается онтологическая работа как тип мыследеятельности (такая постановка характерна для ММК), мы движемся в рамках программы, отчетливо выраженной в немецкой классической философии и дальше, скажем, в неокантианстве: в контексте программы построения универсальной онтологии или онтологии всеобщей логики.

В результате, логико-методологическое обсуждение того, что такое онтология, выделение базовых категорий, которыми мы пользуемся, начинает трактоваться как система принципов, задающих онтологию логики; мы выдаем систему логических принципов за содержание самой онтологии.

Понимая, что смыслы и даже содержательные ядра могут переноситься из одного пространства в другое, из одного типа работы в другой, настаиваю на том, что названные вопросы нельзя смешивать. Я хотел бы в этом контексте указать на два доклада, которые я делал в рамках подготовки к III съезду по методологии и доклада "Мыследеятельность и сознание".

В этих докладах два названных момента были спутаны: обсуждая вопрос о переходе от картинных к рамочным онтологиям, я одновременно вводил те категории, которые позволяют обсуждать проблему развивающейся мыследеятельности или ставить развивающуюся мыследеятельность в контекст более сложный, эволюционно-исторической или эволюционно-органической картины мира.

Между первым и вторым не было проведено жесткой грани.

Сегодня, прежде всего, я коснусь тех подходов, принципов, категорий, которые используются для анализа проблемы онтологии. Этому будет посвящено два следующих параграфа.

ПАРАГРАФ ПЕРВЫЙ.

Я специально обсуждал различие между картинными и рамочными способами фиксации онтологии, используя при этом традиционное для ММК различие "рамок" и "ядер содержания". Онтология оказывается некоторой системой принципов, поставленных в отношение соподчинения, рефлексивного выворачивания друг по отношению к другу. Этот момент был достаточно хорошо понят и отрефлектирован уже после появления работ Лейбница: метафизика или онтология на этапе критики наивного натурализма, не различающего акты полагания и результаты самих полаганий, рассматривалась как некоторая система принципов (гетерархи принципов, сеть принципов, набор принципов), где каждый принцип поставлен в отношение к другим, с соответствующими связками перехода и переинтерпретации.

То, что позднее (скажем у Канта и Гегеля) приобретает характер категориальных пар или категориальных оппозиций и дальше выражается в требовании перехода от диадной к триадной логике (от категориальных пар и категориальных оппозиций к триадам, более сложным комплексам категорий), втягивающей в себя рефлексивную процедуру снятия, этот момент был достаточно жестко понят уже Лейбницем (на мой взгляд), который выстраивал набор принципов мышления и фиксировал переходы между ними.

Я бы не соглашался со всеми теми версиями, которые сводят эти "принципы" к понятиям и тем более подменяют "принципы" "объектами понятий" (т.е. некоторыми элементами понятийных конструкций, сфокусированными на объектах или представлениях). Я бы рассматривал принципы в ряду других рамочных конструкций, исходя из того, что в этот период немецкой классической философии, во всяком случае начина с Лейбница (может быть на оппозиции Вольфу или вольфианской традиции в немецкой философии), очень четко выделяются и отделяются от других эпистемологических образований именно рамки и другие типы рамочных конструкции:

  • категории как рамки,
  • ценности как рамки,
  • принципы как рамки,

а если брать план мыследействования, то максимы или императивы.

В этот период осознается и рефлектируется специфика таких образований, которые не столько задают "содержимое" тех или иных интеллигибельных пространств, сколько задают сами эти пространства в их границах.

ПАРАГРАФ ВТОРОЙ.

Мы органично подошли ко второй теме моих исследований и изысканий. Мы подошли к ответу на вопрос - «что такое рамки?». Рамки есть то, что ограничивает или задает границы и пределы определенных пространств.

Категория "пространство" является ведущей регулятивной категорией. Наверно, здесь можно сослаться на дискуссию Канта и Ньютона, на различие в трактовках пространства как логической идеи (априорной формы по Канту) и пространства как реально сущего у Ньютона. Но мне важно здесь не столько обсуждать идею пространства и пространственной организации, сколько указать на то, что выделение рамок и рамочных конструкций из ряда других эпистем, преимущественное внимание философской мысли именно к рамкам и рамочным употреблениям тех или иных организованностей связано с необходимостью разграничения разных пространств и разных типов сущего.

Это разграничение предполагает ответ на вопрос «в каком пространстве эти типы сущего (типы объектов) преимущественно осуществляются или реализуются?».

Когда я говорю о том, что рамки - суть определенный класс эпистемологических организованностей, я, конечно, делаю очень сильную натяжку. Вполне возможно, что мы должны исходить из противопоставления понятия "рамки" и понятия "организованности". В этом плане организованности всегда возникают в тех или иных пространствах, а рамки задают эти пространства, и следовательно, они не могут быть впрямую отождествлены друг с другом.

Я бы рассмотрел и еще один поворот: связь понятия "рамки" с категориями "возможности", "необходимости" и "действительности.

Вообще модальные категории и способы их употребления слабо проработаны в кружке, несмотря на многочисленные пассы в этом направлении, которые делал Олег Игоревич Генисаретский.

В мыследеятельностном подходе пространства очень часто трактуются как пространства мыследеятельности или пространства тех или иных интеллектуальных функций. При этом, на передний план выходит принцип употребления и появляется возможность говорить о разных действительностях, как формах реализации принципа пространственной организации в мыследеятельностном подходе. Действительным оказывается то, что употребляется в мыследеятельности. Каждый способ употребления создает свое особое пространство (можно говорить о действительности мышления, действительности коммуникации или понимания, действительности рефлексии). Я оставляю в стороне проблему реальности. В мыследеятельностном подходе этот вопрос остается дискуссионным, но в общем плане можно сказать, что реальность приписывается самой мыследеятельностной организации в противоположность частным действительностям (мышления, рефлексии, понимания и т.д.).

При этом, мы говорим не просто о рамках, а о тех рамках, которые задают границы названных действительностей.

Однако при таком подходе, трудно связать между собой и в рамках мыследеятельности как целого:

  • модальные различия возможности, действительности и необходимости;
  • проблемы связи и соотношения действительности и реальности (в том числе вопросы реализации);
  • вопросы различия и связи мыследеятельностных функций (процессов).

Если мы обсуждаем вопросы выделения некоторого набора рамок и вопросы их соорганизации, сополагания, конфигурирования, то мы касаемся проблемы задания возможных миров.

На этом шаге мы еще не обсуждаем ничего, касательно реализации и существования (осуществления) чего-то в мире. В тот момент, когда мы определяем тот тип организованности, который может существовать в данном типе пространства, мы уже перешли от категории возможности к категории действительности, или соответственно, от возможного к существующему в пределе реального.

Можно было бы утверждать, что чистая рамочная техника связана исключительно с определением возможного. Но с другой стороны, мы прекрасно понимаем, что такие типы рамок как ценности или, скажем категории, скорее подталкивают нас к использованию категории должного или необходимого.

Отсюда, на мой взгляд, можно было бы сделать следующий вывод: категория рамки фактически снимает жесткую оппозицию (противопоставленность) между должным/необходимым и возможным. Рамочная конструкция служит для того, чтобы переходить от категории должного (модальности должного) к модальности возможного. Этот переход происходит через соотнесение самого пространства с тем типом организованностей, или с тем типом существования, которое мы связываем (приписываем) данному типу пространства.

Рамки являются операторами модальных переходов. Они являются элементами модальной логики в СМД-подходе (в содержательно-генетической эпистемологии). Переход от рамок к тем или иным организованностям (смыслам, а дальше содержаниям) - есть переход от модальной логики к онтологической, или к логике содержательной, если пользоваться этим термином, существовавшим в немецкой классической философии, и в диалектическим материализме, и в ММК.

Теперь еще один пункт: связь между различными типами рамок или работа в условиях наличия многих рамок (сложно рамочно-организованных ситуациях). Если Вы помните, на семинаре по регионализации специально обращал внимание участников на наличие нескольких контуров рамок в методологической работе. Я обращал Ваше внимание на факт использования нескольких типов рамок, организованных в виде нескольких достаточно самостоятельных контуров, как бы объемлющих друг друга и поставленных в отношение "погружения" или "вложения" друг в друга.

Методологическая работа все время развертывается на базе таких сложных конструкций, когда задаются, по крайней мере, две рамки. Помимо переходов от одной рамки к другой рамке, мы одновременно обсуждаем, что означает данный переход для типа тех организованностей, в частности, содержаний и объектов, которые могут быть затем положены во внутреннем пространстве [см.: схема 1]. При этом, всегда фиксируется обратная линия: на расширение рамок, усложнение рамочного пространства.

Я выдвинул тезис, что объект, а также любые более сложные конструкции (онтологические картины, схемы, модели) должны рассматриваться как результат рефлексии и соотнесения друг с другом нескольких рамочных контуров. Грубо говоря, объект есть то, что возникает в зазоре между рамками. Границы и тип данного объекта, тот способ объективации, который задает границы объекта, и сам объект в своей конструкции могут быть выведены из анализа структуры рамочного пространства и того "зазора", который существует между данными рамками (рамочными контурами).

Этот принцип, как я теперь понимаю, был выражен в тезисе о двойном полагании.

Любое полагание объекта предполагает наличие двух интенциональностей: прямой интенциональности, в которой полагается конструкция объекта и рефлексивной интенциональности, в которой полагается то поле или то пространство (контекст, фон, действительность), в котором объекты такого типа могут существовать.

Фактически, в любом акте полагания мы совмещаем и стягиваем две интенциональности, две установки. Мы кладем пространство для данного типа объектов, и в силу этого мы кладем данный объект. Рефлексивно объемлющий контур рамок позволяет сделать две вещи: во-первых, положить то пространство, в котором будет существовать этот объект, а во-вторых, положить сам объект, в его специфической конструкции. Но если мы теперь не будем проводить необходимой действительностной проработки, не будем выделять это пространство из той рамочной работы, которую мы проделывали, то мы можем сказать, что с одной стороны, кладется рабочая рамка, а с другой стороны, кладется конструкция объекта. Это очень важный момент: игнорируется специальная промежуточная деятельность (промежуточная работа, промежуточный этап), связанный с проработкой пространства, его одействительноствовании, игнорируются все культурные проработки, а игра начинает строиться на фокусировках и помечании одних рамок как предельных, а других как рабочих. Это позволяет строить недействительные объекты. И собственно в этом, если говорить грубо и жестко, состоит суть методологической революции в противоположность научному подходу, который требует очень жесткой действительностной проработки, выделения каждый раз рабочего контура рамок, выслаивание этого рабочего контура из производимой работы и полагание его как самостоятельного пространства.

Здесь находится корень дискуссии между Ньютоном и Кантом с их различными трактовками идеи "пространства" и различными версиями и программами развития частных наук.

Еще одно замечание в этом же контексте. Вы помните, что я в докладе на семинаре по регионализации специально говорил о понятии "реализации" и соотносил его, со схемой мыследеятельности, и с принципом рефлексивного выхода и рефлексивного погружения. Вы также помните, что на семинаре по этому вопросу возникла дискуссия: специально подчеркивал то, что вынужден обсуждать понятие "реализации" на схеме мыследеятельности не потому, что его нельзя обсуждать иначе, а потому, что у меня не хватает средств и оперативного языка (общей теории реализации) для того, чтобы ввести его иначе. Теперь можно было бы, обращаясь к схеме 1, сказать, что принцип реализации связан с наличием нескольких вложенных контуров рамок. Мы всегда выходим на содержание в такого рода сложно структурированных многоконтурных рамочных пространствах и именно в этом состоит суть принципа реализации. Грубо, принцип реализации заключается в том, что содержание полагается "сверху - вниз", из более широкого рамочного контура внутрь вложенного, в данном случае, рабочего. Этот момент, который я на наших обсуждениях называл флексией (флексированием) в отличие от рефлексии, т.е. в отличие от выхода в более широкое пространство (пусть еще или пусть якобы не структурированного рамочно) - есть вместе с тем простейший принцип реализации.

С этой точки зрения, я хотел бы соотнести понятие " региона" и понятие "объекта". Тезис может заключаться в следующем: это синонимы; разные названия, фиксирующие один и тот же феномен в разных пространствах. Объект есть чисто мыслительный регион. Процессы регионализации (образования регионов), которые я связывал с реализацией и утверждал, что всякий процесс регионализации создает свой регион, может быть протрактован типологически. Если мы имеем дело с таким типом пространств, как мыслительные пространства и мыслительные действительности, то регионы, появляющиеся в них - суть объекты. Объекты есть продукты и результаты реализации в чисто мыслительных пространствах.

Теперь еще одна сноска на полях. Вы помните, что в течение последнего полугода было несколько дискуссий с представителями методологического движения не входящими в Школу Культурной Политики. Самой яркой была дискуссия с А.П.Зинченко по поводу того смысла, который мы вкладываем в идею мышления. Я не вижу здесь особого предмета для споров. Думаю, что часть вопросов можно снять за счет различения узкой и широкой трактовки мышления. Узкая трактовка мышления, которая делается в рамках мыследеятельностного подхода, после того как произведено различение, разотождествление и сополагание разных МД-ых (интеллектуальных) функций - рефлексии, понимания, мыслекоммуникации и мышления-как-такового. При таком подходе это "мышление", получающееся после того как в мыследеятельностном подходе все эти функции разделены; объем и содержание понятия "мышление" оказывается ограниченным объемом и содержанием других понятий - понятием "понимание", понятием "рефлексии".

Совершенно другая трактовка мышления, как аналога "мыслительной организации", как аналога того пространства, в котором существует вся мыследеятельность, и следовательно, как аналога сферы мирового разума.

При такой трактовке мышления как мыслительной организации вообще снимается противопоставление и эмоциональность, связанная с узкими трактовками мышления, но вместе с тем появляется возможность более жестко и определенно задать смысл понятия мышления в узком плане.

Если мы "мышлением" назвали принцип мыслительной организации, а объектно-онтологически сопоставили это мышление с идеей и сферой мирового Разума, то в узкой трактовке можно сказать, что мышление есть производство объектов, о чем я и говорил в предыдущем параграфе. Это мышление-в-узком-смысле-слова как производство объектов нам придется различать или отличать в рамках мыследеятельностного подхода от других мыследеятельностных функций, а сами эти мыследеятельностные функции теперь могли бы быть более жестко определены относительно рамочной работы. Например: рефлексия и флексия могли бы отвечать за размещение произведенных объектов в соответствующих пространствах. Это такая интеллектуальная или мыследеятельностная функция, которая с уже произведенными объектами или их контурами или их пунктирными границами производит работу по размещению, поиску мест, комутации, соотнесению, связыванию и т.д. А понимающая работа в рамках мыслительной организации (а не в безвоздушном пространстве - о чем говорил до этого) могла бы отвечать за сополагание, сборку и координацию рамок, а значит, на следующем шаге за выделение основных принципов полагания пространств.

Здесь может возникнуть вопрос по поводу других версий и трактовок сути мышления, которые я проговаривал, скажем, в докладе "Культура и мышление", когда я соотносил мышление как специфическую функцию со схематизацией, и дальше с синтезом воображения. Мне кажется, что этот контекст может быть втянут в линию, связанную с понятием производства объектов. Но там есть много вопросов, которые надо обсуждать отдельно и может быть я это будут обсуждать еще раз через некоторое время: роль разных интеллектуальных функций (в том числе и низших - восприятия, памяти, внимания) в процессах производства объектов, а также вопрос о схематизации, о синтезе представлений, синтезе понятий и т.д.

Теперь следующий момент. Я просматривал текст Сергея Попова, который опубликован в "Кентавре", в частности, там есть фрагмент про культуру и коммуникацию. Я не очень понял, что там написано, но позаимствовал термин "предмет культуры". С точки зрения, которую я предъявил, можно сказать, что предмет культуры - есть результат уничтожения "зазора" между рамками, между объемлющей и рабочей рамкой. Культура есть результат "схлопывания" рамок, результат выслаивания, выбрасывания мыслительной компоненты, сопровождающей процессы мыследеятельности, а как результат наложение двух контуров рамок друг на друга. При схлопывании этих двух контуров рамок происходит следующий феномен: исчезает пространство для объективации, а интерпретация ядра содержания или смысла происходит как бы из самой себя. Рамки схлопнуты и рабочая рамка, задающая пространство существования данного смысла и содержания, выступает одновременно как объемлюща рамка, т.е. рамка, задающая весь контекст интерпретаций. Если такое происходит, то образуется "предмет культуры" как то, что противостоит мышлению, мыслительной организации (здесь я двигаюсь в контексте своего предыдущего доклада и основных его пунктов не меняю).

Необходимо более подробно обсуждать категорию "пространства" и различные варианты ее употребления. Я думаю, что для Канта термин "пространство мышления" был бессмысленным, "круглым квадратом". Пространственность как априорная форма мышления и была мышлением в его работе. Вместо этого у него существует термин "форма мышления", что очень странно при постановке такой аналогии между пространственной организацией (пространствованием) и мышлением.

Следующий момент. Я использую принцип ортогональной организации пространства методологической работы. Однако, я ввожу еще третью промежуточную доску. На эту доску я кладу в качестве схемы-принципа схему мыследеятельности, не придавая ей ни логического, ни онтологического статуса. Здесь (указывает на доску А [см.: схема 2]) я удерживаю потенциальную онтологию.

Я говорю о ней в терминах развивающейся мыследеятельности или ко-эволюции редуцированных форм МД, о чем я несколько раз говорил. Я фактически, рассматриваю проблему онтологизации мыследеятельности в историческом процессе, и особо ввожу здесь различия "метасистем" и "редуцированных форм МД" как средство онтологизации.

На логической доске (доска Б) я обсуждаю проблематику рамок, и теперь, за счет такого рода растянутого пространства я имею возможность:

  • соотнести некоторые процессы мыследеятельности с рамочной работой, не ставя жестко в соответствие одно другому,
  • соотнести исторические и социокультурные процессы (которые появляются только после онтологизации мыследеятельности в истории) с идеей рамки и принципом МД.

За счет этого я получаю необходимую оперативность в передвижениях (перебросах) содержания и не связываю себя жестко с идеей мыследеятельности как предельной онтологией (рамкой), что иногда раньше вынужден был делать. Все те понятия, которыми я пользуюсь, т.е. понятия мышления, мыслекоммуникации, мыследеятельности, мыслительной организации и пр. принадлежат среднему слою и я их могу соотносить друг с другом.

ТЕЗИС О ВОЗМОЖНОСТЯХ СХЕМЫ 2.

Я исходил из двух дискуссий, которые у нас состоялись на семинаре Школы. Во-первых, если Вы помните, в начале 1992 года была дискуссия с Егором Никулиным по поводу того, что смысл рамок и рамочных конструкций в том, чтобы работать на переходах между онтологическими картинами разного типа. Затем была дискуссия по докладу Зуева, связанная с пониманием субъективации и был введен тезис о том, что субъект есть граница между морфологизацией и функционализацией пространства.

Я утверждаю, что переход к рамочным техникам есть условие построения СМД-антропологии; можно попробовать за счет идеи создания виртуальных пространств разного рода вписывать человека со всеми модусами его существования в процессы эволюции и развития МД. Рамочная логика или логика работы с разного рода рамочными конструкциями есть путь к СМД-антропологии (к СМД-этике), а следовательно, ко всем тем сферам, которые долгое время оставались за границами обсуждений. С этой точки зрения, В. Лефевр, О.Генисаретский и С.Наумов в равной степени двигались в этом направлении, но поскольку они не отрефлектировали принципа рамок, в их построениях есть масса дырок и нераспутанных проблемных узлов. Вы помните, что у Лефевра есть большие рассуждения по поводу различия упаковок или форм вкладывания, возникающих на табло сознания, и рефлексивной вложенности или "погруженности" соответствующих производственных социальных и прочих структур в реальности. Здесь действует своеобразный принцип инверсии: то, что является объемлющим в реальности, является вложенным на табло сознания. Отсюда появляется логика рефлексивных многочленов. Но теперь я утверждаю, что введение понятия рамки и дальше - типологии рамок, могло бы продвинуть весь круг обсуждения и дать нам новые ходы.

Следующий тезис я не буду специально разворачивать.

Необходимо провести:

  • мыследеятельностную интерпретацию основных логико-эпистемологических организованностей;
  • логико-эпистемологическую интерпретацию основных мыследеятельностных функций и организованностей мыследеятельности.

Я думаю, что, если двигаться в этом направлении, то мы впрямую выходим на проблему интерсубъективности и интеракций в таких постановках, которые близки Дж.Г.Миду, Ю.Хабермасу. Последний, на мой взгляд, делает именно эту работу, вводя в качестве рабочей модели схему аналогичную схеме акта коммуникации. При этом, он обсуждает политические формы организации и структурирования коммуникации, а с другой стороны, обсуждает на логической доске язык и речь в качестве того фильтра, логикосемиотической "призмы", которая позволяет переинтерпретировать разные типы структур коммуникации. Если теперь рассматривать эту школу, этого автора, его работы фактически как частный случай, с одной стороны, металогики, с другой стороны, логико-эпистемологической ревизии социологии, социальной психологии и теории интерсубъективности (теории интеракции), то можно поставить ряд более сложных задач. Эта программа должна учитывать отличие схемы мыследеятельности от типовых схем интеракционистского и итерсубъективного подхода, а также отличие содеражтельно-генетической эпистемологии и рамочной логики от чисто языковых семиотических трактовок логики.

Отдельная тема, по поводу которой я хотел поговорить позже, через несколько месяцев, это тема "Хабермас и Кант".

Теперь с этой точки зрения я бы хотел напомнить Вам, что необходимо различать:

  1. процессы в мыследеятельности или процессы в исторически развивающейся мыследеятельности (например: тип такого процесса - процесс проблематизации, который то ли происходит в мыследеятельности, захватывая ее в целом, протекая по всем ее топам, то ли происходит в истории за счет мыследеятельности или мыследеятельностной организации как одного из своих механизмов);
  2. мыследеятельностные функции (такого типа как понимание, мышление, рефлексия, а также сложные варианты типа понимающей рефлексии и т.д) ;
  3. компенсаторные отношения, возникающие в системах мыследеятельности, и реализующиеся на тех или иных носителях мыследеятельности (например: если мы берем отдельного индивида как носителя мыследеятельности, то на нем как на носителе могут возникать сложные соотношения и связки между разными мыследеятельностными функциями - мышление может все вытеснить и заместить, и тогда не будет ряда функций; если мы имеем дело с более сложными типами носителей, (группы, соответственно сплоченные группы, клубы и т.д.), то эти компенсаторные отношения могут захватывать не только отдельные мыследеятельностные функции, но и процессы; и в этом смысле наличие тех или иных процессов может вытеснять или, наоборот, компенсировать наличие других процессов).

При таком подходе процессы индивидуализации или процессы субъективации могли бы быть объяснены как эффекты сверхкомпенсации, т.е. такой компенсации одних мыследеятельностных процессов другими, или одних процессов в мыследеятельности другими, которые приводят к образованию устойчивых единств.

Образцом сверхкомпенсации является хромой или безногий человек, у которого очень сильно развиты руки, и он за счет сверхкомпенсаторных отношений, сформировавшихся в его организме, делает все то же, что делает совершенно здоровый человек. Эти моменты сверхкомпенсации могут рассматриваться также как механизм включения редуцированных форм мыследеятельности в метасистемы.

Теперь еще один момент - это вопрос о соотношении мышления и деятельности.

Оперативно этот вопрос может быть проинтерпретирован через идею регионализации, а именно через рассмотрение деятельности как результата реализации мышления и принципиально региональный характер этих реализаций. При этом получается приблизительно следующая модель: деятельность выступает как набор регионов, который плавает в пространстве мыслительной организации. Вопрос о том, кто является держателем этого мышления, мы пока оставляем в стороне. Возможна и другая трактовка, связывающая схему воспроизводства деятельности и трансляции культуры с понятием мышления. В рамках этой трактовки утверждается, что в схеме воспроизводства и в рамках нормативного подхода в целом, речь идет не о деятельности вообще, а о мыслительно-организованной деятельности. Именно мыслительно-организованная деятельность как особая форма существования деятельности (особый слой деятельности, особый модус существования деятельности) подчиняется правилам воспроизводства, трансляции, нормировки и т.п.

Если мы двигаемся по этому пути, мы должны сказать, что мыслительно организованные острова деятельности не тождественны деятельности. Сама деятельность устроена хаотично, а острова мыслительно-организованной деятельности плавают в более широком пространстве деятельности-как-хаоса. Отношения между мышлением и деятельностью в этом случае будут описываться в терминах освоения, рефлексивной ассимиляции, переработки или втягивания, мыслительной организации.

Эта островная онтология мыслительно-организованной деятельности в своем организационном повороте будет интерпретироваться как сеть. Все эти моменты переинтерпретации требуют специального обсуждения. Я только задаю направление обсуждения, возможные наборы рамок для того, чтобы Вы поразмышляли, какие еще здесь возможны ходы.

Таким образом, во второй части доклада я обозначил три основных момента:

  1. необходимость соотнесения схемы мыследеятельности, принципа рамочной организации (рамочных логик) и онтологии развивающейся МД с привлечением широкого спектра философских концепций второй половины ХХ столетия;
  2. различение процессов в мыследеятельности, мыследеятельностных процессов и компенсаторных отношений в системе МД и на отдельных носителях;
  3. необходимость более детального анализа отношений и связей между мышлением и деятельностью в рамках различных онтологий и подходов.

 

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44