Доклад. Парадигмы нормативности мышления в интеллектуальной традиции Московского методологического кружка: взгляд сквозь призму мыследеятельностного подхода
Уважаемые коллеги, я бы хотел начать с краткого отнесения к той дискуссии, которая уже состоялась, и на минутку вернуться к вопросу, который Вадим Маркович Розин задал Вере Леонидовне Даниловой. Вопрос состоял в том, каким образом мы пользуемся схемами, основанными на всегда ограниченном опыте?
Мне кажется, что вопрос этот достаточно принципиальный, и здесь было бы нужно спросить следующим образом: а как вообще возможна схема, в смысле «Схема» с большой буквы? Что делает схему «Схемой»? Или же, применительно к позиционным схемам, воспроизвести вопрос С.Л. Содина: что дает нам право вместо конкретного человека (с его ограниченным опытом) говорить о позиции (как принципиальной)?
Действительно, схемы как рефлексивное образование, как результат рефлексии собственной деятельности всегда основаны на ограниченном опыте. Но с другой стороны, если вспомнить, что писал о схемах основоположник этого вопроса, Иммануил Кант, то мы обнаружим, что Кант располагал схемы между рассудком и чувственностью, или, если хотите, между категориями и опытом.
Действительно, опыт всегда ограничен. И проблема «делания схемы Схемой» состоит в том, чтобы вот этот ограниченный опыт собственной деятельности, схематизируемый нами, каким-то образом соотнести с категориями, которые уже имеют совершенно другой мыслительный статус.
Как мне кажется, именно этой проблеме «делания схемы Схемой» был посвящен доклад П.В. Малиновского, в котором обсуждалась перспектива категоризации схемы мыследеятельности.
Другую перспективу ответа на этот же вопрос задавал М.Г. Флямер, когда он говорил об онтологизации как условии возможности производства новых объектов.
Как мне кажется, есть еще и третья перспектива, которую я сейчас буду обсуждать в своем докладе. Она связана с реконструкцией или построением нормативных принципов. Мой доклад будет посвящен нормативным принципам мышления в интеллектуальной традиции ММК и такому образованию, как парадигмы нормативности.
I
Вначале короткая преамбула. То, что я буду рассказывать сейчас, - это моя третья попытка подойти к этой теме. Результаты двух предыдущих попыток изложены в ранее опубликованных текстах. Первый из них - это доклад, который я делал на Чтениях ровно семь лет назад, а второй представляет собой обзорный текст, посвященный основным программным идеям и формам организации интеллектуальных практик ММК. Тексты доступны также на сайте Фонда развития имени Г.П. Щедровицкого[1].
Особенностью моей третьей попытки, учитывая контекст этих Чтений, является взгляд сквозь призму мыследеятельностного подхода.
II
Я начну с задания своей личной позиции. Зачем мне это нужно, и в каком это находится отношении к ситуации в нынешнем методологическом сообществе? Я полагаю, что в современной ситуации необходимо возрождение интеллектуальной традиции ММК, основанное на рецепции базовых нормативных принципов методологического мышления.
О необходимости возрождения базовых принципов организации методологической работы несколько раз в своих выступлениях говорил Борис Васильевич Сазонов, я думаю, что он сегодня еще об этом что-то скажет. А я бы здесь хотел пояснить историческую метафору «рецепции». Буквальный перевод этого слова - «принятие». В истории права «рецепцией» называют процесс принятия основных норм и принципов римского права в средневековой Италии, а затем в Германии.
Если говорить в терминологии схемы мыследеятельности, то средневековые юристы оказались в ситуации, когда у них были древнеримские тексты с нормами права, содержащимися в выступлениях авторитетных римских юристов. Но если эти тексты поместить в слой коммуникации, то слоя «чистого мышления» еще не было, поскольку римские юристы занимались практикой и не строили теории права. А слой мыследействования уже был потерян, поскольку средневековая ситуация все-таки достаточно сильно отличалась от древнеримской.
И вот, в XII веке в университете Болоньи возникла так называемая «Школа глоссаторов», которая упорядочивала древнеримские тексты, толковала их, сопоставляла на отсутствие противоречий, писала к ним комментарии, то есть занималась примерно тем, что нам сегодня демонстрировала Вера Леонидовна Данилова. Если бы она имела побольше времени на комментарии, то это был бы примерно тот самый вид работы.
В истории права эта работа привела к рецепции, то есть принятию норм римского права на совершенно новой исторической почве и своего рода «юридическому возрождению». Причем, я обращаю внимание, это юридическое возрождение было века на три раньше, чем то, которое обычно называют «Возрождением» с большой буквы. Как мне кажется, такое вот возрождение методологии - в смысле восстановления и принятия нормативных принципов методологической работы в новой ситуации - нужно и нам сейчас.
Подобное возрождение методологии на основе рецепции нормативных принципов предполагает два условия.
Первым условием является реконструкция самих нормативных принципов на основе рефлексии доступных текстов и личного опыта свидетелей-соучастников методологической практики, которые еще, благо, живы и способны об этом рассказать.
Второеусловие - это реконструкция объемлющих по отношению к нормативным принципам систем (далее эти системы будут названы «парадигмами нормативности»), в которых эти принципы воспроизводились в разные периоды интеллектуальной истории ММК.
III
Теперь, поскольку заявлен взгляд с позиции мыследеятельностного подхода, я выделю те принципы мыследеятельностного подхода, которые я считаю регулятивными для своего собственного движения.
Первый принцип - это движение в рамке развития мышления. Про то, что «развитие» является категориальным принципом схемы мыследеятельности, сегодня достаточно много говорил П.В. Малиновский, я это специально пояснять не буду.
Второй принцип - это различение схемы мыследеятельности и идеи мыследеятельности. Этот принцип прямо следует из принципа развития, поскольку если мы хотим развивать мышление, то схема и вообще процесс схематизации должен нами восприниматься как некоторая частная «свертка», за которой следуют проблематизация, разоформление и затем оформление в новой схеме. В этом смысле схема преходяща, а постоянной, как я утверждаю, остается идея мыследеятельности.
Третий принцип, который достаточно легко вычитывается из схемы мыследеятельности, - это четкое различение мышления и деятельности, отказ от представления мышления как деятельности.
Четвертый принцип - опосредованный характер связи мышления и деятельности через рефлексию и коммуникацию.
Пятый принцип - введение представления о мышлении «Другого» как возможности коммуникации и принципиального указания на коллективный характер мышления. «Другой», то есть наличие второй половинки схемы мыследеятельности, выступает условием возможности коммуникации, поскольку если у нас только один участник мыследеятельности, то никакой коммуникации быть не может, коммуникация возможна только с «другим». И это является принципиальным указанием на коллективный характер мыследеятельности и мышления в ней.
Следующий, шестой принцип - это двухплоскостная организация мышления. Здесь про это уже говорил М.Г. Флямер, я потом поясню некоторые дополнительные моменты.
И последний, седьмой принцип - это различение интеллектуальных функций «чистого мышления», понимания и рефлексии. Следует отметить, что возможность различения интеллектуальных функций тесно связана с коллективно-распределенным характером мышления, основанным на групповом взаимодействии. Г.П. Щедровицкий в своем докладе о механизмах работы семинаров ММК специально подчеркивал, что само различие мышления, понимания, рефлексии, так же, как их взаимная связь, есть эффект группового взаимодействия - когда индивид начинает имитировать работу группы, то разница между этими интеллектуальными функциями парадоксальным образом исчезает[2].
IV
Несколько слов о статусе самой темы «Парадигмы нормативности мышления в интеллектуальной традиции ММК». Представим четырехуровневую конструкцию, включающую исходный (рабочий) уровень и три рефлексивных (схема 1).
Схема 1.Уровни рефлексии методологического мышления
Если мы в качестве «нулевого» уровня размышления положим «само» методологическое мышление, которое мы осуществляем или пытаемся осуществлять непосредственно в ходе работы, то первым уровнем будет рефлексивная самоорганизация этого мышления, выражающаяся в различении и соотнесении плоскостей его разворачивания (принцип двухплоскостной организации), в различении и соорганизации интеллектуальных функций мыследеятельности и так далее. Второй уровень появляется тогда, когда мы пытаемся нормировать эту рефлексивную самоорганизацию методологического мышления, которая сама по себе не имеет жестких форм, и вводим нормативные принципы этой самоорганизации. И, наконец, третий уровень - это когда мы смотрим на совокупность уже произошедших ситуаций, в которых мы пытались что-то рефлексивно организовать и потом нормировать. Глядя на этот исторический ряд ситуаций, мы можем выделять и оформлять такие образования, как парадигмы нормативности и интеллектуальные традиции.
V
Теперь небольшое пояснение по поводу двухплоскостной организации методологического мышления. Этот принцип является одним из базовых нормативных принципов методологического мышления. Он сохранялся на протяжении всей истории ММК вне зависимости от смены программ и парадигм нормативности - он лишь принимал разные формы воплощения.
Первоначально он появился как принцип двухплоскостного представления процессов разворачивания мышления. В работах 50-х годов говорили о плоскостях знаковой формы и объективного содержания. Дальше вводили принцип «непараллелизма» разворачивания формы и содержания мышления уже по отношению к объектам действия и нормам действия. Сам Г.П. Щедровицкий писал об этом так: «Схемы содержательно-генетической логики дают нам возможность изображать делаемое... Эпистемологические схемы требуют различать плоскость объектов действия и плоскость норм действия в оргдеятельностных схемах»[3].
И, наконец, уже последняя стадия эволюции этого принципа - это то, что вводил в своем сегодняшнем докладе М.Г. Флямер: пространственное представление в виде ортогональной организации объектно-онтологической и оргдеятельностной досок. Следствием чего является различение соответствующих способов употребления методологических схем.
VI
Опираясь на принцип двухплоскостной организации методологического мышления, я могу ответить на вопрос, что такое «парадигма нормативности мышления».
Возьмем схему ортогональной организации досок (схема 2). На объектно-онтологической доске у нас будут располагаться онтологические представления о мышлении и о мире, имеющие нормативный статус. А на организационно-деятельностной доске - нормативные принципы организационного характера, регулирующие и соединяющие отношение мышления к миру и рефлексивное отношение мышления к самому себе.
Принцип ортогональной организации досок требует не только различения ортогональных досок, но и соотнесения их через рефлексию. Соответственно, для рефлексивной «зашнуровки» этих нормативных представлений в интеллектуальных практиках ММК вводились категориальные схемы, нормирующие переходы между объектно-онтологической и организационно-деятельностной досками - это то, что можно назвать схемами организации мышления.
Схема 2. Парадигма нормативности мышления
Парадигма нормативности мышления - это соединение в системе отрефлектированных и описанных образцов мышления трех вышеуказанных элементов: 1) онтологических представлений о мышлении и о мире; 2) нормативных принципов мышления; 3) категориальных схем организации мышления.
VII
Теперь я перехожу уже к собственно анализу парадигм нормативности в интеллектуальной истории ММК. Вначале две группы презумпций.
Первая группа презумпций касается интеллектуальной традиции ММК, того, что она существует, и там существуют нормативные принципы организации мышления.
Московский методологический кружок на всем протяжении его истории объединяла идея коллективно организованного мышления и его развития.
При этом мы можем утверждать, что существует интеллектуальная традиция ММК как линия преемственности интеллектуальных разработок, характеризующаяся сохранением базовых нормативных принципов мышления. Эти нормативные принципы, которые я пытаюсь выделить и реконструировать, как и сама интеллектуальная традиция ММК, обладают признаком сохраняемости на всем протяжении истории Кружка.
Нормативные принципы интеллектуальной традиции ММК как раз и соединяют практическое отношение мышления к миру с рефлексивно-практическим отношением этого мышления к самому себе (то, что еще в 50-е годы выражалось тезисом: «изменить мышление, а через него мир»). Максима «изменить мышление» здесь связана с отношением мышления к самому себе, а максима «изменить мир» - с отношением мышления к миру, поскольку мы изменяем мир не так, как предлагал Карл Маркс (то есть не прямым социальным действием), а опосредованно - через изменение мышления.
VIII
Вторая группа презумпций касается парадигм нормативности мышления.
В истории ММК можно выделить периоды, в которые базовые нормативные принципы мышления в контекстах разных интеллектуальных практик (таких, как семинары, игры, работа с междисциплинарными коллективами и так далее) соотносились с разными онтологическими представлениями о мышлении и мире.
Смена онтологических представлений о мышлении и мире и эволюция форм организации интеллектуальных практик ММК (а следовательно, и схем организации мышления) приводили к изменению не самих нормативных принципов мышления, а их трактовки - подобно тому, как я это показывал на примере принципа двухплоскостной организации методологического мышления. В связи с этим можно говорить о разных парадигмах нормативности мышления в интеллектуальной традиции ММК.
IX
При соотнесении двух групп презумпций очевидно противоречие.
С одной стороны, мы говорим о непрерывности, т.е. утверждаем, что сохраняется базовая идея и нормативные принципы, выражаемые понятием «традиция».
С другой стороны, имеют место разрывы, появление онтологических представлений и схем организации мышления приводит к «смене парадигм» нормативности. Это своего рода методологический аналог научных революций.
Разрешение противоречия, на мой взгляд, заключается в представлении об интеллектуальной истории ММК, основанном на диалектике непрерывности и разрывов. имела место смена парадигм в рамках единой интеллектуальной традиции, сохраняющей базовые нормативные принципы методологического мышления.
X
Перехожу к перечислению базовых нормативных принципов методологического мышления, которые сохранялись неизменными в рамках интеллектуальной традиции ММК. И которые, на мой взгляд, должны быть сохранены, если мы хотим продолжать эту традицию. Первый принцип: практическое отношение мышления к миру («фронезис»)[4], которое выражалось в антинатурализме, «методологическом повороте» мышления и деятельностном подходе. Методологический поворот мышления - это когда мы говорим, что нужно не «впериваться» в объект, а смотреть на способ мышления, с помощью которого осуществляется «объективация», или «полагание» объекта. Тем самым мы принимаем антинатуралистическую точку зрения, согласно которой объекты существуют не «сами по себе», а - в зависимости от принимаемого варианта антинатурализма - в наших мышлении, деятельности, языке, восприятии и т.д.[5] Деятельностный подход предполагает деятельностный, практический вариант антинатурализма[6].
Второй принцип, практическое отношение мышления к самому себе («метафронезис»)[7]. Его я уже пояснял, он подразумевает двухплоскостную организацию и рефлексивную самоорганизацию методологического мышления. Объект мысли бессмысленно изучать сам по себе, безотносительно к способу его полагания. Отсюда возникает требование рефлексии способа мышления и форм его организации. В контексте практического отношения мышления к самому себе это приводит к принципу рефлексивной самоорганизации мышления.
Моя основная гипотеза состоит в том, что именно эти нормативные принципы определяют основное отличие методологического мышления от других его типов.
XI
В результате реконструкции удалось выделить три парадигмы нормативности методологического мышления. Первую я назвал «логико-эмпирическая», она же «семиотическая». Вторая - «инженерно-конструктивистская». И третья - «социологически-гуманитарная», она же «социокультурная».
Для логико-эмпирической парадигмы характерно представление о «языковом мышлении», которое имеет набор нормированных операций, эти нормы существуют «естественно» в самом материале языкового мышления и выделяются путем логических исследований мышления. При этом логические исследования понимаются как имеющие эмпирический характер.
Инженерно-конструктивистская парадигма связана с представлениями о мышлении как деятельности. Мышление как один из видов деятельности нормативно, потому что деятельность «искусственно» организуется в соответствии с нормами. При этом мы можем осуществлять конструктивную работу с нормами, о чем сегодня уже говорили, и закреплять наиболее удачные образцы организации мыслительной деятельности как культурные нормы (а в некоторых случаях - даже технологизировать их реализацию).
Социологически-гуманитарная парадигма связана с мыследеятельностным подходом, а также с институциональными представлениями о воспроизводстве деятельности, коммуникации и интеллектуальных функций, которые начали обсуждаться О.И. Генисаретским на рубеже 60-70-х годов XX века[8], но тогда оказались невостребованными[9] и вновь стали развиваться лишь в последние годы.
Теперь - несколько подробнее о каждой из перечисленных парадигм[10].
XII
Характеристика первой парадигмы нормативности мышления как логико-эмпирической.
Как понималась логика в качестве «науки о мышлении»?
Во-первых, как точная (строящая модели и идеальные объекты), а не спекулятивная - это оппозиция диалектической логике.
Во-вторых, как эмпирическая (основанная на исследовании конкретного материала - текстов, которые рассматривались в рамках концепции «языкового мышления»), а не формально-нормативная (лишь предписывающая, как строить непротиворечивые рассуждения безотносительно к материалу) - это в оппозицию формальной логике.
В-третьих, логика понималась как содержательная: мы должны соотносить движение по плоскостям в соответствии с принципом двухплоскостной организации, нормы должны соответствовать тому объективному содержанию, о котором мыслит мышление.
И, наконец, в-четвертых, как генетическая: мышление представляет собой исторически развивающееся, или, как говорил Маркс, «органическое» целое.
XIII
Характеристика первой парадигмы нормативности мышления как семиотической.
То, что первая парадигма была семиотической, - это тоже понятно, поскольку мы говорим именно о знаковых формах, и мышление связывалось с оперированием со знаками. Это выразилось в следующих моментах:
- нормы мышления рассматриваются как правила осуществления интеллектуальных операций с объектом мысли, которые в 1957 году получили деятельностную трактовку;
- двухплоскостное (пространственное) представление мышления и принцип непараллелизма: принципиальное отличие программных установок ММК от формальной и диалектической логик;
- представление о знаковом замещении: данное логическое отношение (и обратное ему отношение отнесения) связывает знаковую форму и объективное содержание мышления.
XIV
Характеристика инженерно-конструктивистской парадигмы нормативности методологического мышления:
- в качестве базовой стала рассматриваться схема воспроизводства деятельности и трансляции культуры;
- по отношению к мышлению основным стало понятие «мышления-как-деятельности», которое, будучи заимствованным из первой парадигмы нормативности, было переинтерпретировано из операционально-деятельностных представлений в нормативно-деятельностные;
- появилась установка на включение представлений о мышлении в общую теорию деятельности;
- приобрели ярко выраженные формы «проектного конструктивизма» стремление осуществлять мышление в контексте социального действия и установка на преобразование мира посредством мышления;
- описанная выше установка на преобразование мира посредством мышления реализовывалась через мыслительное конструирование новых норм деятельности и организацию деятельности в соответствии с этими нормами - с последующим закреплением «удачных» образцов в качестве культурных норм, которые транслируются и воспроизводятся в обществе - и технологизацию реализации этих норм.
XV
В какой-то момент, примерно в самом конце 60-х - начале 70-х годов, эти две первые парадигмы слились в одну на почве теоретико-деятельностной эпистемологии и семиотики, выражающей собой интегративную «научно-инженерную» парадигму нормативности[11].
Рассмотренные выше натуралистическая и инженерно-конструктивистская парадигмы нормативности теперь могут рассматриваться как «крайние случаи» этой интегративной парадигмы: первая - как сосредоточенная преимущественно на логико-методологических исследованиях (и полюсе «естественного» в паре «естественное - искусственное»), вторая - как гипертрофирующая ценность проектирования и конструирования (и полюс «искусственного») в ущерб исследованиям.
XVI
О социокультурной парадигме нормативности методологического мышления я буду говорить через предпосылки ее формирования и ситуацию критики научно-инженерной парадигмы с гуманитарно-культурологических позиций. Дальше идет ряд предпосылок, связанных с организационно-деятельностными играми и рефлексией социальных действий, которые осуществлялись с использованием ОДИ и ОДИ-образных форм.
Для понимания генезиса третьей парадигмы нормативности мышления в интеллектуальной традиции ММК необходимо – в точном соответствии с принципом двухплоскостной организации мышления - в дополнение к анализу смены основных программных идей рассмотреть эволюцию форм организации интеллектуальных практик Кружка[12].
Методологические семинары, которые в течение многих лет были основным интеллектуальным институтом воспроизводства методологического мышления, постепенно из формы внутренних дискуссий, ведущихся в ходе философско-методологического исследования, становятся также и формой постановки и обсуждения междисциплинарных проблем. При этом рефлексия создаваемых коллективом методологов в ходе таких семинаров организацион-но-деятельностных схем (для мышления это схемы способа организации интеллектуального действия, т.е. метода) позволяла эффективно включать в коллективную работу по исследованию незнакомой объектной области новых участников. Подобная рефлексия также открывала возможность совместной работы представителей разных школ и даже профессий, имеющих собственные предметные представления об этой области.
Многолетнее воспроизводство практики методологических семинаров, а также постановки и решения междисциплинарных проблем в полипрофессиональной коммуникации привело к тому, что отработанные Кружком формы организации коммуникации стали особым предметом рефлексии. Это привело к появлению методологических схем и представлений коммуникации, причем преимущественно интеллектуальной, мыслительной коммуникации, что, в свою очередь, потребовало корректировки представлений о мышлении с целью включения в них возможности коммуникации. Параллельно начинается критика «научно-инженерной» парадигмы нормативности (выраженной в теоретико-деятельностной эпистемологии и семиотике) с гуманитарно-культурологических позиций.
Сам Г.П. Щедровицкий начинает фиксацию результатов, достигнутых в период 1974-81 гг., со следующего: «Первое - это четкое различение деятельности, мышления, рефлексии, понимания и мыследеятельности, полученное за счет работы со схемами передачи текста (т.е. акта коммуникации - В.М.) и соотнесения этой схемы с другими, в частности со схемами воспроизводства. Подготавливался этот результат в работах 1971-1976 гг., но свое завершение получил в 1980 г. на материале Игры-3 и оформился в схеме мыследеятельности» (курсив мой - В.М.)[13].
Появление схемы мыследеятельности приводит к построению новых - мыследеятельностных - представлений о мышлении (см. п. III). Помимо изменения онтологических представлений о мышлении, имелись и практические предпосылки формирования новой парадигмы нормативности методологического мышления. Выйдя за пределы круга методологов и ученых к решению комплексных народнохозяйственных и социальных проблем полипрофессиональными коллективами методологов, ученых и практиков, методологические семинары породили качественно новую форму «организации и развития коллективной мыследеятельности» - организационно-деятельностную игру (ОДИ), изобретенную Г.П. Щедровицким в 1979 году. ОДИ стала формой организации методологической работы, отвечающей более масштабным (по сравнению с подразумеваемыми при решении междисциплинарных проблем) типам социального действия.
Использование «ОДИ-образных» форм организации в режиме социального действия - в частности, для инициации общественных изменений (конкурсы, общественные экспертизы, сессии анализа ситуации, проектно-аналитические семинары, «штабные игры» и т.п.) - породило рефлексию по поводу организационно-институциональных условий и ограничений такого социального действия. И поэтому следующим логическим шагом стали попытки моделирования новых форм институциональной организации общественных процессов и их материализации в игровом режиме.
Соответственно новой практике ММК изменилось и понимание мышления: к семиотически-эпистемологическим, деятельностным и мыследеятельностным представлениям о нем добавились социально-организационные и институциональные. Было предложено понятие социально-организованного мышления17, разворачивание которого опосредуется не операциями со знаковыми формами (семиотическое опосредование в языковом мышлении), не кооперацией в мегамашинах деятельности (мышление-как-де-ятельность) и не мыслекоммуникацией, а институциональными процедурами, выполняющими для него функцию «логики» (институциональное опосредование). В контексте рассмотрения развивавшихся в ММК парадигм нормативности мышления это соответствует повторной попытке актуализировать социологически-гуманитарную парадигму.
Механизм разворачивания такого мышления задается схемой институционального опосредования[14], а само оно обладает коллективно-распределенной субъектностью. Что же касается отношения его формы и содержания, то оно «обратно» тому, которое характерно для многопозиционного мышления-как-деятельности, разворачивающегося по схемам многих знаний. Это отношение также отвечает принципу непараллелизма, но в данном случае не одно и то же объективное содержание существует во многих формах, а, наоборот, общая для всех институциональная форма может «вбирать» в себя множество позиционных содержаний, в том числе и основывающихся на разных онтологиях.
Такое положение дел обусловлено методологическим пониманием институтов[15], подразумевающим независимость институциональной формы[16] от того позиционного содержания, которое вносят люди, занимающие формальные места. Культурный образец, «впечатанный» в институциональную форму, нормирует (т.е. оформляет) содержание не конкретной социальной ситуации (оно меняется слишком быстро), а типа ситуаций. Таким образом, принцип непараллелизма выражается здесь в том, что институциональной форме социально-организованного мышления соответствует определенный тип наполняющего ее объективного содержания[17], при этом само содержание в рамках данного типологического ограничения может варьироваться.
Таким образом, основными предпосылками формирования социокультурной парадигмы нормативности методологического мышления являются:
- завершение периода построения общей теории деятельности и переход к построению СМД-подхода;
- критика научно-инжернерной парадигмы с гуманитарно-культурологических позиций;
- в плане интеллектуальных практик - переход от семинарской работы к проведению ОДИ, рефлексия и освоение данной технологии;
- использование «ОДИ-образных» форм организации в режиме социального действия (конкурсы, общественные экспертизы, сессии анализа ситуации, проектно-аналитические семинары, «штабные игры» и т.п.);
- рефлексия по поводу организационноинстатуциональньгх условий и ограничений такого социального действия;
- попытки моделирования новых форм институциональной организации общественных процессов и их материализации в игровом режиме на основе понятия «социально-организованного мышления» и институционально-процедурной нормативности.
XVII
Из представленной реконструкции парадигм нормативности методологического мышления вытекают следующие предложения по возможным направлениям развития мышления в рамках интеллектуальной традиции ММК.
Первое предложение понятно: продолжать реконструировать нормативные принципы и парадигмы нормативности мышления (в частности, через соотнесение социокультурной и институционально-процедурной нормативности).
Второе, если моя гипотеза о трех парадигмах верна, то надо доразвернуть социокультурную парадигму нормативности, поскольку ее черты до конца не прояснены. В частности, необходимо соотнесение и интеграция схем мыследеятельностного подхода со схемами социально-организованного мышления и иными, основанными на принципе коллективности мышления и включении в мышление возможности коммуникации.
И еще два предложения, которые касаются мыследеятельностного подхода.
Во-первых, необходимо дооформление и достройка схем организации мышления и других интеллектуальных функций на основе принципов мыследеятельностного подхода при сохранении тех базовых нормативных принципов методологического мышления, о которых я говорил.
И, во-вторых, социально-организационное предложение: попытаться позиционировать идеи мыследеятельности в качестве основы для новой консолидации усилий методологического движения в деле развития мышления.
ВОПРОСЫ
Щедровицкий. Коллеги, вопросы?
Горынин. Вопрос к началу вашего доклада. Вы говорили о необходимости идеи «Другого» и вместе с тем обсуждали (как мне показалось, может быть, я ошибался) нормы мышления как одинаковые и общие. Поясните, пожалуйста, как в связи с этим может вообще быть «Другой», обсуждая коммуникацию? Марача. Я могу коротко ответить: если мы нормы будем относить к ортогональному плану, то есть «один», есть «другой», а нормы будут регулировать, как они будут взаимодействовать. Горынин. Нет. Я тогда просто отнесусь к тому, как Георгий Петрович реконструировал вообще появление разделенных на схеме мыследеятельности мест мышления. Один из участников, по-моему, первой оргдеятельностной игры отказался считать свое мышление одинаковым с мышлением других участников. И было зафиксировано, что пояс коммуникации потому и возникает, что разные мышления могут быть связаны через рефлексивные переходы из мышления в коммуникацию.
В связи с этим у меня вопрос: если М.Г. Флямер говорил об одном объекте, который связывает разные объективности, Вы говорите об одинаковых нормах мышления - у меня просто вопрос: где может быть «Другой»? То есть идея «Другого» и фактическое появление «Другого» - вещи как бы разные.
Марача. Я говорю не о нормах мышления отдельного индивида («одного» или «другого»), а о нормативных принципах организации коллективного мышления - это все-таки две разные вещи. Мышление, как это показывал и Флямер в своем докладе... Щедровицкий. Просто в вашем докладе было пропущено слово «организация», в отличие от доклада Флямера, где на этом был сделан упор. А поэтому, говоря о нормативности мышления, о парадигмах нормативности мышления, вы, естественно, вызываете этот вопрос. Правда, должен сказать, что я вам его точно так же задал неделю назад, говоря о том, что это и вызовет ключевые вопросы.
Но я так понимаю, что коллега не удовлетворен вашим ответом.
Семенов. Вячеслав Геннадьевич, относительно различения трех парадигм нормативности. Логика разделения понятна, но вот наполнение... В частности, третья парадигма, которую вы назвали «социолого-гуманитарной» - я там не увидел ничего гуманитарного.
Щедровицкий. И ничего социологического.
Семенов. И когда вы раскрывали данную формулировку, наоборот, это даже дезориентирует. Да. Вот «социокультурная» - это проходит, там идея нормативности в центре. А квантор «гуманитарная» - совершенно непонятно. Я уж не говорю о том, что Георгий Петрович всегда учил нас изгонять, в частности психологизм даже из психологии. Понимаете, то есть глубокая оппозиция.
Интересно, как вы с этим соотноситесь? Марача. Я готов принять любые претензии к терминологии. Когда я так называл третью парадигму, для меня ключевыми моментами были «коммуникация» и «Другой» - как мне кажется, это принципиально гуманитарные моменты. Плюс еще предыстория и фон в виде гуманитарно-культурологической критики предыдущей парадигмы и представлений теоретико-деятельностной эпистемологии и семиотики.
Вот это были мои основания, а термин я готов менять. Семенов. То есть интенциональность на «Другом»? Марача. Да. Семенов. Ясно. Спасибо.
Щедровицкий. Спасибо. Коллеги, еще вопросы? Максудов. Слава, если это обсуждать в рамках исследовательского полагания, то вроде бы нормативность, нормативное, принципы, нормы - все это требует полагания в определенном идеальном объекте. Такой идеальный объект всегда строился в рамках теоретических представлений.
И мне лично для понимания не хватает теоретического пространства, в котором ты обсуждаешь сами эти вопросы, привлекая те или иные термины. Поэтому непонятно, с точки зрения исследовательской, именно теоретической перспективы - это все для развития каких теоретических представлений, которые были разработаны в ММК и которые вроде бы поставили вопросы и дали определенные ответы?
Щедровицкий. А ответ, что это историческая или псевдоисторическая реконструкция, вас не устраивает?
Максудов. Тогда вроде бы нужно было задать это пространство, указать, что работа происходит в этом пространстве и задать логику этой работы, потому что и сама логика может быть обсуждена и сравниваема с другими подходами к этой теме. Особенно, если это историческая реконструкция. Мне кажется, что она требует совершенно другого дискурса, нежели тот, что представил Слава.
Щедровицкий. Непонятно, но ладно.
Марача. Я готов обсуждать, какого дискурса это требует. Аппарат, насколько позволяло время доклада, я представил в виде понятий «интеллектуальная традиция», «нормативные принципы», «парадигмы нормативности» и так далее. Аппарат тоже готов обсуждать.
Щедровицкий. А историческое исследование - разве оно вообще что-то исследует?
Максудов. Я понял, что не совсем точно сформулировал. Видимо, мне кажется, для организации понимания важно все-таки не столько представлять понятия, сколько осуществлять некоторые сущностные полагания в виде деятельности, пространства и идеального объекта, потому что в понятии... Мы можем бесконечно двигаться в понятиях, так и не выйдя к объекту. Марача. А чтобы не двигаться бесконечно в понятиях, нужно следовать одному из нормативных принципов в виде практической направленности. Для меня эта практическая направленность была заявлена в установке на возрождение методологии и рецепцию ее базовых нормативных принципов. Соответственно, такая практическая установка позволяет отсекать лишние представления в этом контексте. Щедровицкий. Мне кажется, нам надо выяснить, что же спрашивающий хочет выяснить. Он хочет навязать вам какую-то другую работу, нежели ту, которую вы пытались сделать. Слово «исследование» в данном случае вводит нас в заблуждение. Да, наверное, в том смысле, что исследовались некие следы работы Московского методологического кружка, проводилось какое-то обобщение, систематизация. В результате у нас появились три парадигмы, они же три этапа, первый и второй из которых, так сказать, близки друг к другу по времени, а третий, наоборот, растянут.
И в силу того, что еще непонятно, к чему приведет третий этап, то и название ищется, какая же это будет парадигма. Может быть, через шаг придется переделать ее название, в силу того, что мы поймем, в чем же здесь суть новой нормативности мышления, в понимании Славы. Марача. Точно.
Щедровицкий. А вы ему пытаетесь навязать какую-то другую работу, потом к этой другой работе предъявляете некие требования и начинаете их критиковать.
Максудов. Вы начинаете интерпретировать его работу, а я от него хочу узнать...
Щедровицкий. Слава, вы согласны с интерпретацией? Марача. Я согласен. Да.
Вопрос. У меня еще раз вопрос относительно Гегеля и методологии. Вы разделяете эту точку зрения - то, что эти две вещи связаны, как бы предтеча и результат?
Марача. Что связаны, безусловно, разделяю. Но как раз выделение базовых нормативных принципов легко позволяет сказать, в чем отличие: гегелевские философия и логика прямо противоречат двухплоскостной организации мышления, они построены на прямо противоположном принципе, который потом в марксизме назвали «единством логики, диалектики и теории познания», - то есть это принципиальное сведение мышления к одной плоскости.
Вопрос. То есть, еще раз, вы выводите методологию откуда? Тогда получается, что из марксизма?
Марача. Это был, как писали классики, один из источников. Щедровицкий. А теперь объясните мне и еще всем собравшимся: а что Вас интересует на самом деле?
Вопрос. У меня два вопроса. Откуда произрастает методология? Раз. И, во-вторых, за счет чего она получила свое качественное развитие? Что является тем, что она...
Щедровицкий. Хорошо. Я подумаю, и, может быть, ближе к концу, чтобы не расстраивать публику, я вам сформулирую. Реплика. Спасибо.
Щедровицкий. Да. Коллеги, у нас есть суждения, замечания, реплики?
Чекин. Чекин Сергей. Слава, я хотел у вас уточнить, что вы понимаете под термином «парадигма»? В этом плане, если вы говорите о трех парадигмах, то мне кажется, если к этому термину относиться понятийно, то парадигма должна быть одной. Если существуют три парадигмы, то это, видимо, свидетельство того, что понятие «парадигмы» используется не понятийно.
В этом плане могли бы вы что-то прояснить в моем таком внутреннем напряжении?
Марача. Я постараюсь. «Парадигма», если брать исходный куновский смысл этого термина[18], действительно, должна быть одной. Но это для одного научного сообщества в один исторический период. Если же мы возьмем разные исторические периоды, то там могут быть разные парадигмы. Если мы возьмем сосуществующие разные научные сообщества, у них тоже могут быть разные парадигмы, и они могут между собой спорить. Тут никакого противоречия нет.
Чекин. То есть, если мы говорим о том, что методология в мыследеятельностном, в системо-мыследеятельностном подходе берется за прояснение того, что есть «парадигма» по понятию, то мы смотрим на это с точки зрения эмпирического, исторического взгляда - не теоретически, не сущностно? То есть мы эмпирически обобщаем, наблюдаем, каким-то образом замечаем, как эмпирики, а потом выдаем это как стадию становления науки?
Грубо говоря, методологического-то как раз не используем. Марача. Доля эмпиризма, несомненно, имеет место. Как я говорил, она присутствует в анализе текстов и анализе опыта участия в интеллектуальных практиках. Но при этом еще присутствует момент реконструкции, то есть конструирования теоретическими идеальными средствами.
А иначе как получатся нормативные принципы? Как раз в этом и был смысл исторической метафоры с работой «глоссаторов» при рецепции римского права. У них слой действия был потерян, а слоя «чистого мышления» еще не было, были одни тексты. И они вышли из ситуации как раз именно за счет того, что проработали понятия, идеализации и так далее. Чекин. В этом плане, немецкая классическая философия, она же поставила проблему того, что есть «наука логики». Не логика как требовательное начало к мыслителю, который осуществляет мыслительные действия, а «наука логики» как основания: какие-то концептуальные, какие-то категориальные основания, может, метафизические основания, и даже выше, которые из сути мышления выводят требования к мыслящему.
И, в этом плане, мировая культура, немецкая классическая философия - она чего-то достигла, какого-то уровня. Московский методологический кружок - он, как мне кажется, пошел дальше. Но если он пошел дальше, то Ваш доклад - это демонстрация того, что как бы не закрепилось то, что Московский методологический кружок уже освоил.
Марача. Призрак дедушки Гегеля витает над залом, тут ничего не поделаешь. Я уже частично отвечал на этот вопрос: отличие подхода Гегеля состоит в том, что для него рождение новой формы совершается в результате разрешения противоречий как бы под самим напором содержания. Собственно, вы об этом и сказали. Чекин. Не совсем.
Марача. Московский методологический кружок опирается на принцип двухплоскостной организации. И объективное содержание, с одной стороны, и нормативно-организационные принципы, с другой стороны, - они имеют самостоятельное значение, это две соотносимых, но в то же время достаточно самостоятельных плоскости. В этом отличие.
И когда мне задают вопрос про теоретические реконструкции, вы куда этот вопрос относите? К объектно-онтологической доске или куда?
Щедровицкий. Слава, давай сделаем шаг назад. Слово «парадигма» сохранять обязательно? Если он говорит, что речь будет идти о трех этапах развития представлений или о трех разных... Чекин. То есть тематические рамки доклада ставятся под сомнение. Да.
Щедровицкий. Сейчас. Потому что если важно использовать именно этот термин, особенно в куновской перетрактовке, то важно. Тогда вы говорите: «Нет, это важно». И дальше будем разбираться.
Чекин. Да. Принципиально.
Щедровицкий. Слушайте, вы, что ли, докладчик? Я не понимаю. Вот все горазды за докладчика отвечать!
Марача. В практически ориентированном мышлении использование инструментария, в том числе и инструментария третьего-четвертого уровня, определяется эффективностью в решении поставленных проблем. Для решения тех проблем, которые я пытался поставить и решить, мне такой инструмент, как понятие «парадигмы», показался удачным.
Если вы мне покажете, какие конкретно проблемы не разрешает этот инструмент, то, естественно, встанет вопрос о замене или совершенствовании инструмента. А так, вне контекста, дискутировать по поводу инструмента... Я не знаю, пока вроде бы он работает. Я еще не успел увидеть...
Чекин. Я бы хотел сказать последнее: мне кажется, что очень легкая трактовка того, что на самом деле произошло в немецкой классике, - она приводит к отсутствию дополнительных усилий по пониманию того, что там произошло на самом деле, и к трактовке с помощью марксистов того, что сделал Гегель. Мне кажется, что здесь надо еще разбираться: роль Фихте, роль Гегеля и понимание Георгием Петровичем того, что есть «наука логики».
И в этом плане, мне кажется, здесь такая проблемная зона, в которой можно это дальше обсуждать. Щедровицкий. Спасибо большое.
[1] Марача В.Г. Три парадигмы нормативности методологии / Методологический фронтир 90-х. V Чтения памяти Г.П. Щедровицкого. - М.: Путь, 2000. С. 11-20. - http://www.fondgp.ru/lib/ chteniya/5/Read-5.zip; Марача В.Г. Московский методологический кружок: основные программные идеи и формы организации интеллектуальных практик. Часть 1 // Философские науки. 2004. №1. С. 59-82; Часть 2 // Философские науки. 2004. №2. С. 103-124. -http://www.fondgp.ru/lib/mmk/5.
[2] См.: Щедровицкий Г.П. Механизмы работы семинаров ММК // Вопросы методологии. 1998. №1-2. С. 121. - http://v2.circle.ru/archive/vm/v981shg.zip.
[3] Щедровицкий Г.П. Понимание и интерпретации схемы знания // Кентавр. 8. 1993. С. 7. -http://old.circle.ru/kentavr/TEXTS/008GPS.ZIP.
[4] Понятие «фронезис» восходит к Аристотелю. Подробнее см.: МарачаВ.Г. Исследование мышления в ММК и самоорганизация методолога: семиотические и институциональные предпосылки // Кентавр. 18. 1997. С. 7-16. - http://www.circleplus.ru/archive/n/18/018MAR1; Марача В.Г. Гуманитарно-практическое знание: рефлексивные аспекты // Рефлексивные процессы и управление. Тезисы V Международного симпозиума (Москва, 11-13 октября 2005 г.) / Под редакцией В.Е. Лепского. - М.: Издательство «Когито-Центр», 2005. - http://www.reflex-ion.ru/Library/ThesisRPC2005.zip; http://www.fondgp.ru/lib/mmk/39.
[5] Поэтому истоки методологического поворота мышления можно увидеть в работах мыслителей, развивавших антинатуралистическую точку зрения: Аристотеля, Ф. Бэкона, Р. Декарта, И. Канта, Г. Когена, П. Наторпа и др. В данном контексте очень интересно предложение Е.В. Никулина рассмотреть всю историю философии сквозь призму идеи метода, выработанной в ММК, т.е. как истории методологии, истории развития средств и методов мышления и рефлексивных представлений о них - своего рода Allgemeine Methodgeschichte. На сходный момент методологического поворота указывает и В.В. Никитаев, полагающий, что «собственно методология началась... с критических работ Канта, подобно тому, как мы признаем начало естествознания с "Бесед" Галилея» (см. Никитаев В.В. Методология и власть: Кант // Кентавр. 31. 2003. С. 4. - http: //www.circleplus.ru/archive/n/31/0). Сам И. Кант считал, что задача критики чистого разума - «изменить прежний способ исследования в метафизике, а именно совершить в ней полную революцию... Эта критика есть трактат о методе» (см.: Кант И. Критика чистого разума / Кант И. Сочинения: В 6 т. Т. 3. - М.: Мысль, 1964. С. 91). При этом для Канта (равно как и для Наторпа, Когена, Виндельбанда) «методологический поворот» философского мышления был поворотом от чистого разума к практическому.
«Методологический поворот» философского мышления можно соотнести с «языковым» поворотом» в философии XX века. Общим является поворот мышления от объекта «самого по себе» к способу его «схватывания». Основное же отличите - в том, что этот способ методология ММК рассматривает сквозь призму деятельности и мыследеятельности, а аналитическая философия (и ряд других направлений философии XX века, воспринявших «языковой поворот») - под углом зрения анализа языка, посредством которого об этом объекте сказывается.
[6] Подробнее см.: Щедровицкий Г.П. Методологический смысл оппозиции натуралистического и системодеятельностного подходов // Вопросы методологии. 1991. №2. -http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/59. О различных точках зрения на деятельностный подход см.: Марача В.Г. Деятельностный подход глазами отечественных философов, методологов и психологов // Кентавр. 30. 2002. С. 49-55. - http://www.circleplus.ru/archive/n/30/5.
Существуют свидетельства того, что Г.П. Щедровицкий до конца жизни считал себя диалектическим материалистом и марксистом. Акцент на деятельностном, практическом отношении к объекту, осознанный участниками ММК как «деятельностный подход», у К. Маркса в «Тезисах о Фейербахе» выражен так: «1. Главный недостаток всего предшествующего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно... 2. Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, - это не вопрос теории, а практический вопрос» (см.: Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии. С прил.: К. Маркс. Тезисы о Фейербахе. - М.: Политиздат, 1983. С. 51). Требование «субъективного», т.е. активно-деятельного отношения к объекту познания ведет к установке на практический, преобразующий характер мышления: «11. Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (см. там же, с. 53).
Методология ММК, сохранив марксистскую установку на практическое отношение мышления к миру, т.е. на интеллектуально оснащенное социальное действие, произвела рефлексию и творческую переработку марксистской методологии, дополнив ее средствами проблематизации и социально-организационной инженерии. В то же время, как было указано выше, для методологии ММК характерна ценность не прямого, а опосредованного социального действия. Базовой установкой было не «изменить мир», как в 11-м тезисе о Фейербахе у К. Маркса, а «изменить мышление, и через него - мир».
[7] О понятии «метафронезис» подробнее см.: Марача В.Г. Методология ММК как метафронезис коллективно-распределенного мышления. Доклад на семинаре в Фонде развития им. Г.П. Щедровицкого 11 января 2005 года.
[8] См., например: Генисаретский О.И. Опыт методологического конструирования общественных систем / Моделирование социальных процессов. - М., 1970; Он же. Методологическая организация системной деятельности / Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании. Теория и методология. - М.: Стройиздат, 1975.
[9] В значительной степени по политико-идеологическим причинам: Генисаретскому даже было отказано в праве защищать диссертацию на эту тему.
[10] Здесь нет возможности привести все уместные ссылки на классические работы ММК, в которых строились и прорабатывались соответствующие нормативные принципы. Для краткости отсылаю к опубликованной на сайте Фонда развития им. Г.П. Щедровицкого библиографии Георгия Петровича (http://www.fondgp.ru/gp/biblio) и опубликованным там же работам некоторых других участников ММК (http://www.fondgp.ru/lib/mmk).
[11] Данный термин введен по аналогии с представлением о «научно-инженерных мирах», предложенным Г.Г. Копыловым. См.: Копылов Г.Г. Научное знание и инженерные миры // Кентавр. 15. 1996. - http://old.circle.ru/kentavr/TEXTS/015KOP.ZIP. Однако характерная для таких миров установка на познание природы с целью ее преобразования (на основе ее же законов) в данном случае переносится с природы на мышление (мыслительную деятельность).
[12] Принцип «ортогональности» плоскостей объектов действия и задаваемых в оргдеятельностных схемах форм организации (норм) действия применим не только к актуальному разворачиванию мышления, но и к его исторической рефлексии. В частности, развитие науки (смена парадигм, научно-исследовательских программ и т.д.) с этой точки зрения представляется как взаимообусловленные сдвижки в двух плоскостях: институционально-организационных форм и онтологического содержания. В данной работе этот принцип применяется к реконструкции истории ММК: на одной «доске» мы изображаем основные программные идеи, на другой - формы и схемы организации практик Кружка вместе с соответствующими интеллектуальными институтами.
[13] См.: Щедровицкого Г.П. «Об основных результатах ММК за период с 1974 по 1981 гг.»Рукопись. -http://www.fondgp.ru/lib/chteniya/xi/pred/ruk. Если судить по опубликованным работам ГП, то интерес к схемам передачи текста в ММК возник из занятий проблематикой смысла и значения - крупная работа на эту тему вышла как раз в 1974 году (Щедровицкий Г.П. Смысл и значение» // Проблемы семантики. - М., 1974 [Щедровицкий Г.П. Избранные труды. - М., 1995; Щедровицкий Г.П. Мышление. Понимание. Рефлексия. - М., 2005]. - http:/ /www.fondgp.ru/gp/bib-lio/rus/68). Первоначально данная проблематика обсуждалась в контексте исследования структуры знака, но уже в работе «Понимание как компонента исследования знака» было показано, что для методологического анализа структуры знака необходимо представление о процессах понимания. Эта линия, продолженная в публикациях 1972-73 годов, как раз и вывела Кружок на обсуждение схем передачи текста и коммуникации. Именно введение слоя коммуникации и позволило на базе имевшихся на тот момент представлений о мышлении и деятельности, дополненных концепцией рефлексии, сформулировать целостную идею мыследеятельности.
[14] См., например: Марача В.Г. Исследование мышления в ММК и самоорганизация методолога: семиотические и институциональные предпосылки // Кентавр. 18. 1997. С. 11-12. - http:/ /www.circleplus.ru/archive/ri/18/018MAR1. См. там же.
[15] Идея институциональности, правовая по своему происхождению, в конце XIX века была заимствована и переосмыслена социологией. Первыми методологическими представлениями о социальных институтах мы обязаны О.И. Генисаретскому; представление об «экспертировании» как о специфическом варианте формирования рационального отношения институционального типа (в противоположность трансцендентальному) принадлежит С.В. Попову (см.: Дело о Байкале. Первая международная общественная экологическая экспертиза «Байкал». 15-31 октября 1988 г. Публикация материалов. - Иркутск: Оттиск, 2000. С. 8-9). В контексте рассмотрения «методологического поворота» и антинатурализма философского мышления (см. п. X) данное различение трансцендентального и институционального типов рациональности было переосмыслено автором как противопоставление в рационалистической традиции линий epis-teme и fronesis. Первая линия связывалась с классической эпистемологией, ориентированной на «точное» знание, независимое от объекта и проверяемое на достоверность; вторая - с аристотелевской идеей практического знания, воздействующего на свой объект. Такое понимание знания, предложенное Аристотелем для решения этических проблем, было затем развито в римском праве («фронезис» римляне перевели как prudentia - «рассудительность» - откуда возник и термин jurisprudential Разделение линий episteme и fronesis имеет важное значение для исследования и конституирования мышления - причем прежде всего самого методологического мышления. Первой линии соответствует разворачивание мышления по схемам семиотического опосредования, второй - по схемам институционального опосредования. Кроме того, можно говорить и о разных типах идеализации, в связи с чем О.И. Генисаретский писал об институционально-онтологической дополнительности процедур учреждения/полагания: «Если объекты онтологически полагаются, то институты организационно устанавливаются (или, как принято выражаться, учреждаются» (см.: Генисаретский О.И. Несколько соображений о государственности в стратегическом наклонении // Кентавр. 30. 2002. С. 7. - http://www.circleplus.ru/archive/n/30/14; курсив Ге-нисаретского). Важную роль в методологическом осмыслении идеи институциональности сыграли также работы основателя институционализма М. Ориу, сумевшего в рамках правоведения дать образец синтеза формально-юридического, социологического и спекулятивно-философского методов.
[16] Институциональная форма - это структуры формальных мест института, связанные процедурами, которые закреплены символически, обладают направляющей идеей и «духовными опорами». В соответствии со схемой состава социокультурного института (см.: МарачаВ.Г. Исследование мышления в ММК и самоорганизация методолога... С. 10-11), последний включает в себя: рамочную ценностную идею; символическое оформление; систему формальных мест и ролей, связанных процедурами; материальные и духовные опоры. Рамочная идея имеет направляющий характер, т.е. задает социо-культурное предназначение данного института и определяет принципы, на которых построены институциональные процедуры. Духовные опоры - это характеристики культуры и ментальности
сообщества, выступающего носителем данного института, позволяющие рамочной идее стать легитимной в сознании его членов. Эта легитимность определяется, в частности, тем, отвечает ли социокультурное предназначение института представлениям членов сообщества о должном.
[17] Например, для суда как правового института это тип процесса: уголовный, гражданский, адми-
нистративный и т.д. Применительно к семиотически-опосредованному мышлению зависимость
знаковой формы и типа отражаемого ею объективного содержания полагалась как один из ос-
новных принципов содержательно-генетической логики (см. п. XII).
В более общем виде этот принцип, проистекающий из непараллелизма формы и содержания мышления, формулировался в методологии ММК как требование историзма, которое «есть лишь особое выражение факта зависимости между логическими средствами науки и типом выявляемого посредством их объективного содержания. Методологически это требование означает, что нельзя исследовать «мышление вообще»... мы должны разбить его на ряд сфер; в каждую из них войдут логические средства, различающиеся между собой по структуре, типу выявляемого содержания и находящиеся между собой в определенных функциональных и генетических связях». -Щедровицкий Г.П. О различии исходных понятий «формальной» и «содержательной» логики / Методология и логика наук. Ученые записки Томского университета. № 41. Томск, 1962 [Щедровицкий Г.П. Избранные труды. - М.: Школа культурной политики, 1995. С. 39]. - http:/ /www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/8.
При переходе к анализу институционально-опосредованного мышления соответствующие типу выявляемого мышлением содержания сферы, о которых говорит Г.П. Щедровицкий, образуются уже не комплексами логических средств, а комплексами институтов.
[18] См.: Кун Т. Структура научных революций. - М.: Прогресс, 1977.