eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

Доклад. Парадигмы нормативности мышления в интеллектуальной традиции Московского методологического кружка: взгляд сквозь призму мыследеятельностного подхода

В.Г. Марача

Уважаемые коллеги, я бы хотел начать с краткого отнесения к той дискуссии, которая уже состоялась, и на минутку вернуться к во­просу, который Вадим Маркович Розин задал Вере Леонидовне Даниловой. Вопрос состоял в том, каким образом мы пользуемся схемами, основанными на всегда ограниченном опыте?

Мне кажется, что вопрос этот достаточно принципиаль­ный, и здесь было бы нужно спросить следующим образом: а как вообще возможна схема, в смысле «Схема» с большой буквы? Что де­лает схему «Схемой»? Или же, применительно к позиционным схемам, воспроизвести вопрос С.Л. Содина: что дает нам право вместо конкретного человека (с его ограниченным опытом) гово­рить о позиции (как принципиальной)?

Действительно, схемы как рефлексивное образование, как результат рефлексии собственной деятельности всегда основаны на ограниченном опыте. Но с другой стороны, если вспомнить, что писал о схемах основоположник этого вопроса, Иммануил Кант, то мы обнаружим, что Кант располагал схемы между рассуд­ком и чувственностью, или, если хотите, между категориями и опытом.

Действительно, опыт всегда ограничен. И проблема «дела­ния схемы Схемой» состоит в том, чтобы вот этот ограниченный опыт собственной деятельности, схематизируемый нами, каким-то образом соотнести с категориями, которые уже имеют совер­шенно другой мыслительный статус.

Как мне кажется, именно этой проблеме «делания схемы Схемой» был посвящен доклад П.В. Малиновского, в котором об­суждалась перспектива категоризации схемы мыследеятельности.

Другую перспективу ответа на этот же вопрос задавал М.Г. Фля­мер, когда он говорил об онтологизации как условии возможнос­ти производства новых объектов.

Как мне кажется, есть еще и третья перспектива, которую я сейчас буду обсуждать в своем докладе. Она связана с реконструк­цией или построением нормативных принципов. Мой доклад бу­дет посвящен нормативным принципам мышления в интеллектуальной традиции ММК и такому образованию, как па­радигмы нормативности.

I

Вначале короткая преамбула. То, что я буду рассказывать сейчас, - это моя третья попытка подойти к этой теме. Результаты двух предыдущих попыток изложены в ранее опубликованных тек­стах. Первый из них - это доклад, который я делал на Чтениях ровно семь лет назад, а второй представляет собой обзорный текст, посвященный основным программным идеям и формам ор­ганизации интеллектуальных практик ММК. Тексты доступны так­же на сайте Фонда развития имени Г.П. Щедровицкого[1].

Особенностью моей третьей попытки, учитывая контекст этих Чтений, является взгляд сквозь призму мыследеятельностного подхода.

II

Я начну с задания своей личной позиции. Зачем мне это нуж­но, и в каком это находится отношении к ситуации в нынешнем методологическом сообществе? Я полагаю, что в современной ситуа­ции необходимо возрождение интеллектуальной традиции ММК, основанное на рецепции базовых нормативных принципов методологическо­го мышления.

О необходимости возрождения базовых принципов орга­низации методологической работы несколько раз в своих выступ­лениях говорил Борис Васильевич Сазонов, я думаю, что он сегодня еще об этом что-то скажет. А я бы здесь хотел пояснить историческую метафору «рецепции». Буквальный перевод этого слова - «принятие». В истории права «рецепцией» называют про­цесс принятия основных норм и принципов римского права в средневековой Италии, а затем в Германии.

Если говорить в терминологии схемы мыследеятельности, то средневековые юристы оказались в ситуации, когда у них были древнеримские тексты с нормами права, содержащимися в вы­ступлениях авторитетных римских юристов. Но если эти тексты поместить в слой коммуникации, то слоя «чистого мышления» еще не было, поскольку римские юристы занимались практикой и не строили теории права. А слой мыследействования уже был по­терян, поскольку средневековая ситуация все-таки достаточно сильно отличалась от древнеримской.

И вот, в XII веке в университете Болоньи возникла так называемая «Школа глоссаторов», которая упорядочивала древнеримские тексты, толковала их, сопоставляла на отсут­ствие противоречий, писала к ним комментарии, то есть за­нималась примерно тем, что нам сегодня демонстрировала Вера Леонидовна Данилова. Если бы она имела побольше времени на комментарии, то это был бы примерно тот самый вид работы.

В истории права эта работа привела к рецепции, то есть принятию норм римского права на совершенно новой исторической почве и своего рода «юридическому возрождению». При­чем, я обращаю внимание, это юридическое возрождение было века на три раньше, чем то, которое обычно называют «Возрож­дением» с большой буквы. Как мне кажется, такое вот возрождение методологии - в смысле восстановления и принятия нормативных принципов методологической работы в новой си­туации - нужно и нам сейчас.

Подобное возрождение методологии на основе рецепции норма­тивных принципов предполагает два условия.

Первым условием является реконструкция самих нормативных принципов на основе рефлексии доступных текстов и личного опыта свидетелей-соучастников методологической практики, ко­торые еще, благо, живы и способны об этом рассказать.

Второеусловие - это реконструкция объемлющих по отношению к нормативным принципам систем (далее эти системы будут названы «парадигмами нормативности»), в которых эти принципы воспро­изводились в разные периоды интеллектуальной истории ММК.

III

Теперь, поскольку заявлен взгляд с позиции мыследеятельностного подхода, я выделю те принципы мыследеятельностного под­хода, которые я считаю регулятивными для своего собственного движения.

Первый принцип - это движение в рамке развития мышления. Про то, что «развитие» является категориальным принципом схемы мыследеятельности, сегодня достаточно много говорил П.В. Малиновский, я это специально пояснять не буду.

Второй принцип - это различение схемы мыследеятельности и идеи мыследеятельности. Этот принцип прямо следует из принци­па развития, поскольку если мы хотим развивать мышление, то схема и вообще процесс схематизации должен нами восприни­маться как некоторая частная «свертка», за которой следуют про­блематизация, разоформление и затем оформление в новой схеме. В этом смысле схема преходяща, а постоянной, как я ут­верждаю, остается идея мыследеятельности.

Третий принцип, который достаточно легко вычитывается из схемы мыследеятельности, - это четкое различение мышления и де­ятельности, отказ от представления мышления как деятельности.

Четвертый принцип - опосредованный характер связи мышле­ния и деятельности через рефлексию и коммуникацию.

Пятый принцип - введение представления о мышлении «Друго­го» как возможности коммуникации и принципиального указания на коллективный характер мышления. «Другой», то есть наличие вто­рой половинки схемы мыследеятельности, выступает условием возможности коммуникации, поскольку если у нас только один участник мыследеятельности, то никакой коммуникации быть не может, коммуникация возможна только с «другим». И это являет­ся принципиальным указанием на коллективный характер мыс­ледеятельности и мышления в ней.

Следующий, шестой принцип - это двухплоскостная органи­зация мышления. Здесь про это уже говорил М.Г. Флямер, я потом поясню некоторые дополнительные моменты.

И последний, седьмой принцип - это различение интеллек­туальных функций «чистого мышления», понимания и рефлексии. Сле­дует отметить, что возможность различения интеллектуальных функций тесно связана с коллективно-распределенным характе­ром мышления, основанным на групповом взаимодействии. Г.П. Щедровицкий в своем докладе о механизмах работы семинаров ММК специально подчеркивал, что само различие мышления, пони­мания, рефлексии, так же, как их взаимная связь, есть эффект группо­вого взаимодействия - когда индивид начинает имитировать работу группы, то разница между этими интеллектуальными функциями парадоксальным образом исчезает[2].

IV


Несколько слов о статусе самой темы «Парадигмы норма­тивности мышления в интеллектуальной традиции ММК». Пред­ставим четырехуровневую конструкцию, включающую исходный (рабочий) уровень и три рефлексивных (схема 1).

 

Схема 1.Уровни рефлексии методологического мышления

Если мы в качестве «нулевого» уровня размышления положим «само» методологическое мышление, которое мы осуще­ствляем или пытаемся осуществлять непосредственно в ходе работы, то первым уровнем будет рефлексивная самоорганизация этого мышления, выражающаяся в различении и соотнесении плоскостей его разворачивания (принцип двухплоскостной ор­ганизации), в различении и соорганизации интеллектуальных функций мыследеятельности и так далее. Второй уровень появляется тогда, когда мы пытаемся нормировать эту рефлексивную самоорганизацию методологического мышления, которая сама по себе не имеет жестких форм, и вводим нормативные прин­ципы этой самоорганизации. И, наконец, третий уровень - это когда мы смотрим на совокупность уже произошедших ситуаций, в которых мы пытались что-то рефлексивно организовать и по­том нормировать. Глядя на этот исторический ряд ситуаций, мы можем выделять и оформлять такие образования, как парадиг­мы нормативности и интеллектуальные традиции.

V

Теперь небольшое пояснение по поводу двухплоскостной орга­низации методологического мышления. Этот принцип является одним из базовых нормативных принципов методологического мышле­ния. Он сохранялся на протяжении всей истории ММК вне зави­симости от смены программ и парадигм нормативности - он лишь принимал разные формы воплощения.

Первоначально он появился как принцип двухплоскостного представления процессов разворачивания мышления. В рабо­тах 50-х годов говорили о плоскостях знаковой формы и объективного содержания. Дальше вводили принцип «непараллелизма» разворачивания формы и содержания мышления уже по отношению к объектам действия и нормам действия. Сам Г.П. Ще­дровицкий писал об этом так: «Схемы содержательно-генетичес­кой логики дают нам возможность изображать делаемое... Эпистемологические схемы требуют различать плоскость объектов действия и плоскость норм действия в оргдеятельностных схемах»[3].

И, наконец, уже последняя стадия эволюции этого принци­па - это то, что вводил в своем сегодняшнем докладе М.Г. Флямер: пространственное представление в виде ортогональной органи­зации объектно-онтологической и оргдеятельностной досок. Следствием чего является различение соответствующих способов употребления методологических схем.

VI

Опираясь на принцип двухплоскостной организации мето­дологического мышления, я могу ответить на вопрос, что такое «парадигма нормативности мышления».

Возьмем схему ортогональной организации досок (схема 2). На объектно-онтологической доске у нас будут располагаться он­тологические представления о мышлении и о мире, имеющие нормативный статус. А на организационно-деятельностной дос­ке - нормативные принципы организационного характера, регу­лирующие и соединяющие отношение мышления к миру и рефлексивное отношение мышления к самому себе.

Принцип ортогональной организации досок требует не только различения ортогональных досок, но и соотнесения их че­рез рефлексию. Соответственно, для рефлексивной «зашнуровки» этих нормативных представлений в интеллектуальных практиках ММК вводились категориальные схемы, нормирующие переходы между объектно-онтологической и организационно-деятельност­ной досками - это то, что можно назвать схемами организации мышления.

 

Схема 2. Парадигма нормативности мышления

Парадигма нормативности мышления - это соединение в системе отрефлектированных и описанных образцов мышления трех вышеука­занных элементов: 1) онтологических представлений о мышлении и о ми­ре; 2) нормативных принципов мышления; 3) категориальных схем организации мышления.

VII

Теперь я перехожу уже к собственно анализу парадигм нор­мативности в интеллектуальной истории ММК. Вначале две группы презумпций.

Первая группа презумпций касается интеллектуальной тради­ции ММК, того, что она существует, и там существуют норматив­ные принципы организации мышления.

Московский методологический кружок на всем протяжении его истории объединяла идея коллективно организованного мышления и его развития.

При этом мы можем утверждать, что существует интеллекту­альная традиция ММК как линия преемственности интеллектуаль­ных разработок, характеризующаяся сохранением базовых нормативных принципов мышления. Эти нормативные принципы, которые я пытаюсь выделить и реконструировать, как и сама интеллектуальная традиция ММК, обладают признаком сохраняе­мости на всем протяжении истории Кружка.

Нормативные принципы интеллектуальной традиции ММК как раз и соединяют практическое отношение мышления к миру с рефлексивно-практическим отношением этого мышления к самому се­бе (то, что еще в 50-е годы выражалось тезисом: «изменить мыш­ление, а через него мир»). Максима «изменить мышление» здесь связана с отношением мышления к самому себе, а максима «изме­нить мир» - с отношением мышления к миру, поскольку мы изме­няем мир не так, как предлагал Карл Маркс (то есть не прямым социальным действием), а опосредованно - через изменение мышления.

VIII

Вторая группа презумпций касается парадигм нормативнос­ти мышления.

В истории ММК можно выделить периоды, в которые ба­зовые нормативные принципы мышления в контекстах разных интеллектуальных практик (таких, как семинары, игры, работа с междисциплинарными коллективами и так далее) соотноси­лись с разными онтологическими представлениями о мышлении и мире.

Смена онтологических представлений о мышлении и мире и эволюция форм организации интеллектуальных практик ММК (а следовательно, и схем организации мышления) приводили к из­менению не самих нормативных принципов мышления, а их трак­товки - подобно тому, как я это показывал на примере принципа двухплоскостной организации методологического мышления. В связи с этим можно говорить о разных парадигмах нормативнос­ти мышления в интеллектуальной традиции ММК.

IX

При соотнесении двух групп презумпций очевидно проти­воречие.

С одной стороны, мы говорим о непрерывности, т.е. утверж­даем, что сохраняется базовая идея и нормативные принципы, выражаемые понятием «традиция».

С другой стороны, имеют место разрывы, появление онто­логических представлений и схем организации мышления приво­дит к «смене парадигм» нормативности. Это своего рода методологический аналог научных революций.

Разрешение противоречия, на мой взгляд, заключается в пред­ставлении об интеллектуальной истории ММК, основанном на диалектике непрерывности и разрывов. имела место смена парадигм в рамках единой интеллектуальной традиции, сохраняющей базовые нор­мативные принципы методологического мышления.

X

Перехожу к перечислению базовых нормативных принципов методологического мышления, которые сохранялись неизменными в рамках интеллектуальной традиции ММК. И которые, на мой взгляд, должны быть сохранены, если мы хотим продолжать эту традицию. Первый принцип: практическое отношение мышления к миру («фронезис»)[4], которое выражалось в антинатурализме, «методоло­гическом повороте» мышления и деятельностном подходе. Мето­дологический поворот мышления - это когда мы говорим, что нужно не «впериваться» в объект, а смотреть на способ мышления, с помощью которого осуществляется «объективация», или «пола­гание» объекта. Тем самым мы принимаем антинатуралистическую точку зрения, согласно которой объекты существуют не «сами по себе», а - в зависимости от принимаемого варианта антинатура­лизма - в наших мышлении, деятельности, языке, восприятии и т.д.[5] Деятельностный подход предполагает деятельностный, прак­тический вариант антинатурализма[6].

Второй принцип, практическое отношение мышления к самому себе («метафронезис»)[7]. Его я уже пояснял, он подразумевает двухплоскостную организацию и рефлексивную самоорганизацию методо­логического мышления. Объект мысли бессмысленно изучать сам по себе, безотносительно к способу его полагания. Отсюда возни­кает требование рефлексии способа мышления и форм его орга­низации. В контексте практического отношения мышления к самому себе это приводит к принципу рефлексивной самооргани­зации мышления.

Моя основная гипотеза состоит в том, что именно эти норма­тивные принципы определяют основное отличие методологического мышления от других его типов.

XI

В результате реконструкции удалось выделить три парадиг­мы нормативности методологического мышления. Первую я на­звал «логико-эмпирическая», она же «семиотическая». Вторая - «инженерно-конструктивистская». И третья - «социологически-гуманитарная», она же «социокультурная».

Для логико-эмпирической парадигмы характерно представ­ление о «языковом мышлении», которое имеет набор нормиро­ванных операций, эти нормы существуют «естественно» в самом материале языкового мышления и выделяются путем логических исследований мышления. При этом логические исследования по­нимаются как имеющие эмпирический характер.

Инженерно-конструктивистская парадигма связана с пред­ставлениями о мышлении как деятельности. Мышление как один из видов деятельности нормативно, потому что деятельность «ис­кусственно» организуется в соответствии с нормами. При этом мы можем осуществлять конструктивную работу с нормами, о чем се­годня уже говорили, и закреплять наиболее удачные образцы ор­ганизации мыслительной деятельности как культурные нормы (а в некоторых случаях - даже технологизировать их реализацию).

Социологически-гуманитарная парадигма связана с мыследеятельностным подходом, а также с институциональными пред­ставлениями о воспроизводстве деятельности, коммуникации и интеллектуальных функций, которые начали обсуждаться О.И. Генисаретским на рубеже 60-70-х годов XX века[8], но тогда оказались невостребованными[9] и вновь стали развиваться лишь в послед­ние годы.

Теперь - несколько подробнее о каждой из перечисленных парадигм[10].

XII

Характеристика первой парадигмы нормативности мышления как логико-эмпирической.

Как понималась логика в качестве «науки о мышлении»?

Во-первых, как точная (строящая модели и идеальные объек­ты), а не спекулятивная - это оппозиция диалектической логике.

Во-вторых, как эмпирическая (основанная на исследовании конкретного материала - текстов, которые рассматривались в рамках концепции «языкового мышления»), а не формально-нормативная (лишь предписывающая, как строить непротиворе­чивые рассуждения безотносительно к материалу) - это в оппозицию формальной логике.

В-третьих, логика понималась как содержательная: мы должны соотносить движение по плоскостям в соответствии с принципом двухплоскостной организации, нормы должны соо­тветствовать тому объективному содержанию, о котором мыс­лит мышление.

И, наконец, в-четвертых, как генетическая: мышление пред­ставляет собой исторически развивающееся, или, как говорил Маркс, «органическое» целое.

XIII

Характеристика первой парадигмы нормативности мышления как семиотической.

То, что первая парадигма была семиотической, - это тоже понятно, поскольку мы говорим именно о знаковых формах, и мышление связывалось с оперированием со знаками. Это выра­зилось в следующих моментах:

  • нормы мышления рассматриваются как правила осуще­ствления интеллектуальных операций с объектом мысли, которые в 1957 году получили деятельностную трактовку;
  • двухплоскостное (пространственное) представление мышле­ния и принцип непараллелизма: принципиальное отличие программных установок ММК от формальной и диалек­тической логик;
  • представление о знаковом замещении: данное логическое отношение (и обратное ему отношение отнесения) свя­зывает знаковую форму и объективное содержание мы­шления.

XIV

Характеристика инженерно-конструктивистской парадигмы нормативности методологического мышления:

  • в качестве базовой стала рассматриваться схема воспроиз­водства деятельности и трансляции культуры;
  • по отношению к мышлению основным стало понятие «мышления-как-деятельности», которое, будучи заимство­ванным из первой парадигмы нормативности, было переинтерпретировано из операционально-деятельностных представлений в нормативно-деятельностные;
  • появилась установка на включение представлений о мышлении в общую теорию деятельности;
  • приобрели ярко выраженные формы «проектного конст­руктивизма» стремление осуществлять мышление в кон­тексте социального действия и установка на преобразование мира посредством мышления;
  • описанная выше установка на преобразование мира по­средством мышления реализовывалась через мыслитель­ное конструирование новых норм деятельности и организацию деятельности в соответствии с этими нормами - с последующим закреплением «удачных» образцов в качестве куль­турных норм, которые транслируются и воспроизводятся в обществе - и технологизацию реализации этих норм.

XV

В какой-то момент, примерно в самом конце 60-х - начале 70-х годов, эти две первые парадигмы слились в одну на почве теоретико-деятельностной эпистемологии и семиотики, выра­жающей собой интегративную «научно-инженерную» парадигму нор­мативности[11].

Рассмотренные выше натуралистическая и инженерно-конструктивистская парадигмы нормативности теперь могут рас­сматриваться как «крайние случаи» этой интегративной парадигмы: первая - как сосредоточенная преимущественно на логико-мето­дологических исследованиях (и полюсе «естественного» в паре «естественное - искусственное»), вторая - как гипертрофирую­щая ценность проектирования и конструирования (и полюс «ис­кусственного») в ущерб исследованиям.

XVI

О социокультурной парадигме нормативности методологическо­го мышления я буду говорить через предпосылки ее формирования и ситуацию критики научно-инженерной парадигмы с гуманитар­но-культурологических позиций. Дальше идет ряд предпосылок, связанных с организационно-деятельностными играми и рефлек­сией социальных действий, которые осуществлялись с использо­ванием ОДИ и ОДИ-образных форм.

Для понимания генезиса третьей парадигмы нормативнос­ти мышления в интеллектуальной традиции ММК необходимо – в точном соответствии с принципом двухплоскостной организации мышления - в дополнение к анализу смены основных программ­ных идей рассмотреть эволюцию форм организации интеллектуаль­ных практик Кружка[12].

Методологические семинары, которые в течение многих лет были основным интеллектуальным институтом воспроизводства методологического мышления, постепенно из формы внутренних дискуссий, ведущихся в ходе философско-методологического ис­следования, становятся также и формой постановки и обсужде­ния междисциплинарных проблем. При этом рефлексия создаваемых коллективом методологов в ходе таких семинаров организацион-но-деятельностных схем (для мышления это схемы способа орга­низации интеллектуального действия, т.е. метода) позволяла эффективно включать в коллективную работу по исследованию незнакомой объектной области новых участников. Подобная реф­лексия также открывала возможность совместной работы предста­вителей разных школ и даже профессий, имеющих собственные предметные представления об этой области.

Многолетнее воспроизводство практики методологических семинаров, а также постановки и решения междисциплинарных проблем в полипрофессиональной коммуникации привело к то­му, что отработанные Кружком формы организации коммуникации стали особым предметом рефлексии. Это привело к появлению мето­дологических схем и представлений коммуникации, причем пре­имущественно интеллектуальной, мыслительной коммуникации, что, в свою очередь, потребовало корректировки представлений о мышлении с целью включения в них возможности коммуникации. Параллельно начинается критика «научно-инженерной» парадигмы нор­мативности (выраженной в теоретико-деятельностной эпистемологии и семиотике) с гуманитарно-культурологических позиций.

Сам Г.П. Щедровицкий начинает фиксацию результатов, до­стигнутых в период 1974-81 гг., со следующего: «Первое - это чет­кое различение деятельности, мышления, рефлексии, понимания и мыследеятельности, полученное за счет работы со схемами переда­чи текста (т.е. акта коммуникации - В.М.) и соотнесения этой схе­мы с другими, в частности со схемами воспроизводства. Подготавливался этот результат в работах 1971-1976 гг., но свое завершение получил в 1980 г. на материале Игры-3 и оформился в схеме мыследеятельности» (курсив мой - В.М.)[13].

Появление схемы мыследеятельности приводит к построе­нию новых - мыследеятельностных - представлений о мышлении (см. п. III). Помимо изменения онтологических представлений о мышлении, имелись и практические предпосылки формирова­ния новой парадигмы нормативности методологического мыш­ления. Выйдя за пределы круга методологов и ученых к решению комплексных народнохозяйственных и социальных проблем полипро­фессиональными коллективами методологов, ученых и практи­ков, методологические семинары породили качественно новую форму «организации и развития коллективной мыследеятель­ности» - организационно-деятельностную игру (ОДИ), изобретенную Г.П. Щедровицким в 1979 году. ОДИ стала формой организации ме­тодологической работы, отвечающей более масштабным (по сравне­нию с подразумеваемыми при решении междисциплинарных проблем) типам социального действия.

Использование «ОДИ-образных» форм организации в режи­ме социального действия - в частности, для инициации общест­венных изменений (конкурсы, общественные экспертизы, сессии анализа ситуации, проектно-аналитические семинары, «штабные игры» и т.п.) - породило рефлексию по поводу организационно-инсти­туциональных условий и ограничений такого социального действия. И по­этому следующим логическим шагом стали попытки моделирования новых форм институциональной организации об­щественных процессов и их материализации в игровом режиме.

Соответственно новой практике ММК изменилось и понима­ние мышления: к семиотически-эпистемологическим, деятельностным и мыследеятельностным представлениям о нем добавились социально-организационные и институциональные. Было пред­ложено понятие социально-организованного мышления17, разво­рачивание которого опосредуется не операциями со знаковыми формами (семиотическое опосредование в языковом мышлении), не кооперацией в мегамашинах деятельности (мышление-как-де-ятельность) и не мыслекоммуникацией, а институциональными процедурами, выполняющими для него функцию «логики» (инсти­туциональное опосредование). В контексте рассмотрения разви­вавшихся в ММК парадигм нормативности мышления это соответствует повторной попытке актуализировать социологи­чески-гуманитарную парадигму.

Механизм разворачивания такого мышления задается схе­мой институционального опосредования[14], а само оно обладает коллективно-распределенной субъектностью. Что же касается отно­шения его формы и содержания, то оно «обратно» тому, которое характерно для многопозиционного мышления-как-деятельности, разворачивающегося по схемам многих знаний. Это отношение также отвечает принципу непараллелизма, но в данном случае не од­но и то же объективное содержание существует во многих фор­мах, а, наоборот, общая для всех институциональная форма может «вбирать» в себя множество позиционных содержаний, в том числе и ос­новывающихся на разных онтологиях.

Такое положение дел обусловлено методологическим пони­манием институтов[15], подразумевающим независимость институциональной формы[16] от того позиционного содержания, которое вносят люди, занимающие формальные места. Культурный обра­зец, «впечатанный» в институциональную форму, нормирует (т.е. оформляет) содержание не конкретной социальной ситуации (оно меняется слишком быстро), а типа ситуаций. Таким образом, принцип непараллелизма выражается здесь в том, что институ­циональной форме социально-организованного мышления соот­ветствует определенный тип наполняющего ее объективного содержания[17], при этом само содержание в рамках данного типо­логического ограничения может варьироваться.

Таким образом, основными предпосылками формирования социокультурной парадигмы нормативности методологического мышления являются:

  • завершение периода построения общей теории дея­тельности и переход к построению СМД-подхода;
  • критика научно-инжернерной парадигмы с гуманитар­но-культурологических позиций;
  • в плане интеллектуальных практик - переход от семи­нарской работы к проведению ОДИ, рефлексия и освое­ние данной технологии;
  • использование «ОДИ-образных» форм организации в режиме социального действия (конкурсы, обществен­ные экспертизы, сессии анализа ситуации, проектно-аналитические семинары, «штабные игры» и т.п.);
  • рефлексия по поводу организационноинстатуциональньгх условий и ограничений такого социального действия;
  • попытки моделирования новых форм институциональ­ной организации общественных процессов и их мате­риализации в игровом режиме на основе понятия «социально-организованного мышления» и институци­онально-процедурной нормативности.

XVII

Из представленной реконструкции парадигм нормативнос­ти методологического мышления вытекают следующие предложе­ния по возможным направлениям развития мышления в рамках интеллектуальной традиции ММК.

Первое предложение понятно: продолжать реконструировать нормативные принципы и парадигмы нормативности мышления (в частности, через соотнесение социокультурной и институцио­нально-процедурной нормативности).

Второе, если моя гипотеза о трех парадигмах верна, то надо доразвернуть социокультурную парадигму нормативности, по­скольку ее черты до конца не прояснены. В частности, необходимо соотнесение и интеграция схем мыследеятельностного подхо­да со схемами социально-организованного мышления и иными, основанными на принципе коллективности мышления и включе­нии в мышление возможности коммуникации.

И еще два предложения, которые касаются мыследеятельностного подхода.

Во-первых, необходимо дооформление и достройка схем ор­ганизации мышления и других интеллектуальных функций на ос­нове принципов мыследеятельностного подхода при сохранении тех базовых нормативных принципов методологического мышления, о которых я говорил.

И, во-вторых, социально-организационное предложение: по­пытаться позиционировать идеи мыследеятельности в качестве основы для новой консолидации усилий методологического дви­жения в деле развития мышления.

ВОПРОСЫ

Щедровицкий. Коллеги, вопросы?

Горынин. Вопрос к началу вашего доклада. Вы говорили о необ­ходимости идеи «Другого» и вместе с тем обсуждали (как мне по­казалось, может быть, я ошибался) нормы мышления как одинаковые и общие. Поясните, пожалуйста, как в связи с этим может вообще быть «Другой», обсуждая коммуникацию? Марача. Я могу коротко ответить: если мы нормы будем относить к ортогональному плану, то есть «один», есть «другой», а нормы будут регулировать, как они будут взаимодействовать. Горынин. Нет. Я тогда просто отнесусь к тому, как Георгий Петро­вич реконструировал вообще появление разделенных на схеме мыследеятельности мест мышления. Один из участников, по-мое­му, первой оргдеятельностной игры отказался считать свое мыш­ление одинаковым с мышлением других участников. И было зафиксировано, что пояс коммуникации потому и возникает, что разные мышления могут быть связаны через рефлексивные пере­ходы из мышления в коммуникацию.

В связи с этим у меня вопрос: если М.Г. Флямер говорил об одном объекте, который связывает разные объективности, Вы го­ворите об одинаковых нормах мышления - у меня просто вопрос: где может быть «Другой»? То есть идея «Другого» и фактическое появление «Другого» - вещи как бы разные.

Марача. Я говорю не о нормах мышления отдельного индивида («од­ного» или «другого»), а о нормативных принципах организации коллективного мышления - это все-таки две разные вещи. Мышле­ние, как это показывал и Флямер в своем докладе... Щедровицкий. Просто в вашем докладе было пропущено слово «организация», в отличие от доклада Флямера, где на этом был сделан упор. А поэтому, говоря о нормативности мышления, о па­радигмах нормативности мышления, вы, естественно, вызываете этот вопрос. Правда, должен сказать, что я вам его точно так же задал неделю назад, говоря о том, что это и вызовет ключевые вопросы.

Но я так понимаю, что коллега не удовлетворен вашим ответом.

Семенов. Вячеслав Геннадьевич, относительно различения трех парадигм нормативности. Логика разделения понятна, но вот на­полнение... В частности, третья парадигма, которую вы назвали «социолого-гуманитарной» - я там не увидел ничего гуманитар­ного.

Щедровицкий. И ничего социологического.

Семенов. И когда вы раскрывали данную формулировку, наоборот, это даже дезориентирует. Да. Вот «социокультурная» - это прохо­дит, там идея нормативности в центре. А квантор «гуманитарная» - совершенно непонятно. Я уж не говорю о том, что Георгий Пет­рович всегда учил нас изгонять, в частности психологизм даже из психологии. Понимаете, то есть глубокая оппозиция.

Интересно, как вы с этим соотноситесь? Марача. Я готов принять любые претензии к терминологии. Ког­да я так называл третью парадигму, для меня ключевыми момен­тами были «коммуникация» и «Другой» - как мне кажется, это принципиально гуманитарные моменты. Плюс еще предыстория и фон в виде гуманитарно-культурологической критики предыду­щей парадигмы и представлений теоретико-деятельностной эпистемологии и семиотики.

Вот это были мои основания, а термин я готов менять. Семенов. То есть интенциональность на «Другом»? Марача. Да. Семенов. Ясно. Спасибо.

Щедровицкий. Спасибо. Коллеги, еще вопросы? Максудов. Слава, если это обсуждать в рамках исследовательско­го полагания, то вроде бы нормативность, нормативное, принципы, нормы - все это требует полагания в определенном идеальном объекте. Такой идеальный объект всегда строился в рамках теоретических представлений.

И мне лично для понимания не хватает теоретического про­странства, в котором ты обсуждаешь сами эти вопросы, привле­кая те или иные термины. Поэтому непонятно, с точки зрения исследовательской, именно теоретической перспективы - это все для развития каких теоретических представлений, которые были разработаны в ММК и которые вроде бы поставили вопросы и да­ли определенные ответы?

Щедровицкий. А ответ, что это историческая или псевдоистори­ческая реконструкция, вас не устраивает?

Максудов. Тогда вроде бы нужно было задать это пространство, указать, что работа происходит в этом пространстве и задать ло­гику этой работы, потому что и сама логика может быть обсужде­на и сравниваема с другими подходами к этой теме. Особенно, если это историческая реконструкция. Мне кажется, что она тре­бует совершенно другого дискурса, нежели тот, что представил Слава.

Щедровицкий. Непонятно, но ладно.

Марача. Я готов обсуждать, какого дискурса это требует. Аппа­рат, насколько позволяло время доклада, я представил в виде понятий «интеллектуальная традиция», «нормативные принципы», «парадигмы нормативности» и так далее. Аппарат тоже готов обсуждать.

Щедровицкий. А историческое исследование - разве оно вообще что-то исследует?

Максудов. Я понял, что не совсем точно сформулировал. Видимо, мне кажется, для организации понимания важно все-таки не столько представлять понятия, сколько осуществлять некоторые сущностные полагания в виде деятельности, пространства и иде­ального объекта, потому что в понятии... Мы можем бесконечно двигаться в понятиях, так и не выйдя к объекту. Марача. А чтобы не двигаться бесконечно в понятиях, нужно следо­вать одному из нормативных принципов в виде практической направ­ленности. Для меня эта практическая направленность была заявлена в установке на возрождение методологии и рецепцию ее базовых нор­мативных принципов. Соответственно, такая практическая установ­ка позволяет отсекать лишние представления в этом контексте. Щедровицкий. Мне кажется, нам надо выяснить, что же спраши­вающий хочет выяснить. Он хочет навязать вам какую-то другую работу, нежели ту, которую вы пытались сделать. Слово «исследо­вание» в данном случае вводит нас в заблуждение. Да, наверное, в том смысле, что исследовались некие следы работы Московского методологического кружка, проводилось какое-то обобщение, си­стематизация. В результате у нас появились три парадигмы, они же три этапа, первый и второй из которых, так сказать, близки друг к другу по времени, а третий, наоборот, растянут.

И в силу того, что еще непонятно, к чему приведет третий этап, то и название ищется, какая же это будет парадигма. Может быть, через шаг придется переделать ее название, в силу того, что мы поймем, в чем же здесь суть новой нормативности мышления, в понимании Славы. Марача. Точно.

Щедровицкий. А вы ему пытаетесь навязать какую-то другую ра­боту, потом к этой другой работе предъявляете некие требования и начинаете их критиковать.

Максудов. Вы начинаете интерпретировать его работу, а я от не­го хочу узнать...

Щедровицкий. Слава, вы согласны с интерпретацией? Марача. Я согласен. Да.

Вопрос. У меня еще раз вопрос относительно Гегеля и методоло­гии. Вы разделяете эту точку зрения - то, что эти две вещи связа­ны, как бы предтеча и результат?

Марача. Что связаны, безусловно, разделяю. Но как раз выделе­ние базовых нормативных принципов легко позволяет сказать, в чем отличие: гегелевские философия и логика прямо противо­речат двухплоскостной организации мышления, они построены на прямо противоположном принципе, который потом в марк­сизме назвали «единством логики, диалектики и теории позна­ния», - то есть это принципиальное сведение мышления к одной плоскости.

Вопрос. То есть, еще раз, вы выводите методологию откуда? Тогда получается, что из марксизма?

Марача. Это был, как писали классики, один из источников. Щедровицкий. А теперь объясните мне и еще всем собравшимся: а что Вас интересует на самом деле?

Вопрос. У меня два вопроса. Откуда произрастает методология? Раз. И, во-вторых, за счет чего она получила свое качественное развитие? Что является тем, что она...

Щедровицкий. Хорошо. Я подумаю, и, может быть, ближе к концу, чтобы не расстраивать публику, я вам сформулирую. Реплика. Спасибо.

Щедровицкий. Да. Коллеги, у нас есть суждения, замечания, реплики?

Чекин. Чекин Сергей. Слава, я хотел у вас уточнить, что вы пони­маете под термином «парадигма»? В этом плане, если вы говори­те о трех парадигмах, то мне кажется, если к этому термину относиться понятийно, то парадигма должна быть одной. Если су­ществуют три парадигмы, то это, видимо, свидетельство того, что понятие «парадигмы» используется не понятийно.

В этом плане могли бы вы что-то прояснить в моем таком внутреннем напряжении?

Марача. Я постараюсь. «Парадигма», если брать исходный куновский смысл этого термина[18], действительно, должна быть од­ной. Но это для одного научного сообщества в один исторический период. Если же мы возьмем разные историчес­кие периоды, то там могут быть разные парадигмы. Если мы возьмем сосуществующие разные научные сообщества, у них то­же могут быть разные парадигмы, и они могут между собой спо­рить. Тут никакого противоречия нет.

Чекин. То есть, если мы говорим о том, что методология в мыследеятельностном, в системо-мыследеятельностном подходе бе­рется за прояснение того, что есть «парадигма» по понятию, то мы смотрим на это с точки зрения эмпирического, историчес­кого взгляда - не теоретически, не сущностно? То есть мы эмпи­рически обобщаем, наблюдаем, каким-то образом замечаем, как эмпирики, а потом выдаем это как стадию становления науки?

Грубо говоря, методологического-то как раз не используем. Марача. Доля эмпиризма, несомненно, имеет место. Как я гово­рил, она присутствует в анализе текстов и анализе опыта участия в интеллектуальных практиках. Но при этом еще присутствует момент реконструкции, то есть конструирования теоретически­ми идеальными средствами.

А иначе как получатся нормативные принципы? Как раз в этом и был смысл исторической метафоры с работой «глоссато­ров» при рецепции римского права. У них слой действия был по­терян, а слоя «чистого мышления» еще не было, были одни тексты. И они вышли из ситуации как раз именно за счет того, что проработали понятия, идеализации и так далее. Чекин. В этом плане, немецкая классическая философия, она же поставила проблему того, что есть «наука логики». Не логика как требовательное начало к мыслителю, который осуществляет мыслительные действия, а «наука логики» как основания: какие-то концептуальные, какие-то категориальные основания, может, ме­тафизические основания, и даже выше, которые из сути мышле­ния выводят требования к мыслящему.

И, в этом плане, мировая культура, немецкая классическая философия - она чего-то достигла, какого-то уровня. Московский методологический кружок - он, как мне кажется, пошел дальше. Но если он пошел дальше, то Ваш доклад - это демонстрация то­го, что как бы не закрепилось то, что Московский методологиче­ский кружок уже освоил.

Марача. Призрак дедушки Гегеля витает над залом, тут ничего не поделаешь. Я уже частично отвечал на этот вопрос: отличие под­хода Гегеля состоит в том, что для него рождение новой формы совершается в результате разрешения противоречий как бы под самим напором содержания. Собственно, вы об этом и сказали. Чекин. Не совсем.

Марача. Московский методологический кружок опирается на принцип двухплоскостной организации. И объективное содер­жание, с одной стороны, и нормативно-организационные прин­ципы, с другой стороны, - они имеют самостоятельное значение, это две соотносимых, но в то же время достаточно самостоятель­ных плоскости. В этом отличие.

И когда мне задают вопрос про теоретические реконструк­ции, вы куда этот вопрос относите? К объектно-онтологической доске или куда?

Щедровицкий. Слава, давай сделаем шаг назад. Слово «парадиг­ма» сохранять обязательно? Если он говорит, что речь будет идти о трех этапах развития представлений или о трех разных... Чекин. То есть тематические рамки доклада ставятся под сомне­ние. Да.

Щедровицкий. Сейчас. Потому что если важно использовать именно этот термин, особенно в куновской перетрактовке, то важно. Тогда вы говорите: «Нет, это важно». И дальше будем разбираться.

Чекин. Да. Принципиально.

Щедровицкий. Слушайте, вы, что ли, докладчик? Я не понимаю. Вот все горазды за докладчика отвечать!

Марача. В практически ориентированном мышлении использо­вание инструментария, в том числе и инструментария третьего-четвертого уровня, определяется эффективностью в решении поставленных проблем. Для решения тех проблем, которые я пы­тался поставить и решить, мне такой инструмент, как понятие «па­радигмы», показался удачным.

Если вы мне покажете, какие конкретно проблемы не разре­шает этот инструмент, то, естественно, встанет вопрос о замене или совершенствовании инструмента. А так, вне контекста, дис­кутировать по поводу инструмента... Я не знаю, пока вроде бы он работает. Я еще не успел увидеть...

Чекин. Я бы хотел сказать последнее: мне кажется, что очень лег­кая трактовка того, что на самом деле произошло в немецкой клас­сике, - она приводит к отсутствию дополнительных усилий по пониманию того, что там произошло на самом деле, и к трактов­ке с помощью марксистов того, что сделал Гегель. Мне кажется, что здесь надо еще разбираться: роль Фихте, роль Гегеля и пони­мание Георгием Петровичем того, что есть «наука логики».

И в этом плане, мне кажется, здесь такая проблемная зона, в которой можно это дальше обсуждать. Щедровицкий. Спасибо большое.



[1] Марача В.Г. Три парадигмы нормативности методологии / Методологический фронтир 90-х. V Чтения памяти Г.П. Щедровицкого. - М.: Путь, 2000. С. 11-20. - http://www.fondgp.ru/lib/ chteniya/5/Read-5.zip; Марача В.Г. Московский методологический кружок: основные программные идеи и формы организации интеллектуальных практик. Часть 1 // Философские науки. 2004. №1. С. 59-82; Часть 2 // Философские науки. 2004. №2. С. 103-124. -http://www.fondgp.ru/lib/mmk/5.

[2] См.: Щедровицкий Г.П. Механизмы работы семинаров ММК // Вопросы методологии. 1998. №1-2. С. 121. - http://v2.circle.ru/archive/vm/v981shg.zip.

[3] Щедровицкий Г.П. Понимание и интерпретации схемы знания // Кентавр. 8. 1993. С. 7. -http://old.circle.ru/kentavr/TEXTS/008GPS.ZIP.

[4] Понятие «фронезис» восходит к Аристотелю. Подробнее см.: МарачаВ.Г. Исследование мышления в ММК и самоорганизация методолога: семиотические и институциональные предпосылки // Кентавр. 18. 1997. С. 7-16. - http://www.circleplus.ru/archive/n/18/018MAR1; Марача В.Г. Гуманитарно-практическое знание: рефлексивные аспекты // Рефлексивные процессы и управление. Тезисы V Международного симпозиума (Москва, 11-13 октября 2005 г.) / Под редакцией В.Е. Лепского. - М.: Издательство «Когито-Центр», 2005. - http://www.reflex-ion.ru/Library/ThesisRPC2005.zip; http://www.fondgp.ru/lib/mmk/39.

[5] Поэтому истоки методологического поворота мышления можно увидеть в работах мыслителей, развивавших антинатуралистическую точку зрения: Аристотеля, Ф. Бэкона, Р. Декарта, И. Канта, Г. Когена, П. Наторпа и др. В данном контексте очень интересно предложение Е.В. Никулина рассмотреть всю историю философии сквозь призму идеи метода, выработанной в ММК, т.е. как истории методологии, истории развития средств и методов мышления и рефлексивных представлений о них - своего рода Allgemeine Methodgeschichte. На сходный момент методологического поворота указывает и В.В. Никитаев, полагающий, что «собственно методология началась... с критических работ Канта, подобно тому, как мы признаем начало естествознания с "Бесед" Галилея» (см. Никитаев В.В. Методология и власть: Кант // Кентавр. 31. 2003. С. 4. - http: //www.circleplus.ru/archive/n/31/0). Сам И. Кант считал, что задача критики чистого разума - «изменить прежний способ исследования в метафизике, а именно совершить в ней полную революцию... Эта критика есть трактат о методе» (см.: Кант И. Критика чистого разума / Кант И. Сочинения: В 6 т. Т. 3. - М.: Мысль, 1964. С. 91). При этом для Канта (равно как и для Наторпа, Когена, Виндельбанда) «методологический поворот» философского мышления был поворотом от чистого разума к практическому.

«Методологический поворот» философского мышления можно соотнести с «языковым» поворотом» в философии XX века. Общим является поворот мышления от объекта «самого по себе» к способу его «схватывания». Основное же отличите - в том, что этот способ методология ММК рассматривает сквозь призму деятельности и мыследеятельности, а аналитическая философия (и ряд других направлений философии XX века, воспринявших «языковой поворот») - под углом зрения анализа языка, посредством которого об этом объекте сказывается.

[6] Подробнее см.: Щедровицкий Г.П. Методологический смысл оппозиции натуралистического и системодеятельностного подходов // Вопросы методологии. 1991. №2. -http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/59. О различных точках зрения на деятельностный подход см.: Марача В.Г. Деятельностный подход глазами отечественных философов, методологов и психологов // Кентавр. 30. 2002. С. 49-55. - http://www.circleplus.ru/archive/n/30/5.

Существуют свидетельства того, что Г.П. Щедровицкий до конца жизни считал себя диалектическим материалистом и марксистом. Акцент на деятельностном, практическом отношении к объекту, осознанный участниками ММК как «деятельностный подход», у К. Маркса в «Тезисах о Фейербахе» выражен так: «1. Главный недостаток всего предшествующего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно... 2. Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, - это не вопрос теории, а практический вопрос» (см.: Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии. С прил.: К. Маркс. Тезисы о Фейербахе. - М.: Политиздат, 1983. С. 51). Требование «субъективного», т.е. активно-деятельного отношения к объекту познания ведет к установке на практический, преобразующий характер мышления: «11. Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (см. там же, с. 53).

Методология ММК, сохранив марксистскую установку на практическое отношение мышления к миру, т.е. на интеллектуально оснащенное социальное действие, произвела рефлексию и творческую переработку марксистской методологии, дополнив ее средствами проблематизации и социально-организационной инженерии. В то же время, как было указано выше, для методологии ММК характерна ценность не прямого, а опосредованного социального действия. Базовой установкой было не «изменить мир», как в 11-м тезисе о Фейербахе у К. Маркса, а «изменить мышление, и через него - мир».

[7] О понятии «метафронезис» подробнее см.: Марача В.Г. Методология ММК как метафронезис коллективно-распределенного мышления. Доклад на семинаре в Фонде развития им. Г.П. Щедровицкого 11 января 2005 года.

[8] См., например: Генисаретский О.И. Опыт методологического конструирования общественных систем / Моделирование социальных процессов. - М., 1970; Он же. Методологическая организация системной деятельности / Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании. Теория и методология. - М.: Стройиздат, 1975.

[9] В значительной степени по политико-идеологическим причинам: Генисаретскому даже было отказано в праве защищать диссертацию на эту тему.

[10] Здесь нет возможности привести все уместные ссылки на классические работы ММК, в которых строились и прорабатывались соответствующие нормативные принципы. Для краткости отсылаю к опубликованной на сайте Фонда развития им. Г.П. Щедровицкого библиографии Георгия Петровича (http://www.fondgp.ru/gp/biblio) и опубликованным там же работам некоторых других участников ММК (http://www.fondgp.ru/lib/mmk).

[11] Данный термин введен по аналогии с представлением о «научно-инженерных мирах», предложенным Г.Г. Копыловым. См.: Копылов Г.Г. Научное знание и инженерные миры // Кентавр. 15. 1996. - http://old.circle.ru/kentavr/TEXTS/015KOP.ZIP. Однако характерная для таких миров установка на познание природы с целью ее преобразования (на основе ее же законов) в данном случае переносится с природы на мышление (мыслительную деятельность).

[12] Принцип «ортогональности» плоскостей объектов действия и задаваемых в оргдеятельностных схемах форм организации (норм) действия применим не только к актуальному разворачиванию мышления, но и к его исторической рефлексии. В частности, развитие науки (смена парадигм, научно-исследовательских программ и т.д.) с этой точки зрения представляется как взаимообусловленные сдвижки в двух плоскостях: институционально-организационных форм и онтологического содержания. В данной работе этот принцип применяется к реконструкции истории ММК: на одной «доске» мы изображаем основные программные идеи, на другой - формы и схемы организации практик Кружка вместе с соответствующими интеллектуальными институтами.

[13] См.: Щедровицкого Г.П. «Об основных результатах ММК за период с 1974 по 1981 гг.»Рукопись. -http://www.fondgp.ru/lib/chteniya/xi/pred/ruk. Если судить по опубликованным работам ГП, то интерес к схемам передачи текста в ММК возник из занятий проблематикой смысла и значения - крупная работа на эту тему вышла как раз в 1974 году (Щедровицкий Г.П. Смысл и значение» // Проблемы семантики. - М., 1974 [Щедровицкий Г.П. Избранные труды. - М., 1995; Щедровицкий Г.П. Мышление. Понимание. Рефлексия. - М., 2005]. - http:/ /www.fondgp.ru/gp/bib-lio/rus/68). Первоначально данная проблематика обсуждалась в контексте исследования структуры знака, но уже в работе «Понимание как компонента исследования знака» было показано, что для методологического анализа структуры знака необходимо представление о процессах понимания. Эта линия, продолженная в публикациях 1972-73 годов, как раз и вывела Кружок на обсуждение схем передачи текста и коммуникации. Именно введение слоя коммуникации и позволило на базе имевшихся на тот момент представлений о мышлении и деятельности, дополненных концепцией рефлексии, сформулировать целостную идею мыследеятельности.

[14] См., например: Марача В.Г. Исследование мышления в ММК и самоорганизация методолога: семиотические и институциональные предпосылки // Кентавр. 18. 1997. С. 11-12. - http:/ /www.circleplus.ru/archive/ri/18/018MAR1. См. там же.

[15] Идея институциональности, правовая по своему происхождению, в конце XIX века была заим­ствована и переосмыслена социологией. Первыми методологическими представлениями о со­циальных институтах мы обязаны О.И. Генисаретскому; представление об «экспертировании» как о специфическом варианте формирования рационального отношения институционального типа (в противоположность трансцендентальному) принадлежит С.В. Попову (см.: Дело о Бай­кале. Первая международная общественная экологическая экспертиза «Байкал». 15-31 октября 1988 г. Публикация материалов. - Иркутск: Оттиск, 2000. С. 8-9). В контексте рассмотрения «ме­тодологического поворота» и антинатурализма философского мышления (см. п. X) данное раз­личение трансцендентального и институционального типов рациональности было переосмыслено автором как противопоставление в рационалистической традиции линий epis-teme и fronesis. Первая линия связывалась с классической эпистемологией, ориентированной на «точное» знание, независимое от объекта и проверяемое на достоверность; вторая - с аристоте­левской идеей практического знания, воздействующего на свой объект. Такое понимание знания, предложенное Аристотелем для решения этических проблем, было затем развито в римском праве («фронезис» римляне перевели как prudentia - «рассудительность» - откуда возник и тер­мин jurisprudential Разделение линий episteme и fronesis имеет важное значение для исследова­ния и конституирования мышления - причем прежде всего самого методологического мышления. Первой линии соответствует разворачивание мышления по схемам семиотического опосредо­вания, второй - по схемам институционального опосредования. Кроме того, можно говорить и о разных типах идеализации, в связи с чем О.И. Генисаретский писал об институционально-он­тологической дополнительности процедур учреждения/полагания: «Если объекты онтологически полагаются, то институты организационно устанавливаются (или, как принято выражаться, учреж­даются» (см.: Генисаретский О.И. Несколько соображений о государственности в стратегическом наклонении // Кентавр. 30. 2002. С. 7. - http://www.circleplus.ru/archive/n/30/14; курсив Ге-нисаретского). Важную роль в методологическом осмыслении идеи институциональности сы­грали также работы основателя институционализма М. Ориу, сумевшего в рамках правоведения дать образец синтеза формально-юридического, социологического и спекулятивно-философ­ского методов.

[16] Институциональная форма - это структуры формальных мест института, связанные процедурами, которые закреплены символически, обладают направляющей идеей и «духовными опорами». В соответствии со схемой состава социокультурного института (см.: МарачаВ.Г. Исследование мышления в ММК и самоорганизация методолога... С. 10-11), последний включает в себя: рамочную ценностную идею; символическое оформление; систему формальных мест и ролей, связанных процедурами; материальные и духовные опоры. Рамочная идея имеет направляющий характер, т.е. задает социо-культурное предназначение данного института и определяет принципы, на которых построены институциональные процедуры. Духовные опоры - это характеристики культуры и ментальности
сообщества, выступающего носителем данного института, позволяющие рамочной идее стать легитимной в сознании его членов. Эта легитимность определяется, в частности, тем, отвечает ли социокультурное предназначение института представлениям членов сообщества о должном.

[17] Например, для суда как правового института это тип процесса: уголовный, гражданский, адми-
нистративный и т.д. Применительно к семиотически-опосредованному мышлению зависимость
знаковой формы и типа отражаемого ею объективного содержания полагалась как один из ос-
новных принципов содержательно-генетической логики (см. п. XII).

В более общем виде этот принцип, проистекающий из непараллелизма формы и содержания мышления, формулировался в методологии ММК как требование историзма, которое «есть лишь особое выражение факта зависимости между логическими средствами науки и типом выявляемого посредством их объективного содержания. Методологически это требование означает, что нельзя исследовать «мышление вообще»... мы должны разбить его на ряд сфер; в каждую из них войдут логические средства, различающиеся между собой по структуре, типу выявляемого содер­жания и находящиеся между собой в определенных функциональных и генетических связях». -Щедровицкий Г.П. О различии исходных понятий «формальной» и «содержательной» логики / Ме­тодология и логика наук. Ученые записки Томского университета. № 41. Томск, 1962 [Щедровицкий Г.П. Избранные труды. - М.: Школа культурной политики, 1995. С. 39]. - http:/ /www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/8.

При переходе к анализу институционально-опосредованного мышления соответствующие типу выявляемого мышлением содержания сферы, о которых говорит Г.П. Щедровицкий, образуются уже не комплексами логических средств, а комплексами институтов.

[18] См.: Кун Т. Структура научных революций. - М.: Прогресс, 1977.

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44