Созерцание панорамы после юбилейных Чтений, посвященных семидесятипятилетию Г.П.Щедровицкого и пятидесятилетию ММК.
Вот уже несколько лет как Петр Щедровицкий встал у штурвала “методологического корабля” и пытается направить его верным курсом, курсом, проложенным его отцом, или, может быть, курсом самого Петра. Юбилейные чтения 23 февраля 2004 года стали последней вехой в путешествии ставшего уже довольно громоздким методологического парохода. На Чтениях во вступительном слове Петр Щедровицкий осуществил явно неоднозначное действие. С одной стороны, он констатировал потерю ориентации, разброд и шатание в разных группах методологического движения и в связи с этим призвал сообщество консолидировать свои усилия, вернуться к программе Учителя, подготовив для российской власти достойную элиту методологов, которые бы не только обслуживали запросы этой власти, но и направляли ее в интеллектуальном отношении. С другой стороны, Петр призвал к широкой смычке методологии с философией, психологией и другими науками, к укреплению одрябших методологических мышц за счет диалога с достойными противниками (“Другими”). Кроме того, он утверждал, что не правы те критики программы и идей Учителя, которые видят на них прежде всего печать социализма и особенности личности Георгия Петровича, что напротив, эти идеи и программа не только не исчерпали себя, но при соответствующей коррекции очень даже эффективны.
Валерий Подорога, не слышавший это вступительное слово (он пришел позднее), начал с того, что несомненно на методологическом движении лежит печать социализма и личности ее создателя, чему однако не стоит удивляться, учитывая время, когда это движение создавалось. Дальше Подорога мягко похоронил движение, заявив что методологическая школа умерла, о чем свидетельствует и мифологизация Учителя, и растерянность в рядах методологов, и даже мистические умонастроения, поскольку некоторые методологи как бы ждут, а не войдет ли, вдруг, Учитель и, наконец, подскажет им, что делать. Впрочем, Валерий тут же успокоил слушателей Чтений, сказав, что все это нормально, и раз уж методологическая школа умерла, нечего тут понапрасну горевать, а следует жить дальше.
Неоднозначный эффект имела и смычка методологии с философией и психологией. Так, с одной стороны, российские философы признали за Г.П.Щедровицким статус крупнейшего российского философа ХХ столетия наряду с Э.Ильенковым, А. Зиновьевым, М.Мамардашвили, В.Библером и начали анализировать его идеи (см. например, очень интересные и содержательные статьи В.С.Швырева, В.Н.Садовского, В.С. Степина, В.А.Лекторского, М.А. Розова, Б.Г.Юдина, В.П. Зинченко, В.В.Калиниченко, В.А.Подороги, опубликованные к подготовленной специально к юбилею книге “Познающее мышление и социальное действие. Наследие Г.П.Щедровицкого в контексте отечественной и мировой философской мысли”. М., 2004). С другой стороны, эта смычка обернулась обидными констатациями и оплеухами, например, обвинениями Г.П.Щедровицкого в антипсихологизме, антигуманизме, социальной утопичности, проектном глобализме, внутренней противоречивости мысли, игнорировании реальности и достижений философии. Чего стоят хотя бы одни цитаты, приведенные Владиславом Лекторским из книги “Щедровицкий Г.П. Философия. Наука. Методология. М., 1997)
“Наука как таковая умирает, а может быть, даже умерла уже” (стр. 482)
“Но если вы будете работать внутри методологии, в методологической команде, то у вас не будет всех этих проблем: зачем нужна методология, что она позволяет и чего она, наоборот, не позволяет (кстати, именно эти вопросы я задавал Георгию Петровичу в середине 70-х годов в “Новоуткинске”. - В.Р.). Вы будете методологизировать - и все” (стр. 419)
“Теория деятельности ставит вопрос о глобальном, или тотальном проектировании и планировании всего социума, об управлении им на научных основах” (стр. 320).
“Для меня работа в области методологической Касталии есть главное. Если мне удастся подготовить сто - сто пятьдесят методологов на страну, я умру спокойно. Поскольку они дальше будут по принципу лавины готовит следующих” (стр. 24)
Интересно, что число методологов (или считающих себя таковыми) в России уже давно перевалило за цифру, названную Учителем. Сегодня лавина методологов, пожалуй, насчитывает больше тысячи бойцов. Цели у так понимаемой методологии однозначные - управление мышлением субъектов, управляющих страной (Г.П.Щедровицкий), методология организации общественных изменений (С.В.Попов), управление общественным развитием (Б.В.Сазонов). То есть, по сути, речь идет о реформировании и управление не только мышлением, но и социальной жизнью.
Перед юбилейными Чтениями, вечером 22 февраля, в государственном музее А.С.Пушкина при большом стечении народа показывали сохранившиеся фрагменты из выступлений Г.П. Щедровицкого. Одно из них касалось проблемы власти мышления. И вот что знаменательно, ряд выступлений на Чтениях продолжали и развивали эту тему. Тезисы о том, что мышление и методология есть форма власти, что задача методологии - спасение России, очевидно, по принципу “кто власть подберет, тот и будет управлять умами граждан, и, главное, российской власти” громко звучали во второй части Чтений. Правда, как обычно, Олег Генисаретский посеял сомнения в сплоченные ряды сторонников дискурса “методологической власти”. Власть, намекнул он, тогда легитимна и принимается населением, когда она нужна в той форме, в которой предлагается, и к ней есть доверие.
Наблюдая методологическую панораму, обозначившуюся после битвы (Чтений), я пришел к некоторым выводам, которыми хотелось бы поделиться. Конечно, направление размышлений участников Чтений были не случайны, они обусловливались как рядом программных заявлений Г.П.Щедровицкого, так и особенностями российской ситуации и личной ситуацией ряда методологов. Когда некоторые из них утверждали, что методология “проиграла перестройку”, “оказалась невостребованной” или что она “не решила ни одной из поставленных в 60-70-е годы задач” (Борис Сазонов), то эти методологи ориентировались именно на Учителя.
Действительно, в свое время Георгий Петрович утверждал, что главная задача - создание и распространение методологии с целью создания методологических кадров для властного менеджмента в стране, то есть методологи в будущем, уже не социалистическом обществе, будут осуществлять подлинную власть. Эта установка подпиралась более общим пониманием методологии как “панметодологии”, о чем можно прочесть в книге Г.П.Щедровицкого “Избранные труды” (М., 1995)
“Система методологической работы создается для того, чтобы развивать все совокупное мышление и совокупную деятельность человечества” (стр. 112).
“Развитая таким образом методология будет включать в себя образцы всех форм, способов и стилей мышления – методические, конструктивно-технические, научные, организационно-управленческие, исторические и т. д.; она будет свободно использовать знания всех типов и видов, но базироваться в первую очередь на специальном комплексе методологических дисциплин – теории мыследеятельности, теории мышления, теории деятельности, семиотике, теории знания, теории коммуникаций и взаимопонимания” (стр. 152-153)
“методология - это не просто учение о методе и средствах нашего мышления и деятельности, а форма организации и в этом смысле “рамка” всей мыследеятельности и жизнедеятельности людей...” (стр. 118).
Не меньшее значение на рассматриваемое мироощущение оказала и идеология ОДИ (организационно-деятельностных игр), которые рассматривались Г.П.Щедровицким не только как средство и метод анализа и описания ситуаций в социуме, но и “искусственно-технического развития систем мыследеятельности - производственно-технических, научно-проектных, педагогических, организационно-управленческих” (там же, стр. 142). Генерация методологов, воспитанных на ОДИ или таких кружках как, например, школа Олега Анисимова или ШКП (школа культурной политики) Петра Щедровицкого, к тому же не лишенных здорового тщеславия, на полном серьезе восприняла эти идеи Учителя и пытается реализовать их в жизнь. К тому же куда еще направить свои усилия: в стране полным ходом идут реформы, а “ветераны (так и тянет сказать “инвалиды”) методологического движения”, к числу которых относят и меня, указывают совершенно разные направления движения; в этом случае лучше пойти за Петром Щедровицким, который и не мудрствует лукаво, последовательно идя за отцом, и при власти, сиречь при деньгах.
Но не пора ли все-таки развести методологию и конкретный методологический путь и программы Георгия Петровича Щедровицкого? И вот почему. Безусловно, Щедровицкий является создателем одной из крупнейших современных методологических школ. Однако, при этом он так истолковал методологию, что сегодня с этим невозможно согласиться. Можно привести в связи с этим ряд аргументов.
- Как замысел (критика традиционных способов мышления, изучение мышления, разработка на основе этого методов, перестройка мышления, философии и науки) методология была намечена уже в трудах Френсиса Бэкона и Рене Декарта. После работ Канта и Маркса этот замысел был дополнен трактовкой мышления как естественно-искуственного образования.
- В качестве жанра мыслительной работы методология вполне сложилась в 20-е годы прошлого столетия; здесь имеет смысл назвать хотя бы работы С.Л.Франка (Очерк методологии общественных наук, М., 1922) и Л.С.Выготского (Исторический смысл психологического кризиса (методологическое исследование) М., 1927).
- Индивидуальная стратегия построения методологии Г.П.Щедровицким формировалась под сильным влиянием неокантианства, марксизма, естественнонаучного подхода и социотехнических установок. Отсюда становится понятным дрейф от изучения мышления к построению на основе системного подхода теории деятельности и развертывание ОДИ.
- Конкретные методологические программы развития сфер деятельности (в психологии, семиотике, педагогике, науковедении, дизайне) в целом были неудачны. На мой взгляд, слабость предложенных Щедровицким методологических программ научного развития проистекала, во-первых, из-за отсутствия заинтересованной кооперации с представителями перечисленных наук, во-вторых, недостаточного знания проблем, стоящих в этих науках, в-третьих, понимания Щедровицким целей методологии науки. На еще одно обстоятельство указывает А.А.Пузырей, анализируя программу развития психологии, которую Щедровицкий изложил в 1981 году (Щедровицкий Г.П. Методологическая организация сферы психологии // Вопросы методологии. 1997. N1-2). “Идея методологической организации психологии как сферы МД (мыследеятельности. - В.Р.), - пишет Пузырей, - не входит “ни в какие ворота” психологии... Причем - как это ни парадоксально! - не только в ворота собственно научной психологии, но также и так называемой практической... Методология “потонула” и “растворилась” в игровом движении, была поглощена и “подмята” им” (стр. 125-126).
Но естественно в творчестве Г.П.Щедровицкого была и другая линия, которую я оцениваю очень высоко: на обсуждение философских проблем, синтез логического и семиотического подходов, разработку особого типа исследования - методологического, схематизацию и рефлексию работы методологов, распредмечивание онтологических представлений, коллективные формы мышления, разработку целого ряда философско-гуманитарных проблем. К этой же линии относится и создание образцов методологической работы, которая, на мой взгляд, включает в себя следующее:
- оценку состояния в некоторой области мышления и знания как неудовлетворительных;
- “методологический поворот”, то есть переход от предметно-дисциплинарной позиции к методологической, от изучения объекта данной дисциплины к анализу “рефлексивных содержаний” (понятий, подходов, ситуаций развития, идеалов науки, типов знаний, основных дискурсов и способов мышления и прочее);
- перестройку рефлексивных содержаний на основе определенных стратегий (деятельностной, системно-структурной, гуманитарной и других);
- возвращение в предмет (“дисциплинарный поворот”), что предполагает создание первых образцов новых понятий и способов познания;
- проведение методологических исследований с целью прояснения природы рефлексивных содержаний, а также приемов и стратегий их перестройки;
- изучение мышления, деятельности, науки, проектирования, коммуникации, культуры и других реалий, необходимых для методологической работы;
- совместная работа методологов со специалистами (учеными, педагогами, инженерами и т. д.), заинтересованными в методологической поддержке и обслуживании.
К сожалению, по отношению к специалистам различных наук взгляды Щедровицкого развивались не в лучшем направлении. В статье 1967 г. “О специфических характеристиках логико-методологического исследования науки” (“Избранные труды”) Щедровицкий трактует функции методологии науки как ответ на запросы “ученых практиков” которые спрашивают у методолога “Что нужно сделать, чтобы проанализировать и описать “этот” объект или объект “определенного типа” или “Что нужно сделать, чтобы получить знание “определенного” типа о таких-то объектах” (стр. 351).
Другими словами, в середине 60-х годов Щедровицкий понимает свою дисциплину как “частную методологию”, считая, что методолог должен обслуживать ученого, отвечать на его вопросы, а не просто предписывать ему то, что придет на ум самому методологу. Позднее в 80-е годы Щедровицкий подвергает частную методологию науки острой критике, утверждая, что последняя вместо того, чтобы способствовать интеграции сферы научного мышления, “начинает воспроизводить ту разобщенность и обособленность, которая характерна для современных наук и профессиональных типов мышления” (там же, стр. 152).
Альтернативу частной методологии науки Щедровицкий видит в “развитии методологического мышления как универсальной формы мышления”, рефлексивно охватывающей все другие формы и типы мышления (стр. 152). При этом методолог вовсе не должен идти на поводу у ученого практика, а напротив, вести его за собой, поскольку именно методолог создает условия для развития мышления и деятельности не только ученых, но и всех остальных специалистов. Кроме того, развитие, по убеждению Щедровицкого, идет через реализацию личности новаторов, и только частично его стимулируют ответы на запросы потенциальных “потребителей”.
“Система методологической работы “создается и организуется отнюдь не для того, чтобы решать сегодняшние проблемы”, “система методологической работы создается для того, чтобы развивать все совокупной мышление и совокупную деятельность человечества”, было бы ошибкой думать, что напряжения и разрывы в деятельности или проблемы (то есть то, что раньше соответствовало вопросам ученых практиков. - В.Р.) однозначно определяют направления и способы их разрешения, или, в других словах, переходы к задачам”, “во многом задача определяется используемыми нами средствами, а средства всегда есть результат нашей “испорченности”, нашего индивидуального вклада в историю” (стр. 112).
“Осуществляется полный отказ от описания внешнего объекта. На передний план выходит рефлексия, а смысл идеи состоит в том, чтобы деятельно творить новый мыследеятельный мир и вовремя его фиксировать, - и это для того, чтобы снова творить и снова отражать, и чтобы снова более точно творить. Поэтому фактически идет не изучение внешнего объекта, а непрерывный анализ и осознание опыта своей работы” (Щедровицкий Г.П. Методологическая организация сферы психологии, стр. 124).
Здесь требуется разъяснение. По идее, и переход от предметной точки зрения к методологической и новый синтез рефлексивных содержаний (подходов, понятий, ситуаций в предмете, идеалов познания и пр.) предполагает анализ этих содержаний. Но если бы Г.П. Щедровицкий пошел этим путем, то во-первых, вряд ли в обозримые сроки решил интересующие его задачи, во-вторых, попал бы под огонь критики со стороны других исследователей этих реалий. Вот, что он, обсуждая данную проблему, пишет, например, по поводу рефлексии.
“Представления, накопленные в предшествующем развитии философии, связывают рефлексию, во-первых, с процессами производства новых смыслов, во-вторых, с процессами объективации смыслов в виде знаний, предметов и объектов деятельности, в-третьих, со специфическим функционированием а) знаний, б) предметов и в) объектов в практической деятельности. И, наверное, это еще не все. Но даже этого уже слишком много, чтобы пытаться непосредственно представить все в виде механизма или формального правила для конструирования и развертывания схем. Поэтому мы должны попытаться каким-то образом свести все эти моменты к более простым отношениям и механизмам, чтобы затем вывести их из последних и таким образом организовать все в единую систему” (Щедровицкий Г.П. Исходные представления и категориальные средства теории деятельности // Избранные труды, стр. 273).
Другими словами, Г.П. Щедровицкий решил не анализировать рефлексивные реалии (в данном случае знания, предметы, объекты и их функционирование, а также механизмы производства новых смыслов), а переопределить их в новом более простом и конструктивном языке. Что это за язык? Системного подхода (системно-структурный язык), в рамках которого теперь задается и деятельность.
“Исходное фундаментальное представление: деятельность - система” (там же, стр. 241).
Одновременно, чтобы обосновать этот ход он утверждает, что системный подход является всего лишь вариантом методологической работы.
“Область существования подлинно системных проблем и системных объектов - это область методологии” [10, с. 81].
“Системный подход в нынешней социокультурной ситуации может быть создан и будет эффективным только в том случае, если он будет включен в более общую и более широкую задачу создания и разработки средств методологического мышления и методологической работы” [11, с. 114].
Из работ Г.П. Щедровицкого мы знаем, что он создает свой вариант системно-структурного языка. При этом Щедровицкий утверждает, что источник не только этого языка, но и схем деятельности двоякий: с одной стороны, это опыт его собственной работы и его рефлексия, с другой - объективные законы деятельности и мышления. Оказывается, например, что рефлексия - это просто рефлексия Г.П. Щедровицкого и способы развития им деятельности; деятельность - это разнородные рефлексивные реалии, система и то, что обладает развитием; системно-структурные представления являются продуктами методологической работы, которая в свою очередь, ориентирована на развитие деятельности. Одновременно, рефлексия - это не только и не столько осознание своей деятельности методологом, сколько кооперация в деятельности и создание обеспечивающих ее организованностей материала (практической, методической, инженерной, научной и прочее). При этом Георгий Петрович склоняется к тому (смотри выше его обсуждение сферы психологии), что источником построения методологических схем является не внешняя для методолога реальность, а филиация его собственных представлений или, как он пишет, “средств”.
Известно, что Г.П. Щедровицкий не стал дожидаться исторического и социального подтверждения своей философии. Он решил создать структуры деятельности и мышления, соответствующие этой философии. В современной ретроспективе переход к оргдеятельностным играм выглядит вполне закономерным: если в обычных условиях, на территории той или иной дисциплины многие специалисты не хотели принимать методологические требования и нормы, то в игре их ставили в такие жесткие, искусственные условия, которые позволяли не только распредмечивать (размонтировать) сложившееся мышление специалистов, но и более или менее успешно вменять им методологические схемы и схемы деятельности.
Новая реальность вроде бы целиком лежала в рамках деятельностной онтологии и марксистски понимаемого социального действия. В свое время на методологическом конгрессе в Киеве Г.П.Щедровицкий сформулировал и соответствующее истолкование методологии - как сферы организации и управления мышления специалистов, против чего я, тогда, резко возражал. Пока методологам нужно было организовывать на основе методологических схем собственное мышление и деятельность или мышление сочувствующих методологии предметников-специалистов, все более или менее получалось, хотя все равно были проблемы.
Но переход в ОДИ к организации и нормированию мышления других специалистов или попытки организовать с помощью ОДИ социальные процессы - обозначило границу и предел так понимаемой методологии. Впрочем, Сергей Попов, ученик Щедровицкого, как видно из его последних статей в “КЕНТАВРЕ”, оценивает ситуацию по-другому: он думает, что надо идти дальше - к социальной инженерии. Контртезис может звучать так: не дело методологии заниматься социальной инженерией, но способствовать вместе с социальными инженерами развитию мышления в этой области можно и нужно. Другой контртезис такой: методологи не могли проиграть перестройку, поскольку этим никогда не занимались, а востребованы они были всегда, только не в качестве социальных инженеров, а именно как методологи.
Правда, Вячеслав Марача обратил мое внимание на то, что нужно различать два типа методологической практики: одна как в методологии науки, другая является органическим моментом социальной инженерии в разных ее вариантах. Если в первой практике позиция методолога достаточно обособлена, причем последний работает с существующими в дисциплине (науке, проектировании, педагогике и т. д.) проблемами и другими затруднениями в мышлении, то вторая методологическая практика помимо работы с мыслительными и рефлексивными содержаниями имеет дело с разными другими видами работ, например, выстраиваем политики и практической организацией. Важно, что в практике второго типа собственно методологическая и социально-инженерная работа смыкаются. Думаю, что в целом это верно, для этого случая, действительно, установка методолога на социальную инженерию проходит. Но и здесь методолог должен удерживать свою специфическую методологическую позицию (ее особенности необходимо обсуждать), в противном случае он потеряет почву как специалист-методолог и превратится в социального инженера.
Итак, я постарался объяснить, почему, на мой взгляд, необходимо развести методологию и конкретный вариант методологии, предложенный Георгием Петровичем Щедровицким. Когда-то мышление по образному выражению Щедровицкого “село на него”; в результате оно сумело на таком потрясающем мустанге не только домчаться до “методологической конюшни”, но и затем основательно заблудиться в пустыне. Сегодня, если методологическое мышление хочет продолжить свой путь, нужно поменять лошадей. Однако, если кто-то из методологов намертво сросся с лошадью, то такой кентавр обречен вечно блуждать среди песчаных дюн, видя вместо оазисов методологические миражи.
С точки зрения правильно понятой методологии, нельзя согласиться и с тезисом Валерия Подороги, что методологическая школа умерла. Ведь научная школа - это не только фигура ее создателя или миф о нем, не только реальная история становления центральных идей, но и продолжение движения мысли (мышления) в определенном направлении, и частично влияние этого движения на других мыслителей. Методологический подход, способы и образцы методологической работы, представители методологии, коммуникация в сфере методологии - все это никуда не исчезло, а, следовательно, методологическая школа существует, живет. Другое дело, что сама методология понимается по-разному как отдельными методологами, так и работающими методологическими группами.
Другими словами, после смерти Учителя сложилась “методологическая культура”, в рамках которой методологическое разновидение и полемика столь же естественны и необходимы как дыхание у живого организма. Скажем, лично я как методолог с удовольствием работаю в двух группах: с тонким мыслителем, психологом и методологом Андреем Пузыреем и с такими прекрасными методологами как Геннадий Копылов, Людмила Карнозова, Володя Никитаев, Вячеслав Марача. И не всегда наши представления совпадают, и полемика бывает достаточно жесткая.
Теперь вопрос о власти мышления. Мои исследования показывают, что необходимо различать по меньшей мере - “властные намерения”, “коммуникативные формы власти”, основанные на общении и привлекательности идей, и “институциональные формы власти” (основанные на культуре, традиции или политико-правовой реальности). Например, Аристотель в “Метафизике” (М., 1934) пишет:
“Мир не хочет, чтобы им управляли плохо. Не хорошо многовластье: один да будет властитель” (стр. 217)
“И наиболее руководящей из всех наук, и в большей мере руководящей, чем всякая наука служебная, является благо и вообще наилучшее во всей природе” (стр. 21)
Для греческого общества, еще не принявшего правил и категорий, предложенных Аристотелем, или для сторонников других школ (Демокрит, Платон и др.) указанные заявления Аристотеля всего лишь властные намерения. Для членов аристотелевской академии, где авторитет Аристотеля был необычайно высок и все, что он говорил, было сверх убедительно, эти утверждения, действительно, являются властными и могут быть отнесены ко второму типу. Но когда впоследствии (лет так через сто, сто пятьдесят) аристотелевские правила и философия становятся нормой мышления - эти высказывания выступают уже как проявления институциональной власти.
Сходная ситуация, на мой взгляд, и с методологией. Для меня и других членов ММК в 60-е годы высказывания Георгия Петровича были властными в силу его авторитета, убедительной логики мышления, самой атмосферы и влияния, которые он создавал. Но для большинства философов и ученых за пределами кружка - это были не больше чем ничем не подкрепленные властные намерения. Чтобы методологические рекомендации и знания стали институциональной властью, много чего должно произойти, если произойдет вообще. Повальное увлечение в настоящее время “дискурсом власти” при не различении указанных типов, к сожалению, часто ведет к формированию представлений, что власть этот тот волшебный ключик, который откроет все эпистемологические и прагматические затворы.
Прошедшие юбилейные Чтения хороши уже хотя бы тем, что в процессе подготовки к ним были написаны весьма содержательные статьи, посвященные критическому осмыслению личности Георгия Петровича и программ, а также идей методологии. Я надеюсь, что эти статьи и сама дискуссия на Чтениях будут способствовать более адекватному самосознанию методологического сообщества, которое вместо того, чтобы настальгировать о прошлом, постарается уяснить специфику методологического подхода и мышления, будет работать над совершенствованием собственной культуры мышления, сориентируется на решение проблем частной методологии в области гуманитарных и социальных наук и практик. Если же оно бросится обслуживать власть и спасать Россию, то может быстро растерять даже ту культуру мышления, которая сложилась сегодня. Работать же в области методологии социальных наук, создавать методологические образцы мышления и сопровождения в процессе решения различных социально-инженерных (социально-гуманитарных) задач – не только возможно, но и необходимо.