eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

Реплика

А.А. Тюков

А.А. Тюков. Я выступаю здесь как единственный ортодоксальный представитель «общей теории деятельности», разработанной в рамках Московского методологического кружка. Может быть, молодые методологии и продолжают развивать теоретико-деятельностные представления, но это уже в схемах и конструкциях системомыследеятельностного подхода. На мой взгляд, «системомыследеятельность» — это языковой монстр, соединяющий огромное количество дисциплин, которые у нас разрабатывались как отдельные дисциплины.

Слушая сегодняшние доклады я вспомнил лекции М.К. Мамардашвили на факультете психологии МГУ, когда там, в это же время, Г.П. Щедровицкий читал свои лекции. Естественно, на доске у Георгия Петровича появлялись: «схема знакового замещения», «схема воспроизводства деятельности и трансляции культуры», «схема кооперативной организации деятельности», т.е. большое количество схем. Они читаются, интерпретируются; фактически, весь дискурс, все рассуждение — это чтение и интерпретация схем. А Мераб Константинович предупреждал: «Если вы что-то увидите на доске, какие-то черточки, то имейте в виду: это я, говоря, просто машу руками, и остаются следы, поскольку мел в руках есть; так что не обращайте внимания на то, что остается там на доске». Получается, что никаких схем в смысле графем, рисования образов, представлений у Мераба Константиновича вроде бы нет. Соответственно, как сегодня говорили в выступлениях, к категориям, которые он употребляет, не могут применяться такие слова, как «схема». Хотя, может быть, как подчеркивал В.М. Розин, не мешало бы начать с понятия схемы. Тем более, если вспомнить, что в ММК два года шли дискуссии по теме «понятия о понятии». Начать с понятия схемы, потому что может оказаться так, что каждый раз во всех сегодняшних выступлениях и внутри выступлений было употреблено огромное количество понятий схемы. Они употреблялись в разных значениях и в разных контекстах. Во всяком случае, это не просто свободные коннотативные ассоциации — у нас это сплошные двусмысленности и многосмысленности. Я подчеркиваю, что Георгий Петрович настаивал на том, что именно схема, введенная в методологию, позволяет исключить как можно больше двусмысленностей, и эти процедуры осуществляются в ее чтении и интерпретации.

Для нас, прежде всего для общей теории деятельности (Вадим Розин опять абсолютно прав), «схема замещения»[1] — это еще формула, это еще не схема в том виде, в каком она начинает употребляться в общей теории деятельности, т.е. с начала 60-х годов, когда серьезнейшим образом обсуждается проблема «Деятельность это процесс или структура?» Затем Виталий Дубровский говорит: «Нет, это и не процесс, и не структура; это — система». Система, а значит, и процесс, и структура, да еще и организованность материала. Тогда же возникает необходимость введения т.н. «второго представления о системе» у самого Г.П. Щедровицкого.

В общей теории деятельности схемы стали основной единицей дискурса, исследовательского и теоретического мышления. В мыслительном дискурсе схемы используются в своих различных функциях. Во-первых, в функции онтологических схем, представляющих объект и реальность «как-она-есть-на-самом-деле» (знаменитая «позиция Господа Бога»). Во-вторых, в функции организационной схемы, когда схема становилась нормативной структурой организации нашей ситуации взаимодействия на семинаре. В-третьих, схема как проект, как модель потребного будущего. Мысль еще не высказана, но она уже изображена; она не оформлена в языке понятий, но уже имеет формы, может быть, пока символические, т.е. еще не отработанные в знаке и вообще в той или иной семиотике. Наконец, следует отдельно обсуждать само содержание схемы, т.е. какие мы употребляли виды и типы структур. Ведь это же целая история! Сначала это формульные схемы: схема парралелизма, двойной формы, схема двойного знания, схема замещения, схема многих знаний в содержательно-генетической логике. Потом появляются онтологические и организационные схемы с «человечками-морковками», о чем я уже говорил. Но самое главное, какие там структуры. Схема воспроизводства деятельности и трансляции культуры[2]структурная схема, и требование особого чтения элементов и их связей. Никаких пространств там нет. Это, фактически, блок-схема, как в электротехнике. Вместе с тем схема акта деятельности[3], и, тем более, схема сферы деятельности, введенная Олегом Генисаретским, — это уже схемы морфологические. Это совершенно другой тип, где структурные описания, дают возможность морфологической интерпретации, которая, к тому же, может быть соотнесена с процессуальным описанием.

Итак, понятие схемы, процесс схематизации в дискурсе методологически организованного мышления, речемыслительной деятельности (это понятие появилось гораздо раньше, чем мыследеятельность, — 1973 г., Алма-Ата).

Мне кажется, что проблематизация сюжета «схемы и схематизации», вообще проблема семиотики в рамках методологии, — это первое. Схемы и схематизации в процессах интерпретации, понимания, чтения и разворачивания схем, т.е. проблема системно-структурной методологии в развитии содержательно-генетической логики («логике псевдогенеза»)[4] — это второе. Я не знаю, что говорилось о дисциплинах в методологии позже, в период реализации «СМД-подхода», — я не обращал на это специального внимания. Однако в 1978-м году эти проблемы были зафиксированы на одном из семинаров: «Теорию мышления мы запустили и не знаем, что с ней делать, к теории сознания мы еле-еле подбираемся, кое-какие мысли у нас есть по поводу рефлексии и ее механизма», и т.п. Главный тезис: у нас нет схем, т.е. нет тех схем, которые могли бы представить действительность обсуждения проблем в рамках выделенных методологических дисциплин.

Вместе с тем следует заметить, что за двадцать лет схем появилось достаточно много. С моей точки зрения, это схемы общей теории деятельности. Как нам эти новые авторские схемы интерпретировать в предметах методологии и соотносить с другими философскими доктринами – это и есть актуальнейшая проблема развития методологии школы ММК и Г.П.Щедровицкого.


[1]   См., например, «О строении атрибутивного знания» в: Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М.: Шк. Культ. Политики, 1995. — Прим. ред.

[2]   См., напр., «Об исходных принципах анализа проблемы обучения и развития» в: Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995. — Прим. ред.

[3] См., напр., «Исходные представления теории деятельности» в: Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995. — Прим. ред.

[4] См., напр., Тюков А.А. Методология современного психоанализа // Методологические концепции и школы в СССР. Новосибирск, 1992. 

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44