Я исхожу из того, что задача словаря – собрать картину обращения идей и продвижения разработок ММК в том виде, как это происходило в методологическом движении. Создание ее предполагает сбор автобиографических «историй» участников движения. Но, несмотря на индивидуально-биографический характер, большинство идей и разработок, которые я далее описываю, создавались в контексте коллективной работы и часто имели нескольких соавторов.

Двигаясь в жанре биографического самоотчета об использовании в моей работе разработок-представлений ММК, необходимо дать пояснения относительно значимых факторов.

В моей ситуации использование (во всяком случае, сознательное) разработок\представлений было обусловлено прохождением именно специального образовательного проекта – Школы культурной политики.

Дело в том, что я стал вхож в сообщество, называющее себя методологическим, и сориентировался на него, начиная с 1984-85 гг. В это время я был студентом МФТИ, мне было 19 лет, за плечами у меня не было никакой профессиональной школы и тем более идентичности. Включиться в образовательные проекты «от методологии» было невозможно, потому что в то время их не было. Вторничные семинары Г.П. Щедровицкого, которые проходили на квартире С.Б. Поливановой, были, так сказать, «в фазе заката», и сколько-нибудь определенное и, самое главное, рабочее участие в них (наличие своей темы из программы семинара, регулярные выступления на семинаре) были для меня не возможны.

Участие игротехником в программе, разворачивающейся усилиями С. Попова и П. Щедровицкого (см. С.В. Попов. Отдельные главы из истории игротехнической группы в методологическом проекте «ОДИ». Вопросы методологии, № 1-2, 1994), компенсировало отсутствие образовательного процесса и дало чрезвычайно много, но то, что было понято и усвоено, концентрировалось на ограниченной функции игротехника, работающего с игровой группой. Пример этого типа содержания представлен в «Игротехническом букваре» Юры Пахомова (он опрашивал – наверное, это 1989-90 гг. – игротехников, в их числе и я давал ему интервью, о навыках и представлениях, которые они использовали в ходе ОДИ). Получалось, что методологический тип мысли и действия, представленный в играх, стал узнаваемым и привлекательным, но реальное деятельностное усвоение содержания – средств, понятий, навыков, было связано с другим – с работой игротехника. Поэтому не удивительно, что в целом этот период не сформировал в моем случае ядра систематического образования.

В этот период у меня сложилась и «ориентация на мышление», и его опыт. Под опытом мышления я подразумеваю опыт ритма движения в знаках и схемах, движения, производящего схемы и оформленного в них вИдения, имея в виду и видение объекта, и видение деятельности (с объектом). Мышление переживалось как «сдвиг» «мира». Производить такой «сдвиг» – это что-то более сильное, чем наркотик, и более «чистое», чем наркомания. Вместе с тем это мыслительное движение и переживание, очевидно, отвечало психологической потребности – оно подтверждало мою причастность методологическому сообществу с его ценностью мышления (методологических прорывов в технологиях мышления).

Из своих первых опытов использования и продвижения методологических представлений укажу на два. Первый был связан с освоением методологического мышления и методологической работы в области разработки понятий. Я сделал пробы в разработке понятий права и гражданского общества (М. Флямер. Понятие права в либеральной мысли \\ Вопросы методологии № 1-2, 1996 и Социальное партнерство. Заметки о формировании гражданского общества; совм. с М. Либоракиной и В. Якимцом, Москва, 1996). Эти разработки опирались на мыследеятельностный (МД) этап работ ММК, связанных с переопределением способов понятийной работы. Такое переопределение ставило методологическое понятие в связь с осуществлением (в ситуации) понимания и рефлексии, которые уже берутся в МД статусе – как акты, являющиеся конституирующими для самого плана или пласта совместной деятельности, или коллективной, МД.

С другой стороны, я участвовал в становлении сектора гражданской самоорганизации и создания общественных объединений, для меня важно было обосновать подобный способ самоопределения в сегодняшней России, связав его с более общей картиной социальных и общественно-политических процессов. Наиболее важные работы, подготовленные в этот период – разработка представления об «общественной инициативе» (см. Общественная инициатива: от дружеского круга к институциональному проекту \\ в сб. «Куда идет Россия?.. Кризис институциональных систем / Под общ. ред. Т.И. Заславской. – М.: Дело, 1999) и «социальной технологии». Эти представления получили распространение именно в функции поддержки ориентации и самоопределения участников этого общественного образования (третий сектор).

Соединение этих разработок (онтологической и организационных частей) ориентировало меня на создание общественной организации, которая и была учреждена в 1996 г. (см. далее о Центре «Судебно-правовая реформа»).

Моя ситуация полностью изменилась вместе c вхождением в группу, объединенную интересом к предметной области права и правосудия и желанием действовать через участие в судебной реформе и сопутствующих общественных изменений. В 1992 г. на совещании по знакотехнике в Светлогорске я познакомился с Людмилой Карнозовой. Позже, в 93-м, она пригласила меня участвовать в методологическом семинаре по проблемам судебной реформы при Государственном правовом управлении Администрации Президента РФ.

В 1996-97 гг. некоторые участники этого семинара вошли в команду Центра «Судебно-правовая реформа» (www.sprc.ru) – Рустем Максудов и Людмила Карнозова.

Оценивая ситуацию собственной (и моих коллег) работы в 1997-2001 гг., я определил бы ее как ситуацию, в который был реализован проектный подход (т.е. организовано проектное мышление и осуществлен ряд его реализаций в деятельности).

Мы определяли свою работу как реализующую дух гуманитарно-критических и социально-критических установок, характерный для мирового движения за восстановительное правосудие (restorative justice), и считали себя представителями этого движения в России. Его наличие, нацеленное на пересмотр карательной парадигмы уголовной юстиции и дисциплинарных практик, основанных на клеймении и наказании, придавало смысл работе по разработке восстановительного способа разрешения криминальных и конфликтных ситуаций.

Безусловно, что вне представлений разработанных в ММК – представлений о системном подходе и онтологии деятельности, о «движении» и проектировании – не возникло бы самого этого понимания.

Важным ресурсом моей работы в этой ситуации стало использование системного подхода в анализе деятельности. (Например, в лекционном курсе, прочитанном в Артеке в 90-м году, П.Г. Щедровицкий вводил высшие формы этого анализа, вплоть до метода организованностного анализа.). Речь идет об опоре на представления из системодеятельностного подхода – о способе деятельности и схемы акта деятельности. (См. Г.П. Щедровицкий. Типология ситуаций проведения изысканий \\ Программирование научных исследований и разработок / Из архива Г.П. Щедровицкого. Т.1, М.,1999.) Эта схема при ее отнесении к ситуациям деятельности может прочитываться как схема рефлексивных состояний и семиотического аспекта ситуации деятельности. То есть, когда человек нечто делает, он это соотносит и с последующим действием, и с образом конечного результата, и с теми знаниями, которые ему позволяют этот образ сформировать, и, которые, таким образом, влияют на целеполагание. Подобная интерпретация позволяла класть схему акта в основу разработки новой позиции, ориентированной на разрешение криминальных и конфликтных ситуаций – ведущего восстановительных программ, программ по заглаживанию вреда и т.п.

Поскольку деятельность ведущего при этом понималась как определяемая восстановительным способом, то вопрос реализации ценностей и гуманитарно-критических установок восстановительного правосудия переводился в вопрос разработки способа деятельности и соответствующего употребления мышления. Поэтому схема акта деятельности в проектировании была важна в другой функции – как организованность мышления и функционально-деятельностная схема. Как основа режима распредмечивания и перепредмечивания различного типа знаний, смыслов и представлений через функционально-деятельностные схемы. (В качестве материала этой работы брались социологические, психологические, исторические и др. исследования и разработки актуальные в движении за восстановительное правосудие.)

Разработка восстановительного способа реагирования на конфликтные и криминальные ситуации лежала в основе проектирования, поскольку проектирование во многом есть создание организованности (в данном случае, конкретного способа), которая создается для ее управляемого «включения» в системы деятельности. Причем она должна обладать в данном контексте проектной силой – силой влияния на процессы деятельности, достигаемой за счет «морфологизации». Такую организованность и следует назвать проектом (проектной основой; интерпретация проекта и проектирования, предложенная П.Г. Щедровицким).

Центр СПР осуществил работу по созданию частных реализаций проекта в нескольких разных контекстах: применительно к работе правоохранительных органов общей юстиции, к методическим и законодательным разработкам юстиции по делам несовершеннолетних, к выстраиванию воспитательного пространства школы, к реформе Комиссии по делам несовершеннолетних, в связи с проблемой социального сиротства и др.

Так были реализованы понятия об «общественной инициативе» и «социальной технологии» в работе организаций третьего сектора, но оказалось, что их совершенно недостаточно для реализации миссии Центра СПР – восстановительной переориентации уголовного правосудия. Фактически начиная с 2002 г. коллектив Центра вышел на пересмотр своей работы в связи с проблемой выстраивания пространства управления развитием, захватывающим такие «макропредметы», как: формирование общественных элит; городская политика в области социализации; профессионально-цеховые программы деятельности юридических школ; технологии работы правоохранительных органов; политическая практика, реализуемая в уголовном правосудии; работа органов государственного управления разных уровней и др. (ссылки можно найти в списке литературы).

Таким образом, для продолжения моей деятельности стали важны вопросы о методологическом самоопределении (как ценностные ориентиры сторонника гуманитарно-психологической практики соотносятся с методологической практикой регулируемой идеей развития?); об изменении основы социального действия (что означит статус общественной организации Центра СПР?). Также мне важно вернуться к общеметодологическим вопросам – описанию развития как объекта на основе деятельностных онтологий, использование МД представлений в построении процессов развития практик и др.

 

Основные публикации:

— М. Флямер, «Право в антропологическом горизонте». В кн. Судебная реформа: Юридический профессионализм и проблема юридического образования. Москва, 1995

— Программы примирения в России: технология и действующие лица. (в соавт. с Р. Максудовым)//в книге Зер Х. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание. М. Центр «Судебно-правовая реформа». 1998.

— М. Флямер, Реформы в уголовном правосудии и перспективы восстановления «социальной культуры» в России, в сборнике «Развитие правосудия по делам несовершеннолетних», М.:МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 1999.

— М. Флямер, Развитие общественных инициатив в сфере уголовной юстиции \\Эффект присутствия, № 3-4 (9-10), 1999.

— «Восстановительное правосудие: идеи и перспективы для России» (в соавт. с Л. Карнозовой, Р. Максудовым) \\Российская Юстиция, №11, 2000.

— М. Флямер, «Социальные технологии как лозунг момента (Заметки о пермской Ярмарке 2000 г.)». http://prometa.ru/archive/csi/2/4

— Восстановительное правосудие для несовершеннолетних и социальная работа Учебное пособие. Под редакцией кандидата психологических наук Л.М. Карнозовой\\ Москва, 2001.

— Восстановительное правосудие в школах. Вестник восстановительной юстиции, № 4, 2002.

— Р. Максудов, М. Флямер, Л. Карнозова «Восстановительное правосудие, ресоциализация и городская политика»/; Под ред. Р.Р. Максудова. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2002.

— Рабочая книга проекта «Социальный капитал России». Выпуск 1. «Качество профилактических систем и восстановительные программы: от пилотных проектов к масштабной практике» Под общ. ред. С.В. Галушкина, Москва МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2003.