Почти 40 лет прожила в блаженном неведении – без СМД методологии и Игры. В личном активе имелось две с половиной профессии (инженер-экономист и социолог), не разрешившаяся диссертацией аспирантура, должность старшего научного сотрудника и опыт руководства НИСовскими темами в ВУЗе.

Главный настрой накануне События весьма напоминал, говоря уже языком методологического «плаката», проблемную ситуацию, и определялся сверлящим вопросом: «Что нужно сделать, чтобы то, что ты делаешь, было нужно».

В период и на фоне «сверлящего вопроса» состоялись две, определившие дальнейшее развитие событий, встречи – c Юрой Котляревским и Колей Андрейченко.

Благодаря первой я узнала о Щедровицком и его семинарах в Институте нефти и газа им. Губкина. Очень образно, выразительно и по-одесски, с юмором мне был представлен персоналий губкинских семинаров, в т.ч. и сам Георгий Петрович. И когда я, трепеща, вошла в аудиторию семинара во время одной из частых в то время командировок в Москву, я поняла, что хорошо подготовлена. Тогда я не решилась представиться ведущему и так и не спросила потом ГП, заметил ли он «новенькую».

Помню два удивления: количество магнитофонов (примерно равное числу людей) и глубокие, бесстрашные размышления на «горячие» темы в открытую. Потом я поняла, что это была моя первая встреча со Свободой. Был конец 1986 года.

Через полгода, во второй встрече я узнала про Игру из уст «живого участника». Правда, в основном в междометиях и восклицаниях, но это еще больше заинтриговало. Но главное выяснилось, что Игра едет в Одессу! (что ко мне, сомнений не было) и, о чудо! – по теме «в тему»: «вузовская наука».

С этой встречи с игрой в сентябре 87-го все и закрутилось! То ли Игра, как летающая тарелка с небожителями-методологами и игротехниками, унесла меня в космические дали, то ли я, как комета, ворвалась в нее! Существуют свидетельства обеих версий. Но одно переживание было абсолютным – возвращение в Семью!

Потом было личное (!) приглашение от Георгия Петровича на игру на КАМАЗе, и профком моего института под каким-то гипнозом финансировал эту поездку. А когда я летела в Набережные Челны, было ощущение, что это я – самолет.

Одно из самых ярких воспоминаний о той игре на КАМАЗе – щемяще-тоскливое чувство «отрывания» от всего привычного и милого сердцу и стремительный «улёт» в холодные космические дали.

Только недавно, спустя 18 лет, я смогла обьективировать этот опыт, наткнувшись в тексте Сергея О.Прокофьева «Кругооборот года как путь посвящения» на описание опыта «испытания одиночеством». Это настолько совпало с пережитым мною на КАМАЗе, что я приведу как присвоенность цитату из текста:

«Это “космическое чувство одиночества” Р. Штайнер описывает так: “С одной стороны, человек переживает грандиозность мира идей… с другой стороны – глубочайшую горечь от сознания того, что он должен отделиться от пространства и времени, если он хочет пребывать со своими идеями и понятиями. Одиночество! Это переживание ледяного холода. Далее человеку открывается, что теперь мир идей как бы стянулся в одну точку, как бы точку этого одиночества!.. Затем наступает переживание до бесконечности увеличенных всех сомнений в бытии»…

Эта эпоха длилась более шести лет – шесть лет в мире мыследеятельности как в предельной рамке бытия с абсолютной убежденностью, что Игра – это Жизнь, а все остальное – фантом, следовательно – несущественно.

Игры, съезды, семинары, две «неплохие» статьи (по инженерии и пониманию), не ставшие тогда Темой, вторая несостоявшаяся диссертация (несмотря на напор ГП и деятельное участие Володи Никитина) и вирус проектирования в образовании. Таких проектных попыток было две.

Примерно в 1991-92 гг. в Одессе началось активное обсуждение проекта под названием «Сфера-колледж». В этом проекте активно участвовали Ира Косенко, Петр Петрович Мамонтов, Андрей Артюшенко (впоследствии успешный бизнесмен, а тогда один из директоров второго после Артека пионерлагеря «Молодая гвардия», на чьей базе планировалось развернуть проект) и Коля Андрейченко, которого вскоре ГП «умыкнул» в Тольятти на «методологическую стройку века» – создание Лицея, а впоследствии Академии бизнеса и банковского дела (сейчас Академия управления с уже Николаем Федоровичем Андрейченко в качестве проректора).

Идея «Cферы-колледжа» заключалась в образовании и подготовке универсалов в духе понятия «универсум», которые «могут все»: аутентичных преемников духа Методологии, которая, как известно, первой заявила устами ГП о своем всемогуществе.

Тогда мы не получили «продукта» – из-за внешних, как нам казалось, причин. Но, глядя назад из сегодняшнего дня, понимаю, что это был «преждевременный проект». Возможно, его время наступает только сейчас.

Вторая попытка (плоды) – это уже другая, более поздняя история – за границами СМД мира.

Переживаю этот период не понятийно, а бытийно – как огурец, который попал в банку с рассолом и с неизбежностью просолился. Теперь может безошибочно распознать своего собрата по духу, по судьбе.

Общечеловеческими деяниями Методологии считаю:

— предъявление образцов Мышления и Деятельности как нормы действительного переживания мира;

— попытку перехода от системных представлений к сферным;

— принцип самоопределения как принцип свободы.

Per aspera к свободе. 1993-96 гг. – опрокинутость («кинутость») в бытие. История отвергнутых жизнью наивных попыток непосредственного, т.е. непроцедурного ее «оплодотворения» методом. И – как искупление, встреча в начале 1996 г. с антропософией, сперва мною категорически не воспринятой.

Помню, как мы с Женей Запоточным, облаченные в методологические доспехи, проводили в Одессе что-то вроде проектной сессии, инициированной вальдорфской школой по теме «Создание площадки для педагогических коммуникаций». Мы мобилизовали тогда всю одесско-запорожскую «методологическую колонию». Пригласившая сторона тоже выставила крепкую команду. И хотя порой было непонятно, кто мы – сотрудники или непримиримые оппозиционеры, все же это был прецедент – попытка понимания и продуктивного сотрудничества методологов и антропософов! Там же судьба свела меня с Игорем Фишманом (тоже сперва категорически не воспринятым). Несколько месяцев спустя Игорь, я и группа поддержки начали следующий в моей жизни образовательный проект, на этот раз, хоть и в ежегодных муках возрождения, но все же осуществленный.

Три последующих года борьбы «за место под солнцем» для действующей школы помогли мне понять, что образовательный проект – это, в первую очередь, проект образования самих проектировщиков.

Далее – тернии в постижении сущностной педагогики, до современного уровня которой так и не может подняться нынешняя вальдорфская школа, предавшая забвению Дух и Букву антропософии, т.е. метод, отвергнувшая мышление и, как следствие, заблудившаяся в частоколе методик.

Одновременно из рефлексивного сопоставления двух содержаний – антропософии и методологии возникает синтез этих двух духовных потоков – методософия. В силовом поле этого синтеза снова начинает звучать Игра – теперь уже как Канон процедур, как инструмент преодоления трансцендентности Бытия и Мышления, инструмент органичного взаимообмена и взаимодействия мира причин и сего мира.

Рискну утверждать, что пока в этом мире мыслил и действовал ГП, такой проблемы не существовало, поскольку он сам был Причина.

Теперь Госпожа Игра принимает эстафету Традиции и говорит: «Игра может всё»!

Все о настоящем. Социальный статус – свободный радикал. Профессиональный статус – подмастерье Игры. Место работы – везде, куда зовут. А зовут в Киев, Херсон, Таллинн, Вильнюс, Петербург и еще кой куда. Действую в команде, а как же иначе – без команды мне не жить. Вопрос о должности решается каждый раз, как в первый – в муках самоопределения, на разрыве между должно и невозможно.

Невозможно не сказать. Сакраментальный вопрос «О remonte методологии», поставленный Петром Щедровицким на Юбилейных Чтениях-2005, не вполне, на мой взгляд, адекватно отражает суть ситуации в Методологии и Сообществе. Как бы ни был озвучен «основной вопрос методологии», он не будет разрешен, если открытость и действительное создание пространства для других, иных и чужих не перешибет хребет правящему снобизму и отсутствию какого-либо интереса к этим самым другим, иным и чужим.

Другая жизнь и берег дальний. Знаковое имя этой, другой жизни – проект PLAY-ARTe.

Как Жизнью наполнить Игру – эта задача, по существу, организационно и процедурно решена. Но как Игрой оплодотворить Жизнь? Как органично и технично преодолеть Рубикон от успеха в Игре к успеху в Жизни? Как научиться самой и научить других, не только играть в жизнь, но и жить играючи? Замысел PLAY-ARTe – создание таких социальных полотен, которые запечатлевают феноменальный процесс достижения обеих целей. Фиксация подобного опыта обеспечивает возможность построения новых практик – школы освоения принципа «Игра – как Жизнь. Жизнь – как Игра».

Событие PLAY-ARTe можно рассматривать как следующий шаг в развитии СМД методологии и Игры – как выход из пространства мыследеятельности в поле мыследействования.

И это – моя жизнь и моя игра.