С методологией я познакомился в 1991 г., когда после окончания астрономического отделения физфака Одесского университета вернулся домой в Великий Новгород и начал преподавать в пединституте. Еще в университете я интересовался основаниями бытия, хотел разобраться, как все устроено и почему так. С этой целью зарылся в философскую литературу и грыз ее в свое удовольствие.

Но грызть ее было скучновато, да и определенности больше не становилось. Поэтому когда встретил в институте свою однокашницу, которая на невинный вопрос: «Чем занимаешься?» стала мне «заливать» про деятельность, рефлексию, мышление и прочие методологические прибабахи, я не остался глух к ее восклицаниям и пришел на методологический семинар. Руководил им А.А. Смирнов, который уже несколько лет учился у О.С. Анисимова. К тому времени Великий Новгород, как я уже сейчас понимаю, был одним из развитых в методологическом отношении региональных центров. На семинаре и вне его было много активных участников методологического движения, на них можно было посмотреть, а кого-то нелишне и послушать. Обсуждаемые темы были во многом мне близки по содержанию, но больше всего привлекала устремленность на поиск определенности в тех вопросах, в которых, как я уже убедился, в традиционных подходах определенности было не доискаться. Да и люди попались хорошие.

Именно то, что на этапе знакомства с методологией люди попались хорошие, представляется немаловажным для моего вхождения в методологию. Вообще, школа Олега Сергеевича отличается от школ, образовавшихся вокруг других участников ММК, бОльшим уровнем корректности взаимодействия и в коммуникативном, и в личностном планах.

Вскоре у нас на физфаке пединститута собралась инициативная группа преподавателей, которая более интенсивно, чем другие, начала осваивать методологию. Мы занимались и сами, и вовлекали в свои занятия студентов. Методологическая культура, конечно же, меня ошеломила, т.к. она перпендикулярна традиционному сознанию и традиционному способу интеллектуальной деятельности. Это я понял, когда попытался объяснить своим знакомым, людям весьма не глупым, чему же уделяю так много внимания и времени. Рассказываешь им что-то про мышление, а в ответ получаешь изумленный вопрос: «ты что, мыслить не умеешь?», и правдивый ответ на него: «не умею!» вызывает у всех желание поскорее закончить с тобой душещипательную беседу и начать душеспасительную.

Вскоре удалось познакомиться и со своим «большим» учителем – Анисимовым. В 1993 г. под его руководством началась серия трехнедельных игромодельных событий (модулей) в Москве. Как мне тогда показалось, мы друг другу сразу не понравились. Мне он не понравился тем, что в его консультациях я не понимал не только то, что он говорит, но и в какой области человеческих знаний находится все то, о чем он говорит. Чем я ему не понравился, не знаю, но игротехническая команда по итогам первого модуля заключила, что к методологии я малопригоден, поэтому она не будет тратить на меня свое драгоценное время. Это меня практически не расстроило, хотя Смирнов, который вывез меня на модуль, кажется, опечалился.

В следующие полтора года случилось несколько поворотных событий в моей жизни. Повторяя у себя в регионе на студентах, преподавателях и самом себе то, что мы проходили в Москве, я начал понемногу понимать то, о чем Анисимов так замысловато выражался. Это привело к осознанию полной своей депрофессионализации по деятельностным методологическим критериям. Возникла необходимость полностью перестроить практически все, чему тебя научили в университете, потому что все было проблематизировано мягко, но уверенно: мировоззрение, система профессиональных знаний, способы размышления, коммуникации, работы, учебы.

Тогда во всей стране окончательно оформился духовно-финансовый кризис, когда денег не платят, а зачем их зарабатывать, еще не понятно. Поэтому перспективы базовой профессии были безрадостны, все разваливалось или готовилось развалиться, и восстанавливать свое профессиональное самоуважение в прежних рамках большого смысла не имело, а я был относительно молод и полностью свободен от обязательств. Этот же кризис ударил и по ММПК* – время повального увлечения играми закончилось вместе с плановой экономикой. Новые экономические реалии потребовали кардинальных пересамоопределений, и прежняя игротехническая команда стала стремительно рассасываться по бизнес-полям и весям. Наконец, благодаря поддержке активной сторонницы методологического движения из областной администрации Н. Ильиной, появилась возможность уйти в аспирантуру к Анисимову на кафедру акмеологии Российской академии госслужбы при Президенте РФ.

И я пошел, а он меня взял. Или он взял, а я пошел. И как-то не важно было, что это аспирантура по психологии, и пришлось входить в новый для меня гуманитарный способ познания и новые предметные области. Полученные к тому времени в методологических событиях навыки самоорганизации помогли это сделать без особых напряжений. Здесь важно было то, что я получил возможность в течение 3-х лет сосредоточиться на освоении методологии, особо не заботясь о своем финансовом обеспечении. Тогда еще спорадически возникали заказы на игры, поэтому удалось поработать игротехником, причем как в играх культурного типа: ОДИ-ОМИ**, так и в играх коммерческого типа.

Про диссертацию я особенно распространяться не буду. Потому что хотя сделал ее по психологической теме, по возможности приближенной к методологической, и успешно защитил ее, не она была главной в этом периоде моей жизни. Тем более что с определенного уровня развития методологических способностей интеллектуальные разработки перестали быть для меня значительной проблемой. Однако я столкнулся с другой проблемой –представления и продвижения интеллектуального продукта, созданного по критериям, близким к методологическим, в сообществе, которое руководствуется другими основаниями и исповедует другие ценности. В самой защите диссертации эту проблему я преодолел сравнительно легко благодаря научному руководителю, а также советам и поддержке еще одного давнего участника ММК И.Н. Семенова.

Именно с этой поры акцент на актуальную востребованность методологических разработок, придание им практического и даже прагматического характера стало для меня ведущим в моем методологическом самоопределении.

Обозрев состояние методологического движения, я понял, что, несмотря на значительный объем и принципиальную важность методологических разработок, их значимость для широкого научного сообщества остается крайне низкой. Кроме того, благодаря стратегии тотальной (иногда безудержной) проблематизации традиционных интеллектуальных практик, которая господствовала в 1980-90-е гг., у методологов был сформирован широко известный, но скандальный имидж. Даже когда методология была на подъеме, она так и не смогла институализироваться до профессионального уровня, поэтому такой признанной обществом профессии в настоящее время не существует. Почему ни Г.П. Щедровицкий, ни другие члены ММК, в том числе мой учитель О.С. Анисимов, в свое время не уделяли должного внимания организационному строительству и социализации самой методологии (своего направления в методологии), для меня остается непонятным, хотя, по всем оценкам, у них для этого были реальные возможности и потенциал. Объяснение я нахожу в личностных особенностях участников, но с точки зрения заявляемой методологами миссии и идеологии ММК и ММПК отсутствие организационных оформлений методологии все же вызывает недоумение.

В настоящее время она продолжает оставаться в клубном варианте своего бытия, потенциал которого задавался социально-экономическими особенностями советского периода, а в рыночных условиях он уже неспособен поднять методологические разработки на ту высоту, на которой они находились до перестройки. Методологи еще остались, а методологии уже нет. Мне, например, так и не удалось нигде наблюдать «настоящую» методологическую дискуссию, о которой я так много слышал от всех участников ММК. Чтения, посвященные памяти Г.П. Щедровицкого, по-моему, давно уже превратились из методологического события в социальное, как место и время общения бывших членов кружка. Прошлое я там еще наблюдаю, а будущего уже давно не вижу.

Таково мое понимание ситуации, в которой мне приходилось после аспирантуры и приходится сейчас выстраивать свой дальнейший профессиональный путь, связанный с методологией.

Свое место я нахожу в практическом применении методологических знаний и техник в интеллектуальной практике именно на том уровне развития, на котором она находится. Чтобы методология жила здесь и сейчас, и завтра, а не осталась только в памяти историков как экзотический интеллектуальный феномен, необходимо демонстрировать и саму возможность эффективного применения корпуса методологических средств, и разработку их более конкретных «аналогов», полезность которых признается традиционными интеллектуальными практиками.

Сначала я пытался это делать изнутри методологии, вернее, изнутри той школы методологии, к которой принадлежу. Я перепробовал много различных приемов, даже пытался порождать более популярные методологические тексты, но методологические средства от этого популярнее все равно не становились. Были попытки ядра нашей школы организационно наладить профессиональную жизнь по методологическим критериям, создав что-то типа консультационного бюро с руководящим участием О.С. Анисимова. Однако несгибаемая фундаментальная приверженность учителя чистоте методологической мысли, его культурно-значимое отношение к традиционным заказам и наша общая нелюбовь к выполнению простых, нудных и неинтересных организационных действий сделали такую совместную деятельность нецелесообразной. В общем, после неудачных попыток привести методологию к практике я решил впасть в какую-нибудь интеллектуальную практику и привести ее к методологии. Поэтому занялся сначала политическим консалтингом, а потом и аналитикой в коммуникативных сферах деятельности. И тружусь там поныне, реализуя в меру обстоятельств свой замысел.

С точки зрения сохранения методологического движения, его достижений, по моей оценке, необходимо бороться за включение методологии как самостоятельной профильной дисциплины в существующую практику университетского образования. Говорю про это, несмотря на активные дискуссии в эпоху ММК и преобладающее мнение о невозможности готовить методологов в регулярном учебном процессе. Наладить трансляцию методологической культуры в рамках традиционного образования, конечно же, вряд ли удастся, но трансляция методологических знаний, наработанных кружком, может быть достаточно эффективной – говорю так по опыту собственных педагогических усилий. С этой точки зрения я положительно отношусь к усилиям тех лидеров ММК, которые пытаются в различных формах налаживать трансляцию методологических знаний и методологической культуры. Приятно сознавать, что существует ШКП Петра Щедровицкого, образовательные усилия группы Юрия Громыко по конструированию метапредметов, кружки вокруг других методологов. Особого внимания в этом заслуживает опыт Олега Сергеевича: выработанные им педагогические схемы апробированы на моделях последипломного образования, они показали свою эффективность в рамках модели непрерывного образования участников традиционных интеллектуальных практик и традиционного образовательного процесса.

Однако всего этого недостаточно. Для гарантированного воспроизводства необходимо включение методологии в университетское образование на уровне обязательных учебных программ и курсов. Но в этом вопросе я могу только призывать мэтров методологии и всех, кто имеет соответствующий авторитет, направить усилия на решение этого организационного вопроса, т.к. моего статуса для участия в этом процессе пока недостаточно. А очень хочется, чтобы потенциал методологии был востребован и полноценно реализован.

Кандидат психологических наук, ведущий аналитик Коммуникационной группы «Актив-Медиа» (Москва).

*   Московский методолого-педагогический кружок О.С. Анисимова

** Организационно-мыслительные игры О.С. Анисимова