Шла весна 1988 года. На улице ярко светило солнце. Звенела капель. Мне только что исполнилось 40 лет. За спиной был престижный Новосибирский университет, который я окончил в 71-м по модной тогда специальности «экономическая кибернетика». Была уже давно защищена кандидатская диссертация. Меня приняли в партию и назначили завлабом. Причем, лабораторию разрешили создать из друзей, как и я – фанатиков от науки. В стране во всю бушевал «ветер перемен». Жизнь казалась полностью состоявшейся, и ничто не предвещало того, что со мной стряслось буквально через месяц.

Я сидел в своем кабинете и «вымучивал» текст «Концепции развития города Иркутска на период до 2000 г.». Это был важный заказ горисполкома. Начальство постоянно интересовалось, когда же, наконец, проект Концепции можно будет обсудить «широкой общественностью» и официально утвердить. Но текст, как назло, не получался. Чем дольше я и мои друзья-коллеги сидели над ним, тем больше возникало вопросов: Что такое город? Что значит его развитие? Чем концепция отличается от других документов? И т.д., и т.п.

Вдруг в дверь моего кабинета постучались. Вошел молодой человек. Представился: Марк Меерович, иркутский архитектор. Сказал, что слышал о работе над Концепцией и хотел бы помочь в ее создании. Я спросил: «Чем?» Ответ был совершенно неожиданным: съездить на оргдеятельностную игру в Набережные Челны, которая должна состояться через неделю как раз по интересующей меня тематике. И сказал, что проводить мероприятие будет сам Г.П. Щедровицкий. Это имя я слышал впервые. Оно мне ни о чем не говорило, но я заинтересовался предложением. Меерович вручил мне пригласительный билет на игру и ушел. С командировками в то время проблем не было. Так я попал на первую в своей жизни ОДИ.

Помню в деталях свою встречу (точнее, стычку) с Георгием Петровичем в первый же день игры. Он делал установочный доклад и то, что говорил, никак не совмещалось с моими представлениями: якобы, главная проблема страны вовсе не во введении рыночных отношений; что для развития Набережных Челнов (как и других городов) нужно, прежде всего, мышление, а не деньги; и т.д. и т.п. Я сидел в середине зала, где было еще примерно 150 человек, и медленно «закипал». Наконец, не выдержал и крикнул докладчику, что с его тезисами не согласен. До сих пор помню, как ГП «выстрелил» в меня своим пронзительным взглядом, от которого побежали мурашки. Он повернулся в мою сторону и неожиданно мягко спросил, в чем и почему я не согласен? На мои уверенные слова, что «вот придет рынок и все будет, как в любой цивилизованной стране», он не стал возражать, а сказал, что всё это мы подробно обсудим во время игры, и пожелал мне активно отстаивать свою позицию. Я был окрылен и с головой погрузился в игру. Игротехником группы был назначен (как выяснилось позже) опытный Николай Андрейченко. Он оказался на редкость интересным собеседником. А на общих заседаниях я выступал с докладами каждый день и постоянно чувствовал к себе внимание и поддержку ГП.

9 игровых дней пролетели как один миг. И когда я ехал домой, был уже твердо убежден, что мне посчастливилось познакомиться с величайшим (из всех, кого я знал) ученым современности. В Иркутске я собрал сотрудников лаборатории и торжественно объявил, что отныне работать будем по-другому и над другими проблемами. Встретив недоуменные взгляды друзей-коллег, стал восторженно рассказывать об игре. Однако чем дольше и обстоятельней говорил, тем прочнее вставала стена непонимания между мной и моими подчиненными. Еще несколько попыток проведения «методологического ликбеза» в лаборатории кончились тем, что все до одного сотрудника написали заявления о выходе из лаборатории. Я оказался «ротным без роты». Мои друзья от меня отвернулись и перестали даже здороваться, когда окончательно убедились, что я «для науки пропал».

Но даже это меня не «образумило». Я стал посещать иркутский методологический семинар, которым руководил Марк Меерович. Никогда раньше не читал философскую литературу, а тут появилась какая-то непреодолимая тяга к «затыканию брешей» в моем (как я уже понимал) не очень хорошем образовании. Стал запоем читать методологические тексты, отпечатанные на машинке, которые мне давал Марк. Был на вершине счастья, когда узнал, что в Иркутске намечается уже в ближайшее время Байкальская экологическая экспертиза в форме ОДИ, которую должны были проводить ученики ГП – С.В. Попов и П.Г. Щедровицкий. Все, что меня раньше интересовало, перестало занимать. Я просиживал за методологическими и философскими текстами, магнитофонными записями с разных игр чуть ли ни сутками.

Всё это, разумеется, не оставалось незамеченным, прежде всего, со стороны парторганизации. И хотя мой непосредственный начальник Г.И. Фильшин старался не форсировать события и даже разрешал ездить на очередные игры (за что я ему благодарен), тучи над моей головой постепенно сгущались. Когда же по нашей с Марком инициативе горисполком согласился обсудить Концепцию города Иркутска на оргдеятельностной игре (её провел в феврале 89 г. С.В. Попов), а она кончилась полным разгромом концепции, назревавший почти год конфликт с начальниками всех уровней стал неизбежным. В конце концов, на очередном партсобрании, где меня собирались в очередной раз «прорабатывать», я бросил на стол партбилет и ушел. Затем уволился из Отдела региональной экономики и, вообще, ушел (как я думал, навсегда) из науки. Даже с женой развелся, поскольку она тоже стала считать меня сумасшедшим. Но продолжал ездить на игры ГП (игротехником) и Попова («методологизированным экспертом»). Продолжал мучительно (и далеко не всегда успешно) осваивать методологические способы работы. Активно участвовал в местном методологическом семинаре, а также в подготовке целой серии игр, которую Сергей Валентинович провел в 1989–90 гг. в Иркутске и его окрестностях. Даже набрался наглости и провел сам (вместе Марком Мееровичем, Иваном Лисовым, Алексеем Ганом и другими иркутскими учениками ГП) игру по проблемам ЖКХ Иркутской области. Опыт оказался неудачным и больше я таких попыток не делал.

Теперь, оглядываясь на то «героическое время», я отчетливо осознаю, что не будь встречи с ГП в 1988 г., жизнь моя сложилась бы совершенно иначе. Скорее всего, я стал бы участвовать в социально-политических дрязгах. Может быть, полез бы в «депутаты местного разлива». Слава Богу (и ГП) – ничего такого со мной не случилось. Все эти последние годы я сожалел только об одном: слишком поздно я встретился с методологией. К сожалению, мне удалось побывать всего на трёх ОДИ, которыми руководил ГП: в Набережных Челнах, Паланге и Ташкенте. Мне посчастливилось участвовать в двух методологических съездах в Киеве. Я был лишь на одном семинаре Георгия Петровича в Москве. Участвовал в организации его трехдневных лекций в Иркутске и, разумеется, был на них. И всё! Я посчитал: виделся с ним всего 35 дней. Но как много уроков мне преподали эти дни! На каждой встрече я буквально физически ощущал, как он бережно поддерживал и направлял мои неуклюжие методологические потуги. Приведу лишь один, как мне кажется, показательный пример.

На втором съезде в Киеве я вызвался сделать доклад о различиях ОДИ, которые проводили ГП и Попов. И когда сообщество стало негодовать, слушая мои нелепые (как теперь я понимаю) ответы на вопросы (например, что рефлексия к тому, что я говорил о типах игр, не имеет отношения… и подобный «бред неофита»), Георгий Петрович, вопрошающих и негодующих остановив, поддержал меня (совершенно незаслуженно), сказав, что в моих словах есть определенный смысл. «А что касается роли рефлексии, так Юрий Михайлович с этим обязательно разберется», – улыбнулся в заключение ГП. И это – на фоне того, как он жестко обходился со своими во сто крат более квалифицированными учениками! «Петр – мой любимый сын, а Сергей Валентинович – любимый ученик, но задушил бы обоих своими руками за то, что они творят на играх!» – это тоже слова ГП, брошенные им в зал на съезде в Киеве. Теперь понимаю: чем ученик слабее, тем нежнее вел себя Учитель.

Я, конечно же, никогда не считал себя методологом: до такого уровня, увы, близко не дорос. Но ГП и методология, которую он с коллегами из ММК породил, радикальным образом изменили всю мою жизнь. Я теперь в принципе не боюсь выходить на любую аудиторию и обсуждать любые общественные проблемы, заведомо зная, что сильнее любого «научника» или начальника, а в любой аудитории не могу говорить без понятий и методологических схем. Даже стандартный финансовый менеджмент, который читаю студентам и слушателям системы дополнительного образования, стал у меня совсем нестандартным. И совсем другими глазами я стал смотреть и на науку, и на те реформы, которые то ли идут, то ли уже прошли по стране. Я смог успешно защитить докторскую диссертацию по финансам, в которой красной нитью проходят методологические идеи ММК. Я стал профессором кафедры финансов Байкальского университета экономики и права. Я горжусь, что моя книга «Проблемы и способы организации финансов» висит на сайте «Методология в России» рядом с работами Георгия Петровича. И всего этого не было бы, не случись той встречи с Учителем в Набережных Челнах.