О Г.П. Щедровицком впервые услыхал в 1974 г., случайно попав на семинар к Александру Буряку. Семинар меня впечатлил: запомнилось рисование схем, стремление к аккуратности, точности и последовательности при обсуждении неожиданных для меня вопросов…

Году в 80-м я познакомился с Заикой, который вскоре начал восторженно рассказывать об игре, на которой он только что побывал, и ее руководителе, удивительной и легендарной фигуре – Г.П. Щедровицком. Рассказ вызвал у меня критически-скептическое отношение, но чем-то заинтересовал и зацепил. Чуть позже я познакомился с Володей Воловиком, и хотя на игры не ездил, начал усиленно читать, обсуждая с ним, все доступные мне опубликованные работы ГП, а позднее и распечатки текстов, которые можно было достать в Харькове. Удивительно, но практически сразу я связал это с тем семинаром, на котором был восемь лет назад, и понял, что речь идёт об одном и том же человеке.

Хотя по образованию я физик-теоретик, на работе занимался техническими вопросами (расчётом импульсных электромагнитных процессов), что не отнимало много сил, но и не вызывало особого интереса. И тут мои интересы и устремления, лежащие за ее пределами, нашли совершенно новое воплощение. Сфера точной мысли значительно расширилась, в неё попадала, в частности, и область гуманитарных дисциплин. Я почувствовал, что открывается новые манящие перспективы: стало возможным строго размышлять о том, о чём раньше можно было только болтать. Вместе с тем, захватили грандиозные методологические проекты или, скорее, идея общей методологии – захотелось чувствовать себя «хозяином» в широких сферах мысли.

По-прежнему я переваривал всё это в спорах с Володей. Моё участие в семинарах в то время было эпизодическим. Мы пытались несколько раз организовать и свой семинар, но ни одна попытка не удалась.

Из того времени помню чью-то фразу, кажется, самого Георгия Петровича, что он – гениальный посредник между разумом и рассудком. Удивительно точно! Ничего подобного больше я никогда не встречал, а после встречи с ним мне стали доступны совершенно новые области мысли и культуры.

На игру я впервые попал лишь в 85-м году (ГП впервые увидел чуть раньше: он приезжал в Харьков и произвёл на меня впечатление очень сильного человека с мощным интеллектом и волей). Общее впечатление от нее: не так уж вокруг всё мрачно, раз могут происходить подобные вещи.

Примерно в то же время я познакомился с Верой Даниловой, и когда она переехала в Харьков, у нас, наконец-то, сложился эффективно действующий семинар. Вера умела и чётко структурировать обсуждение, подхватывая, а затем интерпретируя все существенные мысли.

С этого времени я начал ездить на игры и совещания. Основные области моих интересов: эксперименты и экспериментирование, образование, история науки и инженерии, эпистемология, история ММК.

Экспериментирование – тема первых моих докладов на играх и совещаниях. Именно тогда я впервые вошёл в «прямой контакт» с ГП и неожиданно для себя обнаружил, что, несмотря на видимую жёсткость и противодействие (докладывать было тяжело!..) он очень доброжелательный человек, готовый поддержать любые проблески мысли, что меня сильно стимулировало и поддерживало.

На семинаре, которым руководила Вера, я сделал цикл докладов об истории ММК, фактически пытаясь анализировать работы (в основном ГП) в их отношениях и связях друг с другом. Меня интересовало движение идей внутри ММК. Это был хороший способ уточнить и развернуть моё понимание методологии. Тогда же время мы начали анализировать историю инженерии с разных точек зрения, готовили работы, связанные с нашим пониманием экспериментирования, и участвовали в соответствующих играх. Часть тех результатов опубликована в сборнике по методологии инженерии (Обнинск, 1990 г.). Эти две линии – внутренняя (ММК) и внешняя история – дополняли и обогащали друг друга, здесь и родилось моё понимание «методологической пробирки».

Готовясь к докладам на нашем «внутреннем» семинаре, я обратил внимание на одну особенность СМД методологии (это и до меня видели многие): очень много начатого и незавершенного, отставленного. С другой стороны, многие бывшие участники семинара, уже выйдя из него, пытались продолжить одну из начатых линий. Но получалось что-то не то… Я посчитал, что такая незавершённость и постоянные сдвиги – важная особенность СМД методологии. Сложившееся тогда представление о неосвоенном богатстве сохранилось у меня поныне.

Со временем наш семинар сжался до трёх человек (Данилова, Воловик и я). Фактически это был уже не семинар, а группа вместе работающих друзей, понимающих друг друга. Мы провели две игры (по реформе образования, по организации клубной работы) и интенсивный блок методологической подготовки менеджеров. Именно в это время я набрался наглости и стал считать себя методологом.

Затем у нас появилась ещё одна область интересов – герменевтика и организация понимания, «удовлетворяя» которые, мы выступали с докладами на семинарах и совещаниях у Г.И. Богина (в Калинине) и В.П. Литвинова (в Пятигорске).

К началу 90-х в методологическом движении – не в методологии – наметился кризис (так мне казалась). Причаливать к одной из методологических групп не хотелось, я эпизодически участвовал в разных играх и последней, если память не изменяет, была игра А.П. Буряка (1990 г.) в Архангельске. У нас же троих сил для содержательного продвижения в своей работе, как выяснилось, недостаточно.

Мне показалось перспективным разрабатывать субъективную эпистемологию. И хотя не собирался порывать с методологией, получилось, что я начал осваивать новую для себя профессию – психологию (рядом работали психологи…), причем не как теоретик, а практик, и это мне было интересно! Стал заниматься индивидуальным и организационным консультированием, вести (вроде бы успешно) группы. Не знаю, применяю ли я в своей работе методологию: я не могу ее применять или не применять – она отпечатывается на всём, чем занимаешься. Скорее методология «применяет» нас.

В последнее годы с удовольствием участвовал в нескольких «игроподобных» мероприятий. Одно – «уличное» телевидение в фазе развёртывания проекта (связанного с выборами), в котором я проводил отбор и подготовку ведущих сессии для харьковского региона, придумывал и отрабатывал новые модели сессий. Как эксперт участвовал в проектном семинаре А.П. Буряка.

Но чего-то важного не хватало, и три года назад в Харькове мы организовали новый семинар (учредители – В. Проскурнин, Я. Пундик, А. Шило). Он задумывался не как методологический, скорее как общекультурный. Тема и форма проведения определяются докладчиком. Я делал доклады, разбирая интересующие меня работы: самому без семинара это делать тяжело. Невольно начал проводить параллели с методологией, вспомнил старые незаконченные работы; по-видимому, и сам подход к анализу материала растёт у меня из того же корня. В результате захотелось вернуться к тому, что недоделано…

Своё понимание нынешнего состояния методологии я докладывал на семинаре у П.Г. Щедровицкого, публиковал на сайте, посвящённом Чтениям памяти Г.П. Щедровицкого. По-видимому, есть кризис, будущее – неясно, предсказывать не берусь. Обнадёживает, что есть немало людей, которым будущее методологии небезразлично.

И сохранилось ощущение интеллектуального богатства, которое очень не хочется терять – его ещё предстоит освоить.