Вхождение в методологическое сообщество было у меня не вполне обычным, то есть не через игру, семинар или тексты. Вначале мне предложили включиться в деятельность клуба культуры делового общения, был у нас такой в конце 80-х в Одессе. Там я впервые услышал про игротехнику как «способ всегда быть на шаг впереди собеседника». Ну, что ещё нужно было молодому амбициозному одесситу, который писал в ту пору кандидатскую диссертацию по педагогике и работал в университете? Однако вскоре в клуб пришёл мой будущий, несмотря на большую разницу в возрасте, друг, наставник и просто замечательный человек Пётр Петрович Мамонтов. Узнав, что я пишу диссертацию по педагогике, он улыбнулся, пригласил к себе домой и дал почитать книгу со словами: «Если появятся вопросы, приходи». Вопросы, у меня, считавшегося вполне талантливым и эрудированным, может быть и были бы…Однако, прочитав дома первые два абзаца, я понял, что хоть слова и знакомые, но что именно говорится в них – напрочь не проникает в сознание. Смех смехом, но чем больше я читал, тем меньше понимал, на каком языке книга написана. А была она, что методологам понятно без объяснений, «Педагогика и логика». Тот самый спасённый экземпляр – отксеренный, исчёрканный и зачитанный.

Вот так всё и началось. Понятно, что после наших многочисленных домашних семинаров у Петра Петровича и его рассказов о ГП, методологии, разных вариантах системного подхода, так же как и о коммунальной стороне истории и развития ММК, я перешёл из клуба в методологический кружок, который в Одессе вел Николай Андрейченко. Тут же начал участвовать в первых играх в различных городских учреждениях, семинарах и встречах. Но главное событие произошло, конечно же, когда в Одесский университет провести игру по проблемам высшего образования приехал ГП. Я был на разных играх, слышал многих талантливых ораторов, но впечатление от первой встречи в актовом зале было несравненным.

Льщу себя надеждой, что интерес был обоюдным. Георгий Петрович заметил меня и на выступлениях, и в личных разговорах, предложив перейти в игротехнический состав. Но, поскольку в этой игре участвовали члены клуба культуры делового общения, я не смог нарушить корпоративную этику. Впоследствии сформировались иные представления о корпоративности, да и вообще изменилось и мировоззрение, и представления об истинности и ложности. Мне трудно перечислить, что именно меняется у человека, который всерьёз ищет истину, увлекается логикой, философией, метафизикой и попадает в методологическое сообщество. Проще сказать, что осталось неизменным – характер и настойчивость в движении к настоящему.

Я ездил на игры, работал игротехником в группах, в группе «методологического прорыва» на КАМАЗе при построении понятия «сфера», участвовал в семинарах в СНИО в Москве, в съездах и конференциях, в играх других методологов.

Думаю, что степень моей включённости в методологическое сообщество гораздо больше непосредственного физического присутствия на различных мероприятиях ОДИ и кружка. В 89-м я организовал свой клуб, придав ему характер методологической рефлексии над игротехническим движением. В него входили действующие одесские игротехники, которые, к сожалению или счастью, не имели возможности непосредственно общаться с ГП и о методологии знали со слов их руководителей, которые создавали собственные варианты того, что они называли игрой.

С большим удовольствием и воодушевлением я приехал на первый методологический съезд в Киеве. Однако то, что там происходило, меня во многом разочаровало. Несколько моих старых приятелей по прежним играм обсуждали в кулуарах «унифицированность» большей части методологов в плане заштампованности речи и отсутствии мышления. Из-за их непомерного желания повторять или имитировать манеру говорения ГП и попыток заменить плохой памятью плохую русскую речь мы их называли – «волнистые попугайчики». Не понравилось и многое из того, что говорилось по содержанию. Например, показалось невероятно искусственным создание оппозиции «сознание – мыследеятельность». Вопрос «есть ли у Зинченко сознание или он только кусок МД?» до сих пор вызывает у меня и моих друзей истерический смех.

На третий съезд я не поехал, но отправил Георгию Петровичу пространное письмо с указанием причин и анализом ситуации в движении. Там же достаточно точно, как показали прошедшие годы, спрогнозировал дальнейшую судьбу и самого движения, и некоторых его представителей. Обидно, что не ошибся. Копия письма хранится в архиве П.П. Мамонтова.

Что касается корпуса методологических представлений и игротехнических навыков и умений, то… в 93-м году я защитил кандидатскую диссертацию по психологии. Без всякого сомнения, вне СМД методологии, без «оплодотворенного» ею мышления и поставленной рефлексии, мне никогда не удалось бы произвести такой синтез различных психологических школ и разработать рядовое понятие в качестве категории (темой диссертации была «Переживание как категория общей психологии»). А сама защита с неоднозначно настроенными членами Совета была бы попросту невозможной, не имей я игротехнической практики. Для коллег понятно, что три часа защиты я фактически построил как работу с группой. В конце этой процедуры при тайном голосовании не было ни одного голоса «против». Всецело считаю это заслугой игротехники как таковой и, конечно же, моего освоения её в частности. (Не могу не хихикнуть.)

В курсе лекций для студентов психфака я в течение восьми лет читал спецкурс «Основы методологии мышления и деятельности». Были и другие факультативы и спецкурсы, в той или иной мере связанные с СМД подходом. По крайней мере, могу честно и гордо сказать, что за 15 лет преподавания фамилию Щедровицкий, как и основные работы Георгия Петровича, знали все студенты университета.

Сегодня мой социальный статус вполне методологичен – я независимый управленческий консультант, провожу управленческое консультирование в рамках всё тех же представлений, которые сам уже отрабатывал вне игровой практики и участия в съездах и Чтениях памяти ГП, веду индивидуальный приём клиентов в качестве психолога, читаю лекции, веду программы по ТВ и радио.

В заключение подчеркну: при всей сложности моего отношения с Движением и очень бурных спорах (а иногда до конфликтов) с ГП, я считаю бесспорными три вещи:

• Г.П. Щедровицкий – гениальный пассионарный мыслитель, выдающийся просветитель ХХ века;
• в социальном плане и в историческом масштабе игротехническое движение было уникальным;
• все, кто по настоящему, то есть не только «через голову», но и «через сердце» протянул всё, что связано с ГП и методологическим движением, получил реальное наполнение понятия «личностный смысл».

И если сегодня я независим от колебаний линии партии и правительства, от колебания курса доллара и макроэкономических потрясений, не боюсь остаться без работы, то в этом всецело заслуга того, чему я научился на семинарах, играх, в личном общении с Георгием Петровичем. И, как я сказал ему, прощаясь, «…преемник отличается от наследника тем, что первый наследует дух, а второй – тумбочку с наработками». С этим и живу.