Я родился и вырос в Ленинграде, в обычной советской семье: мама – медсестра, папа – инженер, он приехал из Вологды поступать в институт, закончил, распределился, так семья здесь и осталась.

Одно из первых воспоминаний «в тему» – тайное чтение Маркса, Энгельса и Ленина. Восстановить всю цепочку – как это случилось – сложно, но факт есть факт: к 8-му классу всеми правдами и неправдами я осилил «Манифест компартии», «Тезисы о Фейербахе», «Анти-Дюринг», «Материализм и эмпириокритицизм», начало «Капитала». Осилил – разумеется, сильно сказано. Что мог понять там обычный школьник, которому не с кем об этом было поговорить? Да и сам факт чтения такой литературы приходилось скрывать. Философия иначе как по разряду «болтология» в семейных кругах не проходила. Тем не менее: «мир познаваем, но никогда не познаем до конца», «электрон также неисчерпаем, как и атом», «Д – Т – Д’», «познать мир vs изменить мир» впервые – оттуда. (я к сожалению не читала вышеуказанных авторов, поэтому не могу понять, все ли здесь верно? особенно насчет ДДТ и vs…)

Питерский «Военмех» начала 80-х. Основы моего технического образования были заложены там; в общем, его и сейчас достаточно, чтобы общаться с самыми разными технарями и производственниками. Еще более важным был «дух» – дух советской инженерной школы, школы победителей – ракетный щит, космос. Всемогущество технической мысли специально даже не пропагандировалось, оно просто витало повсюду. «Нам нет преград…» Наряду с сильной технической школой – странная смесь пренебрежения и беспомощности в отношении гуманитарных наук.

Первая из «прокатившихся» по мне «интеллектуальных машин», оставившая неизгладимый след – ТРИЗ. К концу 80-х питерская школа Теории Решения Изобретательских Задач была на самом пике. Все основные свершения уже были позади, мэтры вкушали заслуженную славу и почет. Занятия университета ТРИЗ собирали до ста человек. Я слушал и общался практически со всеми корифеями – Митрофанов, Литвин, Злотин, Герасимов, Фейгенсон, Викентьев. Кроме собственного содержания, важнейшее для меня значение имела этическая норма ТРИЗ: «Творцом может стать каждый». Она до сих пор мне ближе, нежели элитарные установки методологии.

Воспоминание тех лет: еду в троллейбусе, размышляю о пользе от обучения. «Если ТРИЗ учит делать изобретения «на заказ», то сделай его сейчас. Прямо сейчас!» Взгляд упал на проезжавший рядом автомобиль. «Так, колесо. Берем принцип динамизации…» И ведь сделал! Простенькое, наверняка уже известное – но по заказу (читай – по методу), полезное и красивое.

Пик перестроечных лет – 92-93 годы – я пролежал с тяжелой травмой, «без отрыва» от больничной койки. Нет худа без добра – остался жив в те буйные годы и освоил «Экономический образ мышления». Многие читали эту замечательную книгу П.Хейне, но, думаю, мало кто мог позволить себе не спеша прорабатывать по главе в неделю, решать все задачи, да еще и обсуждать со старшим учителем. Таковым для меня был А.П. Ляликов – изобретатель, педагог, философ, раз в неделю навещавший меня и даривший общение. 23 главы, 23 недели.

После такой подготовки не составило труда переквалифицироваться. Освоившись после травмы, я в феврале 94-го уже работал финансовым директором в совместном предприятии, а через полгода попал в орбиту предпринимательской деятельности участников методологического сообщества. Первые работы по оценке стоимости бизнеса и расчету инвестиционных эффектов сделаны именно тогда. Вот так – через редкую для того времени квалификацию – я попал в «питерскую» ветвь сообщества, в те годы разворачивавшую свою активность на базе философского факультета Санкт-Петербургского университета в форме отделения конфликтологии. Это широко известные в сообществе имена: Р. Шайхутдинов, И. Постоленко, Ф. Александров. Именно благодаря этим людям я впервые узнал о Г.П. Щедровицком, послушал лекции П.Г. Щедровицкого, начал ездить на Чтения.

Как мне представляется, сообщество тогда для зачерпывания нового материала «пошло в массы».  Объективно – благодаря становлению нового поколения методологов с лидерскими амбициями, и субъективно – в силу ухода Георгия Петровича. Мне, к сожалению, не довелось его лично увидеть и услышать.

Характерное воспоминание. Середина 90-х. Петр Щедровицкий читает лекции на философском факультете Санкт-Петербургского университета. Устав от моих вопросов, он задает свой: «Когда же ты мыслить-то начнешь?» Ответ выскочил сам собой: «Да тОпко, Петр! Не опереться». Недоверие к мышлению – чужому, своему – доминанта «доисторического» периода. Вот понимание – это да! Пока я не могу выявить, откуда этот примат понимания над мышлением в моей доистории. Факт налицо – существовал какой-то внутренний запрет на самостоятельное мышление и действие на его основе – в ожидании какого-то «полного понимания». Действие же без такого понимания представлялось этически недопустимым и – в глубине души – недопустимо опасным. С другой стороны, не устраивало и «понимание до конца» – тогда мир становился невообразимо скучным. Планка вновь сдвигалась. В полной мере этот цикл развернулся на играх серии «Гуманитарные технологии». Они так и прошли для меня: в отчаянных попытках понять, разрешить себе действие – и разрушить понимание. Хотя сражение было скорее трагикомичным – стандартно подкованный технарь «с креативом» против гуманитарного фронтира. Я почти не помню даты, названия игр, темы выступлений. Все слилось в некий единый фон, сплющилось – видимо, именно вследствие этих попыток связать все воедино, свести и вывести.

Деятельностный слой жизни в доистории существовал отдельно. С конца 90-х, выйдя в «свободное плавание», я поработал изобретателем, выпускал заводскую многотиражку, возглавлял инжиниринговый центр при «Военмехе», проводил семинары по управлению и экономике, исследовал инновационную деятельность, консультировал, руководил проектами развития в разных корпорациях. С 2003 г. начал проводить игры («игры по делу», как я их называю), все более и более «оргдеятельностного типа». За последние годы по мне проехалась еще одна «машинка» – школа тренеров-инструкторов практической психологии адлерианского толка. Для невстроенного ни в какую систему субъекта – грех жаловаться на судьбу, карьеру и заработки.

2006-й оказался во многом поворотным. Осознана и принята простая мысль: понимая, мы понимаем результаты чужого мышления. Т.е. в любом случае опираемся на его (мышления) результаты – свои или чужие. И глубина освоения мира этим мышлением – не более булавочного укола, шахта «Распадская» по отношению к толще земной коры. Не страшно. И радостно, что скучно не будет.

Сфера интересов: инновации и игра, интеграция процессов и превращенная форма. Одной из своих практических задач на ближайший период ставлю «рекультивацию» ТРИЗ и ее переосмысление с использованием методологического аппарата.